Страница 15 из 15
Здание действительно казалось вымершим, хотя Люкас шёпотом заверил меня, что на это никогда нельзя рассчитывать. Я с завистью посмотрела на тёплый летний вечер за окном. Как жаль, что я не могу выйти и познакомиться с 1956 годом поближе. Люкас заметил мой взгляд и, улыбаясь, сказал:
– Поверь, мне бы тоже очень хотелось спокойно выкурить где-нибудь с тобой сигарету – но у нас много дел.
– Ты бы лучше оставил это дело с курением, дедушка. Это так вредно для здоровья. И, пожалуйста, сбрей усы. Они тебе совершенно не идут.
– Тсс, – прошептал Люкас. – Если кто-нибудь услышит, что ты называешь меня дедушкой, нам действительно не избежать объяснений.
Но нам никто так и не встретился, и когда через пару минут мы вошли в Драконий зал, в его окна всё ещё сияло вечернее солнце, отражающееся за садами и оградами в водах Темзы. В этом времени Драконий зал с его величественными пропорциями и искусными настенными инкрустациями был по-прежнему прекрасен, и я, как обычно, запрокинула голову, чтобы восхититься украшенным резьбой огромным драконом, парящим у потолка между могучими люстрами и выглядевшим так, как будто он вот-вот взлетит.
Люкас запер дверь на задвижку. Было такое впечатление, что он нервничает больше моего – когда он извлекал хронограф из ларца и водружал его на стол посреди зала, у него дрожали руки.
– Когда я делал то же самое для Люси и Пола, это было классное приключение. Нам это доставило огромное удовольствие, – сказал он.
Я подумала о Люси и Поле и кивнула. Хотя я лишь однажды встретила их у леди Тилни, я могла себе представить, что имел ввиду мой дед. Глупым образом я тут же вспомнила о Гидеоне. Его интерес к нашим приключениям тоже было наигранным? Или это касалось только любви?
Я быстренько перенеслась мыслями к японскому ножу и к тому, как я сейчас буду его использовать. И смотри-ка, этот отвлекающий маневр сработал. По крайней мере, я не разревелась.
Мой дед вытер ладони о брюки.
– А сейчас я мало-помалу чувствую себя слишком старым для подобных приключений, – сказал он.
Я посмотрела на хронограф. Для меня он выглядел точно так, как тот хронограф, с помощью которого я перенеслась сюда – сложное устройство с многочисленными клапанами, ручками, ящичками, шестерёнками и кнопками, везде украшенное миниатюрами.
– Ты можешь спокойно возразить мне, – несколько обиженно заметил Люкас. – Что-то вроде: «Но ты слишком молод, чтобы чувствовать себя старым!».
– Ох. Естественно, ты слишком молод. Правда, усы делают тебя старше на пару десятилетий.
– Солиднее и серьёзнее, говорит Ариста.
Я удовольствовалась в ответ многозначительным поднятием бровей, и мой молодой дед, бурча себе под нос, склонился над хронографом.
– Вот смотри: с помощью этих десяти колёсиков настраивается год. И прежде чем ты спросишь, почему их так много: год выставляется римскими цифрами – я надеюсь, ты это умеешь.
– Я думаю, да. – Я извлекла из сумки блокнот с карандашом. Вряд ли я запомню всё без записей.
– А тут ты фиксируешь месяц. – Люкас показал на следующее колёсико. – Но внимание, здесь – и только здесь! – применяется древняя кельтская календарная система: единица обозначает ноябрь, а октябрь, соответственно, имеет номер двенадцать.
Я закатила глаза. Как это похоже на Стражей! Я давно подозревала, что они максимально усложняют простое только для того, чтобы подчеркнуть свою собственную значимость. Но я крепко сжала зубы, и через какие-то двадцать минут оказалось, что всё это не так уж сложно, надо только понять систему.
– Я уже это усвоила, – перебила я деда, когда он снова хотел начать всё с начала, и захлопнула блокнот. – Сейчас надо считать мою кровь. И затем… а который уже, собственно, час?
– Важно, чтобы при настройке ты не допустила ни малейшей ошибки. – Люкас неодобрительно посмотрел на японский нож, который я опять извлекла из футляра. – Иначе ты окажешься неизвестно где… э-э-э… неизвестно когда. И что ещё хуже, ты не будешь знать, когда вернёшься обратно. О Боже, нож выглядит ужасно. Ты действительно хочешь это сделать?
– Конечно. – Я закатала рукав. – Только не знаю, в каком месте лучше всего надрезать. Рана на кисти руки будет бросаться в глаза, когда я вернусь обратно, и, кроме того, из пальца можно добыть всего лишь пару капель.
– Но не в том случае, если отсечь кусочек подушечки, – содрогаясь, сказал Люкас. – Тогда кровищи будет море, я сам как-то попробовал.
– Я думаю, что надо взять предплечье. Готов? – Было забавно видеть, что Люкас боится больше моего.
Он тяжело сглотнул и крепко обхватил ладонями весёленькую чашку, в которую мы намеревались собрать кровь.
– Вот тут вдоль руки – это разве не аорта? О Боже, у меня колени подгибаются… В конце концов ты истечёшь кровью в 1956 году – из-за легкомыслия твоего собственного деда!
– Это просто большая артерия, но чтобы истечь кровью, её надо надрезать вдоль. Я читала. Якобы многие самоубийцы делают это неправильно, их вовремя спасают, но в следующий раз они уже знают, как делать.
– Бога ради! – вскричал Люкас.
Меня саму слегка мутило, но ничего не поделаешь. Особые времена требуют особых подходов, как сказала бы Лесли. Я проигнорировала шокированный взгляд Люкаса и приставила лезвие ножа к коже, сантиметров на десять выше запястья. Не нажимая, я провела им по руке. Это должен был быть тестовый надрез, но он оказался глубже, чем я ожидала, на коже проступила тонкая красная линия, из которой показалась кровь. Боль, что-то вроде неприятного жжения, появилась секундой позже. Тонким ручейком кровь потекла в чашку, дрожавшую в Люкасовой руке. Великолепно.
– Режет кожу, как масло, – впечатлённо произнесла я. – Лесли так и сказала – острый, как нож убийцы.
– Убери его, – потребовал Люкас, у которого был такой вид, словно его вот-вот вывернет наизнанку. – Чёрт побери, ты действительно очень смелая, настоящая Монтроз, м-да. Верна нашему фамильному девизу.
Я захихикала.
– Да, это я однозначно в тебя.
Люкас ответил кривоватой улыбкой.
– Неужели тебе совсем не больно?
– Больно, конечно, – ответила я, покосившись на чашку. – Этого будет достаточно?
– Да, должно хватить. – Люкаса, похоже, слегка мутило.
– Мне открыть окно?
– Всё в порядке. – Он поставил чашку рядом с хронографом и сделал глубокий вдох. – Остальное просто. – Он взял пипетку. – Нужно по три капли капнуть в эти два отверстия, вот смотри: сюда под этого крошечного ворона и вот сюда под знак Инь-Янь, затем я поворачиваю колёсико и перекладываю ручку. Вот так. Ты слышишь это?
В хронографе начали вращаться многочисленные шестерёнки, внутри затрещало, защёлкало и зажужжало, вокруг вроде бы потеплело. Потом рубин вспыхнул, шестерёнки замерли, и всё стало как обычно.
– Жуть, правда?
Я кивнула и попыталась проигнорировать мурашки, побежавшие у меня по всему телу.
– То есть в этом хронографе сейчас находится кровь всех путешественников во времени, кроме Гидеона, да? Что произойдёт, если сюда будет считана его кровь? – Я сложила носовой платок Люкаса и прижала его к порезу.
– Ну, во-первых, этого никто точно не знает. А во-вторых, данная информация является строжайшей тайной, – сказал Люкас, на лицо которого медленно возвращалась краска. – Каждый Страж должен поклясться на коленях, что он ни с кем, кроме членов Ложи, не будет говорить об этой тайне. Поклясться жизнью.
– Ох.
Люкас вздохнул.
– Но эй! Я чувствую в себе некоторую склонность к нарушению клятв. – Он указал на выдвижной ящичек в хронографе, украшенный двенадцатиконечной звездой. – Известно, что тем самым завершится некий процесс внутри хронографа и в этом ящичке появится некая субстанция. В предсказаниях говорится об эссенции под Созвездием Двенадцати и о философском камне. «
Единым целым станут драгоценности, наполнят воздух ароматом бесконечности – и лишь один останется для вечности
».
Конец ознакомительного фрагмента.