Следствие ведет Россана

— Повторяю вам, будьте спокойны… Во всяком случае… да-да, прекрасно понимаю… да, конечно, но повторяю: мы, как всегда, сами примем все необходимые меры…

Несколько секунд он помолчал, но раздраженное выражение не сходило с его лица.

— Господин директор, — вновь заговорил отец, — полиция ведь не виновата, что эти люди выбрали вас в качестве посредника. Бесполезно обвинять нас, словно мы… Что, как вы говорите? Ну это я вам не могу сказать, но обещаю… Да-да, обязательно. До свидания!

Он поглядел на Россану, будто только сейчас увидел, потом, сделав над собой усилие, улыбнулся. Эта добрая улыбка разгладила на его лице морщины — следы усталости.

— Привет, доченька.

— Здравствуй, родитель. Какие новости?

— Вот только что звонил твой неугомонный директор. Между прочим, он порядочный зануда. Только ты, пожалуйста, ему этого не передавай.

— Я тоже считаю, и тоже между прочим, что он зануда, однако, надеюсь, это останется между нами.

Оба одновременно рассмеялись.

— Похитители требуют еще полмиллиона долларов, причем наличными и немедленно, иначе они не отдадут старика. И на сей раз настаивают, чтобы деньги передал лично адвокат Алесси. Кстати, позвоним и скажем ему об этом.

Ошарашенная новостью Россана смотрела, как отец набирает номер, и думала о том, что же будет после этого нового требования. До сих пор похитители вели себя как опытные профессионалы, взять хотя бы выдумку с вертолетом. Но что касается суммы выкупа — их поведение поистине необъяснимо: сначала полмиллиона, потом миллион, теперь еще полмиллиона. В чем дело?

— Его нет, — сказал комиссар, вешая трубку.

— Папа, ты думаешь, он заплатит?

— Кто, американский братец? Ну, кто теперь может гарантировать, что за вторым требованием не последует третье и так далее? Он ведь может сказать «хватит», понимаешь?

— И что же тогда?

На лице у комиссара отобразилось нетерпение, и он вновь забарабанил пальцами по столу.

— А я откуда знаю? Они могут отпустить старика, могут снизить сумму выкупа, или продолжать настаивать, или вообще совсем замолчать, а могут и убить его… Кто знает?

Вновь опасность, что старому Пьеро грозит гибель! Россана нахмурилась: ее душила бессильная ярость, захотелось что-то разбить, сломать. Вот они все тут, глядите: американский братец, его сыщик, его адвокат, директор школы, полиция, сама она, Фабрицио, Руджеро и множество других — целая компания беспомощных идиотов, — они не способны разыскать старика, ни на что не годны, кроме как ждать, терпеть вымогательство, выбрасывать на ветер миллионы…

Она так погрузилась в свои печальные мысли, что не сразу поняла, что за странные звуки доносятся до нее с другой стороны стола. Удивленно подняв глаза, Россана увидела, что отец смеется; ей пришлось подождать, пока пройдет этот приступ веселья.

— С чего это ты? — спросила она сквозь зубы.

— Да я вспомнил об этом бедняге твоем директоре, — задыхаясь от смеха, проговорил комиссар, и Россана невольно улыбнулась: действительно, в Орацио Мартини, таком важном, величественном и так сильно напуганном, было что-то комическое.

— Он жалуется, — продолжал комиссар, вытирая выступившие слезы, — что они каждый раз звонят ему, как только у него выдается редкая спокойная минутка. «Понимаете, комиссар, не тогда, когда у меня в кабинете толпится народ или когда я хожу по школе. Нет, какое там! Впервые они позвонили мне домой, как раз когда я садился ужинать — это у меня единственная спокойная минута за весь день. А потом стали звонить сюда, в школу, и всякий раз когда хоть изредка удается побыть в одиночестве, чтобы обдумать тысячу заботящих меня дел». И знаешь, все это таким жалобным голосом, так смиренно…

Заглянувшему в кабинет дежурному представилась необычная картина: комиссар и его дочь дружно хохотали, чуть не валясь от смеха на стол.

14

Не переставая терзать то немногое, что еще осталось от его обкусанных ногтей, Микеле вновь перечитал короткое письмецо, которое держал в руках. Приятный, очень разборчивый почерк. Жаль только, что содержание письма не было таким же ясным. Он не знал, что и думать об этом письме, а ему хотелось составить определенное, четкое мнение перед разговором с Россаной.

Микеле боялся ударить в грязь лицом перед этой девочкой, более того, он стал даже опасаться, уж не втюрился ли он в нее, и жалел, что не смог с самого начала участвовать вместе с нею в расследовании. И вот теперь это письмо, тончайшая папиросная бумага для авиапочты — она у него в руках, это его козырь. Он вновь перечел письмо. Оно было написано в серьезном и ласковом тоне. Тетя Мария сообщала, что в Бостоне в телефонном справочнике не значится никакого Джардины, нет в городе и никакой торговой фирмы или компании, которая бы носила это имя. Для очистки совести она даже позвонила в итальянское консульство — там действительно знают одно семейство Джардина, приехавшее с Сицилии приблизительно в 1955 году. Этим эмигрантам, как видно, не повезло в Америке. Живут они в бедном квартале, у них даже нет телефона. «Куда уж им заплатить такой выкуп!» — Подумал Микеле, вертя в руках письмо. Это, конечно, были не те, кого они искали. Несколько секунд он продолжал грызть свои ногти, потом стал набирать номер Россаны.

— Тебя какой-то Микеле, — позвала синьора Да Валле, протягивая трубку.

Россана, ползавшая по ковру в гостиной с маленьким Джорджо на спине, сделала вид, что встает на дыбы, и заржала. Ребенок, свалившись с «лошадки», заливаясь смехом, упал на ковер, но, увидев, что Россана вышла в коридор, начал хныкать, не обращая внимания на мать, которая звала его к себе на диван.

— Привет, симулянт! — весело поздоровалась Россана. Она думала, что Микеле звонит ей без дела, но с первых же его слов вся обратилась в слух. — Ну-ка прочитай мне это письмо! — громко приказала она, и ее мать, уже принявшаяся за штопку носков, только покачала головой.

Один бог знает, что вытворяет в последние дни эта девчонка. Может, лучше и не знать этого — так, по крайней мере, спокойнее жить.

— Черт возьми! — только и сказала Россана, когда Микеле кончил читать письмо.

— По-моему, это доказывает, что брат дядюшки Пьеро в самом деле какой-то темный тип, которому есть что скрывать. Подумай сама, его никто не знает, фамилии его нет даже в телефонной книге… Ясное дело, это наверняка подозрительная личность… Ты согласна? — закончил Микеле, сбитый с толку долгим молчанием Россаны.

— Что ты сказал?

— Да нет, я не знаю… Но если о нем никто не слышал даже в итальянском консульстве, значит, он… Разве не так?

— Нет, — сухо сказала Россана, удивляясь про себя, как это малыш Микеле так долго ходит вокруг да около и все еще ничего не понял. — Нет, дело обстоит совсем не так: брат дядюшки Пьеро вовсе не гангстер, как вы думали. Он никто.

— Никто?

— Ну да, никто. Его просто не существует и никогда не существовало, его выдумали, а мы, как идиоты, все этому поверили.

Микеле сглотнул слюну и, вместо того чтобы спросить, как, когда, где, почему, опять будто что-то проглотил. Мысль о том, что это действительно именно так, его просто убивала. Ну как же он мог до этого не додуматься сам?

— Микеле!

— А?

— Ты не знаешь, где сейчас Фабрицио и Руджеро?

— Наверно… наверно, дома. Они сегодня собирались вместе делать уроки.

— Микеле!

— Что?

— У кого из них?

— Ах да, извини, ты совершенно права. Кажется… у Руджеро.

Россана все еще продолжала смеяться, когда Руджеро снял трубку. Голос у него был скучный, усталый, раздраженный: не иначе как Руджеро и в самом деле занимался.

— Это я, Россана.

— Привет, красавица! — сразу оживился мальчик, и тут ему преподали урок краткости и точности: Россана уложилась в двадцать секунд, сумев все рассказать без единого лишнего слова.

Последовала короткая пауза — время, необходимое, чтобы переварить такое потрясающее известие.