Следствием установлено…

— Вранье, все вранье. Напраслину на него возводят. Какой он пьяница? Ну, может, выпил раз… два, а они и рады наговорить.

— Возможно. Потом он на ремонтный попал, и там всего месяц проработал.

— Знаю про то. Ребята ящики в раздевалке обчистили, а на него свалили. Он и ушел, не захотел с такими товарищами работать.

— А потом?

— Еще где-то работал, без работы не сидел.

— Вы уверены, что он действительно работал?

— А как же. Каждый день на работу уходил, деньги у него бывали.

— Ах, так! — Вершинин начал терять терпение. — На работу уходил, деньги у него бывали, а известно ли вам, что он самым бессовестным образом обчистил своих товарищей по цеху? Его уволили и из жалости материалы в товарищеский суд направили. Потом он еще в трех местах работал, а в общей сложности за год набрал месяцев пять-шесть стажа. На чьих же харчах он сидел?

— На твоих что ли? — взвилась мамаша. — На своих сидел, работал все время. Неведомо мне, что там написано. Наговор все, и вы тем же занимаетесь. Вы преступников искать должны, которые его жизни решили, а не грязью имечко его бедное поливать, — Шестакова уткнулась лицом в ладони, костлявые плечи ее затряслись от рыданий. — Я к прокурору жаловаться пойду, — закричала она сквозь слезы. — Погубителей искать надо, а вы чем занимаетесь? Я пойду, я докажу на вас.

— Успокойтесь, пожалуйста, Пелагея Дмитриевна. Обидеть вас я не хотел. Поймите, я так же, как и вы, заинтересован в поимке убийцы, но для этого мне надо больше знать о вашем сыне: его привычках, друзьях, образе жизни. Иначе убийцу найти трудно. Вы обязаны мне помочь, рассказать откровенно, а вы принимаете мои вопросы в штыки. Я правду говорю.

— Правду, правду. Знаю я вашу правду. Будь у меня большой заступник, убийцу давно нашли бы и меня так не забижали бы. А то, кто я есть — нищая! — Она снова заплакала.

Вершинин вытер со лба пот.

«Вот поговори с ней, — с досадой подумал он. — Вместо пользы сплошная нервотрепка».

— Знаете, ведь знаете, кто мово Васеньку убил, — опять закричала Шестакова, — а не трогаете, боитесь.

— Не понимаю, о чем вы, — удивился Вершинин.

— Понимаете. Не хуже меня понимаете. Клавки — кладовщицы с овощной базы сын Витька убил, да она покрыла, сунула, сколько надо, вот и не найдете.

— Вы что, меня имеете в виду? — покраснел Вячеслав.

— Тебя, не тебя, почем я знаю, а ходит он на свободе, а мой-то в могилке лежит.

— Выбирайте выражения, а то… — начал было с угрозой Вершинин, но тут же спохватился, заставил себя успокоиться и спросил:

— Какой Витька? Какой Клавки? Кто вам рассказал?

— Вам надо знать, какой, и не от меня, а от других. Бабка у нас одна на поселке живет, по фамилии Бруткина. Вот повстречала она меня вчера и рассказала, как Клавкин Витька пьяный еще раньше хвастал, что сделает он моему сынку. Потом, когда Васеньку убили, Витька сказал: «Ханыга получил за дело. За мной не заржавеет». Вся улица знает, а вы в стороне.

— Действительно не знаем, — признался Вершинин, — чего не знаем, того не знаем.

Минуту он колебался, а затем набрал номер телефона Стрельникова. Виктор отозвался сразу.

— Пока ничего, старина, — не дожидаясь вопроса, сказал он.

— Витя, сейчас же подъезжай сам или подошли кого-нибудь к дому Шестакова.

— Что случилось?

— Не по телефону. Минут через десять я буду там с его матерью, она сейчас у меня.

— Добро. Я тоже немедленно выезжаю.

Бабка Бруткина оказалась согнутой в дугу старушенцией с крупной родинкой на переносице, из которой, словно кошачьи усы, торчали длинные седые волосы. Незнакомого гостя она рассматривала хмуро, исподлобья. Едва Вершинин завязал разговор, в дверь резко постучались и на пороге появился Стрельников. Вершинин поблагодарил его взглядом за быстрый приезд и пригласил подойти поближе. Виктор с любопытством разглядывал убогую обстановку комнаты. При виде второго посетителя бабка боязливо забилась в угол.

— Товарищ из милиции, — пояснил ей Вячеслав, успевший представиться хозяйке.

— Што мне милиция, — прошамкала та, показав единственный желтый клык. — Мы люди честные, бояться нам нечего.

Однако вид ее говорил совсем о противоположном.

— Вы, бабуся, Клавку-кладовщицу знаете? — спросил Вершинин, — опасливо присаживаясь на скрипучий стул.

— Клавку-то? Глухову? Кто ее не знает. Все знают.

— Хороший, наверно, Глухова, человек?

— Мне-то откель знать. Человек как человек, плохого про нее не слышала, хорошего не ведаю.

— А Витька, сынок ее, какой парень? Не балует?

— Почем я знаю. Играюсь с ним, что ли? Знамо только, насмешник большой. Старость не уважает. Из длинной трубки горохом в старух стреляет, когда те в церкву идут. А более про него мне неизвестно.

— Может, чего похуже творит?

— Похуже? А чего похуже? — она выжидательно уставилась из своего угла на сидящих.

Те промолчали. Тогда Бруткина пожала плечами, словно не понимая вопроса.

— Рассказывают тут некоторые, — продолжил Вершинин, — будто угрожал Витька Шестакову Ваське или еще кому-то.

— Не слыхала, — отрезала старуха.

— Как не слышали, ведь вы Шестаковой сами рассказали об этом. Мол, Витька Глухов угрожал убить ее сына.

— Ничего такого я не говорила. Поссорятся, помирятся. Народ всякого наболтает. Один — одно, другой — другое. Откель мне знать про эту шантрапу, не ровня они мне. Да и в мирские дела я не лезу, молюсь богу денно и нощно, — она истово перекрестилась на образа.

— Значит, ничего Шестаковой не говорили? Ни про Витьку, ни про Ваську? Выдумала, значит, Пелагея Дмитриевна? — медленно произнес Вершинин.

Старуха промолчала и забормотала под нос непонятные слова. Она явно отказывалась поддерживать дальнейший разговор. Поймав взгляд Вершинина, Стрельников подмигнул ему и показал головой на выход.

— Мы еще вернемся к этому вопросу, — подчеркнуто многозначительно пообещал Вячеслав, вставая.

Согнувшись под низкой притолокой почти вдвое, он вышел вслед за Стрельниковым на улицу.

— Бабуля явно крутит. Чего-то не договаривает, — убежденно заметил Стрельников, хотя и не знал, что пытался выяснить у нее Вершинин.

— Конечно, крутит, слышала, наверно, звон, да не знает, где он, — заметил Вячеслав и вкратце пересказал ему содержание разговора с матерью убитого.

— Интересно, — задумался тот. — Возможно, Бруткина наслушалась сплетен, а когда вопрос встал ребром — в кусты, а возможно, боится Глухова с его дружками или с нами связываться не хочет. Тоже, скажу тебе, приятного мало: допросы, очные ставки и так далее.

— Верно, — согласился Вершинин, — но нам-то теперь куда деваться?

— Послушай, парень, — остановил Стрельников проходящего мимо с ведром высокого худощавого юношу, — где Глухов Витька живет?

— Вон, — показал тот в сторону добротного кирпичного особняка под железной крышей и, не проявляя интереса, направился к колонке.

Дверь им открыла женщина лет сорока с широким, добела напудренным лицом и заплаканными глазами.

— Гражданка Глухова? — спросил Стрельников и, когда она кивнула, представился: — Капитан Стрельников из милиции, следователь Вершинин из прокуратуры. Разрешите к вам войти?

Женщина тревожно засуетилась и пропустила их в дом. В комнате сидел взъерошенный мужчина. Прямо на крашеный пол с его грязных сапог натекла лужа воды. Он, казалось, не замечал этого и рассеянным взглядом встретил вошедших.

— Это из милиции, Степа, — сказала Глухова.

— Где ваш сын Виктор? — с ходу спросил Стрельников, не выпуская обоих из поля зрения.

— Случилось что? — утробным голосом выкрикнула она, оседая на стул. — Он живой?

— Ничего особенного. Просто нам с ним надо поговорить, — ответил Стрельников, озадаченный ее реакцией.

Женщина всплеснула руками и зарыдала. Мужчина, сначала было вскочивший, вяло опустился на табуретку.

— Пропал Витя, — расслышали они сказанные сквозь слезы слова Глуховой. — Третий день как исчез. Я и отец, — показала она на мужчину, — всех дружков его обошли, в милицию заявили. Нигде нет. Пропал мальчик, — она безутешно зарыдала.