Страница 61 из 77
Дивизия Буняченко прибыла на фронт недалеко от Франкфурта на Одере и была введена в состав 9-й немецкой армии. Генерал Буссе, командующий армией, сначала оставил дивизию на второй линии, а 6 апреля приказал Буняченко подготовить дивизию к наступлению на советское предмостное укрепление и ликвидировать его. Буняченко отказался принять приказ, сославшись на то, что его прямым начальником, приказы которого он исполняет, является генерал Власов, и к тому же дивизия ждет прихода других войск РОА — Вторую дивизию, Запасную бригаду генерала Койды и Офицерскую школу генерала Меандрова. Помимо этого, генерал Власов обещал перед началом операций приехать в дивизию. Буссе был возмущен отговорками Буняченко, но делать было нечего.
Узнав о получении дивизией приказа о наступлении, солдаты и офицеры стали спрашивать, где их Главнокомандующий и почему ими командует и дает приказы немецкий генерал, а не генерал Власов. Наконец приехал в дивизию Власов и подтвердил приказ генерала Буссе. Буняченко подчинился приказу и стал готовить дивизию к наступлению, изучил местность, обстановку и составил план наступления. Через два дня Власов покинул дивизию и уехал в Карлсбад. Буняченко как будто смирился и взялся за выполнение приказа Буссе, но эта задача стояла ему поперек горла. Дело в том, что советское предмостное укрепление расположено было на немецком левом берегу Одера, в самом отдаленном месте дуги, которую делает в этом месте река. Ввести дивизию целиком в бой нельзя, фронт слишком узок, а посылать ее по частям — гибельно. Кроме того, между предмостным укреплением и наступающими частями река залила водой при половодье по всей линии фронта пространство в два километра шириной и два метра глубиной, через которое наступающие должны пройти. Хуже всего было то, что наступающие одновременно попадали под фронтальный и фланговый (обоих флангов) огонь противника при условии полной невозможности маневрирования. Буняченко было над чем призадуматься. Дивизия посылалась на истребление. Нужно заметить, что перед этим немцы сами несколько раз пытались ликвидировать это предмостное укрепление и не смогли.
11 апреля Буняченко дал приказ начать артиллерийскую подготовку и вслед за этим двумя назначенными полками начать наступление. И опасения Буняченко сбылись; местность заболочена и ровна, как на ладони, а пулеметный и минометный огонь противника уничтожающ. Наступление захлебнулось. Каждая новая попытка развить наступление вызывала новый шквал советского огня. Видя бесцельное истребление людей, Буняченко дал приказ полкам отступить и выйти из-под советского огня. Генерал Буссе пришел в ярость и потребовал немедленно начать наступление.
Но прежде чем принять решение, Буняченко собрал командиров полков на совещание, и все высказались за отказ снова повести бессмысленное наступление, тем более что эта задача не имеет ничего общего с той идеей, из-за которой они взяли в руки оружие. Буняченко довел решение командиров полков до сведения Буссе. Буссе потребовал Буняченко к себе. Буняченко под предлогом болезни не явился. Взбешенный Буссе пригрозил расстрелом самого Власова и Буняченко. Буняченко, со своей стороны, пригрозил Буссе, что если с генералом Власовым что-нибудь случится, то он за последствия не отвечает, и одновременно сказал, что он со своей дивизией тронется на юг и просит распорядиться его не трогать. Однако Буссе приказал не отпускать дивизии снаряжения, питания, бензина и фуража, но Буняченко предупредил Буссе не принуждать его прибегнуть к мерам самоснабжения, и снабжение дивизии было продолжено. Тут нужно упомянуть о том, что на одном из переходов дивизии Буняченко на юг в нее влился полк полковника Сахарова, и дивизия возросла до двадцати тысяч прекрасно вооруженных бойцов, что заставляло с собою считаться.
Спрашивается, можно ли в этом возникшем между Буссе и Буняченко скандале винить кого-либо из них? Ведь каждый из них на своем посту был прав в своих требованиях. На фронте в самое тяжелое время в распоряжение Буссе назначают дивизию, а она отказывается от исполнения его приказов. По законам любой страны такого командира дивизии предают военно-полевому суду и расстреливают. Но что было делать Буняченко, когда и он сам, и его люди вошли в состав дивизии РОА во имя идеи освобождения своей родины от диктатуры коммунистов? Глава правительства обещает КОНРу и тем самым всем примкнувшим к нему участникам целый ряд прав и преимуществ, и вдруг все обещанное и данное игнорируется и обманным способом, заманив 20 000 человек под ружье, превращает их в обыкновенное пушечное мясо, да еще от них требуется безоговорочное повиновение. Тут поневоле поставишь свою жизнь на карту, что Буняченко и сделал. И если Буссе и другие военачальники, имевшие отношение к Первой дивизии РОА, не расстреляли Буняченко, то только потому что в этой обстановке Буняченко в долгу не остался бы, и неизвестно еще, кто бы кого расстрелял. В этом трагическом деле виноваты те, для которых честь и обещание являлись пустым звуком. Эти люди во всей их практике считались только с голой силой и на этот раз просчитались.
15 апреля с наступлением темноты Буняченко дал дивизии приказ с соблюдением мер осторожности и выставив походное охранение, форсированным маршем двинуться на юг. В обстановке угроз и опасностей состав дивизии подтянулся и точно священнодействовал, выполняя приказания своего командира. По пути маршрута встречные немецкие части дивизии не трогали, а с местным гражданским населением дивизия была предупредительна. Через два дня, проделав больше ста километров, дивизия стала на отдых в местечке Клеттвиц.
На следующее утро в штаб дивизии прибыли несколько офицеров из штаба командующего группой «Север», генерала Вейса с приказом командующего Буняченко занять позицию на новом участке фронта.
Буняченко принял их, пригласил и своих штабных офицеров и обратился к приезжим с обстоятельной и обвинительной речью. Он перечислил им обманы, издевательства и над Власовым и над всеми русскими, которые честно протянули руку для совместной борьбы, а их правительство издевалось и насмехалось над ними, стараясь закабалить их родину их же руками. Гиммлер сам пригласил Власова и разрешил ему развернуть Освободительное движение, а когда у него оказались 40 000 человек под ружьем, решил использовать их в своих целях, как пушечное мясо. «Поймите, что ваш фюрер вас уже погубил и дальнейшие ваши жертвы напрасны, а у нас есть своя задача, свой долг перед нашей родиной, и теперь мы пойдем своим путем. Приказа генерала Вейса не принимаю и прошу его вернуть генералу», — сказал он. На прощание Буняченко предупредил приезжих не трогать наших людей, пребывающих у них в плену, не трогать Власова, чтобы не вызвать лишнего кровопролития, и с этими словами покинул помещение. Делегацию провожал полковник Николаев. Один из приезжих смущенно сказал ему, что если ваш командир и дальше не будет повиноваться, то он будет расстрелян. Когда Николаев передал эти слова Буняченко, тот спокойно сказал: пока Первая дивизия цела, не беспокойтесь.
На следующий день вечером дивизия, пополнив свои запасы из местных складов, выступила в поход и, проделав за два дня 120 километров, 23 апреля остановилась на отдых недалеко от Дрездена. Это был Средний участок фронта, район генерал-фельдмаршала Шернера. Фельдмаршал, человек экспансивный, решительный и строгий, был уже информирован о Первой дивизии РОА и с ее появлением в его районе послал своего офицера к Буняченко с приказом выйти на фронт и занять позицию. В ответ на это Буняченко обратился к нему с письменной просьбой дать ему разрешение двинуться дальше на юг. Разрешения не последовало, но дивизия двинулась на юг и с хитростью Буняченко переправилась через уже заминированный мост через Эльбу и в районе Ноеберг-Баденбах остановилась. У нее кончились все запасы, дальше двигаться она не могла. На следующий день фельдмаршал Шернер заявил, что он приедет к Буняченко в штаб, но вместо него приехал его начальник штаба. Перед этим были посланы две эсэсовские дивизии для разоружения Первой дивизии, но Буняченко ловко вышел из их окружения и добрался до Ноеберг-Баденбаха.