Страница 46 из 50
И на стол, на бумаги, из пакета вывалилась земля, а сверху
старинная шкатулка, вся в завитушках, но очень грязная.
- Что это? – заорал Максим, открывая шкатулку, и поперхнулся, увидев на чёрном бархате старый, пожелтевший от времени зуб, вернее, клык, - вы что тут, спятили? – осведомился Макс.
И тут старушки выдали историю, которую я ему с утра
поведала, отчего Максим побелел, как полотно, онемел, и выставил старух вон.
Но самое неприятное ждало его впереди, вечером, уже съездив домой, переодевшись, он опять зашёл в то кафе, хотел кое-что обсудить с Сатаневичем, и вдруг увидел, что в кофе, который он себе заказал, плавает зуб.
Максим поднял дикий скандал, поставил на уши всё кафе, но так и не выяснил, откуда в его чашке с кофе взялся зуб.
- Просто чёрт знает что такое, - злился он сейчас, - что это за хреновина?
- Ты что, веришь в эту ерунду? – улыбнулась Анфиса Сергеевна.
- Вообще-то, нет, - вздрогнул Макс, и внимательно посмотрел
на свой кофе, - но стало неприятно, очень неприятно.
- Вика, ты чего такая задумчивая? – спросила Октябрина Михайловна.
- Задумчивость – моя подруга от самых колыбельных дней, - усмехнулась я, - а чем так вкусно пахнет? Я умираю от голода, - и, когда Максим отвернулся, подкинула ему очередной клык в кофе.
- Это курник, - пояснила Анфиса Сергеевна, - будешь?
- Обожаю курник, - воскликнула я, и она отрезала мне огромный кусок.
Я не успела съесть ни кусочка, как Максим заорал не своим голосом:
- Это ещё что такое? Как это здесь оказалось? – он смахнул чашку со стола, разлил кофе по паркету, вскочил, и пулей вылетел из кухни.
- Что это было? – ошарашено спросила Анфиса Сергеевна, а Саша подняла с полу клык.
- Это что, было в его чашке? – спросила она дрожащим голоском, двумя пальчиками держа бутафорию.
Я едва сдержала истерический смех, так и рвущийся наружу, и
впилась зубами в кусок пирога. Проглотила его, выпила стакан
молока, и побежала в свою комнату.
Максим сидел за дубовым столом, и смотрел свои бумаги.
Я подкралась к нему сзади, обвила руками шею, и положила голову на плечо.
- Ты как, любимый? – промурлыкала я ему на ухо, и запустила
пальцы ему в волосы.
- Отвратительно, - воскликнул он сердито, и отшвырнул документы, - что всё это вообще значит? Я ничего не понимаю.
- Какая-то глупость, - пожала я плечами, - не переживай так.
- Постараюсь, - он обнял меня за талию, усадил на колени, и стал целовать.
Утром я опять подсунула ему в чашку клык, напугала до потери пульса, он вылетел из дома, как ошпаренный.
А я со вкусом позавтракала курником, разогретым в микроволновке, одела белую, короткую, кожаную юбку типа клёш, сетчатые чулки, и красные сапожки на тонком каблуке, розовый свитер, малиновый плащ, и поехала к Диме.
Оставила, как всегда, свою машину у него на стоянке, и мы
поехали на фабрику.
- Дим, сделай мне подарок, - воскликнула я, закинув ногу на ногу.
- Какой? – улыбнулся он.
- Платье, - сказала я.
- Платье? – удивился Дима.
- Платье, - кивнула я, - в этой фабрике делают платья из золота.
- Милая, это же, наверное, кольчуга.
- Тебе трудно сделать мне подарок? Денег жалко?
- Денег жалко? Ради прихоти любимой женщины? Да я тебе, если захочешь, замок в Копенгагене подарю.
- Замок в Копенгагене? – засмеялась я, сложив руки на груди, - но зачем мне замок в Копенгагене?
- Ну, платье из чистого золота ты же захотела, - улыбнулся он мне одними глазами.
- Ты несносный.
- А ты маленькая злючка и транжирка.
- Я? Транжирка? – возмутилась я.
- Ну, не я же.
- Ладно, малыш, не дуй губки, получишь кольчугу.
- Вот так держать, - козырнула я ему, чем только рассмешила.
Эдуард Федорович, увидев меня в компании Димы, побледнел, ему явно не понравилось, что в этот раз я не одна, а под надёжной охраной.
- Что случилось, Эвива? – спросил он, глядя на меня.
- Я ещё раз хочу поговорить с Таисией, - сказала я, - подругой
Вероники.
- Ты что, что-то узнала?
- У меня пока только одни предположения, - вздохнула я.
Он лишь кивнул, и привёл Таисию, которая удивилась, увидев меня вновь, зато с явным удовольствием взглянула на Диму.
- Чем я могу помочь? – спросила она.
- Вы ведь дружили с Вероникой? – начала я, - она вам ведь всё рассказывала?
- Практически всё. А что такое?
- Кто был женихом Вероники? Был ли у неё любовник, кроме жениха. И, если был, как его звали?
- Вам нужен отчёт о личной жизни Вероники, - скорее утвердительно, чем вопросительно, сказала она, и вздохнула, -
был у неё любовник. Она не назвала ни имени, ни фамилии, она замуж за него хотела. Влюбилась, как кошка, на неё словно затмение нашло. Она только и говорила, какой он умный, какой красивый. Вообщем, вела себя, как глупая, влюблённая дурочка. Хотя он старше её, намного старше. Она даже завещание хотела переделать...
- С этого момента поподробнее, - воскликнула я.
Короче говоря, Вероника влюбилась, и влюбилась до такой степени, что разум мигом улетучился. Она порхала, словно на крыльях, и однажды сказала Таисии, что собирается переделать завещание.
- На кого? – безмерно удивилась Тася, она знала, что та обожает Фриду, и вдруг такое решение.
- На мужа и детей, - радостно заявила Вероника, сияя от счастья, чем ввела в ступор подругу.
- У тебя же нет ни того, ни другого, - ошарашено проговорила
Тася.
- Будет, - воскликнула Ника, - в больнице мне сказали, что у меня была не внематочная, а выкидыш, и я беременна. Опять беременна и собираюсь родить.
- От Вадима или от любовника?
- От моего любимого, - потупила глаза Ника, - а Вадим? Между нами всё кончено.
- Но он так любит тебя.
- А я его нет, - воскликнула Ника, - я что, должна жить с нелюбимым?
Вообщем, Вероника собралась замуж, и однажды проговорилась, что её будущий муж актёр.
- Это всё, что я знаю, - пожала Таисия плечами, - я могу быть свободна?
Она ушла, мы попрощались с Эдуардом, и вышли на улицу. Дима закурил, и вдруг сказал.
- Кажется, я разгадал этот ребус.
- Ты это о чём? – удивилась я.
- Я знаю, кто убийца, - сказал Дима, а я вытаращила глаза.
- Но откуда?
- Догадался. Сложил все факты.
- Но кто это?
- Ты не поверишь, станешь визжать на всю улицу.
- Дим, быстро говори, - потребовала я, он улыбнулся, и вдруг так изменился в лице, что я вздрогнула.
- Дим, что случилось?
Больше он ни слова не сказал, просто повалил меня на землю.
- Ты что, спятил? – вскричала я, сталкивая его с себя, но тут до меня дошло, что что-то не так.
Что во всей этой сутолоке я слышала хлопок, коснулась руками Димы, лежащего без сознания, и не закричала только потому, что голосовые связки парализовало.
У меня на руках была кровь...
В меня стреляли! А Дима, Дима потому и повалил меня на землю, он закрыл меня собой!
Не знаю, как у меня хватило сил позвонить в больницу, а потом Максиму, но через час я сидела в приёмном покое
Склифосовского, и тупо смотрела на тикающие часы.
В больницу чуть позже ворвались мои родители с Глебом Никифоровичем, и бросились ко мне.
- Как он? – выкрикнул отец Димы, подбегая ко мне.
- Не знаю, - прошелестела я, - он в операционной.
- Господи! – воскликнул Глеб Никифорович, - как же это произошло?
Едва он это сказал, меня стали душить слёзы. Я не переживу, если с ним что-то случится. Не переживу.
- Вик, ты чего? – обнял меня за плечи мой бывший свёкр.
- Это я во всём виновата, - прорыдала я, положив голову ему на плечо.
- В чём ты виновата, детка?
- Стреляли не в него, а в меня, - зарыдала я, - он закрыл меня собой.
- О Боже! – прошептала мама, - ты опять ввязалась в расследование?
- Да, - всхлипнула я, - мы занимались расследованием вместе. Он, когда мы вышли от очередного свидетеля, сказал, что знает, кто убийца. Он хотел сказать, но вдруг переменился в лице, и кинулся на меня. Он, наверное, увидел точку от прицела у меня на лице, потому и закрыл собой.