Страница 170 из 185
— Мил человек, — сглотнула она слёзы, — делай со мной что хочешь, только, умоляю, выведи отсюда поскорее, у меня грудной ребёнок дома остался…
Матушка покорно отдалась этому здоровяку, не испытав ни боли, ни наслаждения, но уповая лишь на то, что родит от него мальчика.
Глава 60
Отцом четвёртой сестры, Сянди, стал бродячий лекарь.
Сухощавый молодой человек с крючковатым, как у ястреба, носом и глазами стервятника бродил по улицам и проулкам и, звоня в медный колокольчик, покрикивал: «Дед мой был придворный врач, батюшка — аптекарь, а я мыкаю нужду, простой бродячий лекарь».
Матушка возвращалась с поля с корзиной травы на спине. Тут она и увидела, как этот лекарь, достав из железной коробочки чёрные щипцы, вытаскивает изо рта какого-то старика маленьких белых червячков. И вернувшись домой, рассказала об этом свекрови, которая маялась зубами.
Лекарь велел Шангуань Лу держать светильник, чтобы был виден рот урождённой Люй. Поковырявшись щипцами, он заявил:
— У вас, почтенная, «зубной огонь», а не червивые зубы.
Он поставил ей несколько серебряных игл в руку и щёку, достал из заплечного мешка какой-то порошок и вдул в рот. Прошло немного времени, и боль отступила.
Лекарь попросил пустить его на ночлег в восточную пристройку. На следующий день он предложил серебряный даян за то, чтобы снять эту пристройку и принимать в ней больных. Он уже избавил свекровь от зубной боли, да ещё этот даян сверкал перед глазами, поэтому она с радостью согласилась. А лекарем он действительно оказался замечательным.
У деревенского пастуха Юй Сы на шее был фурункул. Много лет не проходил, из него часто тёк кровавый гной, а зудел он просто невыносимо. Осмотрев Юй Сы, лекарь усмехнулся:
— Что тут лечить! Собери жидкого коровьего навоза да намажь.
Народ счёл, что он шутит.
— А вот смеяться над больным человеком не годится, господин хороший, — обиделся Юй Сы.
— Коли веришь мне, иди собирай навоз, — сказал лекарь. — Не веришь — обращайся к людям знающим.
На следующий день Юй Сы принёс лекарю в благодарность большую рыбину. Только он намазал фурункул навозом, зачесалось так — хоть ложись и помирай. Но через некоторое время повылезали какие-то чёрные червячки, и стало легче. Помазал десять раз подряд, и фурункул вообще затянулся.
— Это просто чудодей какой-то! — восторгался Юй Сы.
— Так твой фурункул — норка навозного жука, — объяснил лекарь. — Увидел навоз — неужто не вылезет?
С тех пор слава о нём пошла по всей округе, и он прожил у Шангуаней целых три месяца. Ежемесячно вносил плату за жильё и еду и со всеми ладил.
Как-то Шангуань Люй попросила его растолковать, когда рождаются мальчики, а когда — девочки.
Лекарь дал для Шангуань Лу такой рецепт: десяток яиц поджарить с кунжутным маслом и с мёдом и съесть.
— Такого снадобья и я не прочь отведать, — хмыкнул Шоуси.
Матушка очень расположилась к этому чудодею и однажды, прошмыгнув к нему в восточную пристройку, выложила всю правду о том, что муж никуда не годен.
— А эти зубные черви у меня заранее в коробочку были положены, — признался он.
Убедившись, что матушка забеременела, лекарь покинул дом Шангуаней. Перед уходом он не только передал урождённой Люй весь доход от врачевания за несколько месяцев, но и попросил стать его приёмной матерью.
Глава 61
Во время ужина Шангуань Лу разбила чашку — дурной знак, и она поняла, что теперь хлебнёт лиха.
После рождения четвёртой дочери атмосфера в семье Шанхуань стала совсем мрачной. Взгляд свекрови походил на только что вынутый из чана после закалки серп, готовый в любой момент снести голову.
Ни о каком традиционном месяце сидения с ребёнком не было и речи. Шангуань Лу успела лишь обиходить младенца, сама ещё в крови, а свекровь уже случала клещами в окно.
— Особые заслуги у тебя, что ли? — злобно орала она. — Всю промежность свою вонючую разодрала да девок кучу нарожала, это что — заслуги? Да ещё чтобы я перед тобой бегала с четырьмя подносами и восемью чашками? Этому тебя в доме Большой Лапы научили, доченька милая! Невестка называется! Будто свекровь со мной себя ведёшь! Видать, в прошлой жизни убила я буйвола, нарушила законы Неба, а теперь расплачиваюсь! Надо было так сдуреть и ослепнуть! Надо же, чтоб сердце так свинячьим жиром заплыло, что нашла сыну такую жёнушку, вот ведь бес попутал! — И снова шарахнула клещами по окну. — Я с тобой разговариваю! Оглохла, что ли, или язык проглотила? Не слышишь, что я говорю?
— Слышу… — всхлипнула матушка.
— А коли слышишь, то чего мешкаешь? — не унималась свекровь. — Твои свёкор с мужем на току зерно веют, дел невпроворот, хоть разорвись. А ты тут разлеглась, как принцесса, и с кана спуститься не желаешь! Вот родила бы кого с рукояткой, я бы тебе ноги в золотом корыте мыла!
Матушка надела другие штаны, покрыла голову грязным полотенцем и бросила взгляд на измазанное кровью тельце ребёнка. Потом вытерла рукавом слёзы и, еле волоча ноги, двинулась во двор. Яркий свет майского солнца резал глаза так, что хоть не открывай. Зачерпнула холодной воды из чана и, жадно булькая, напилась. «Сдохнуть впору, не жизнь, а одно мучение, хоть вешайся!» И тут она увидела, что во дворе свекровь щиплет Лайди за ноги кузнечными клещами. Перепуганные Чжаоди и Линди, вытаращив глаза, забились под стог сена. Малышки и пикнуть не смели, им явно хотелось зарыться в сено с головой. Щупленькая Лайди орала как резаная и каталась по земле.
— Поори мне! Я тебе покажу орать! — злобно приговаривала Шангуань Люй, сжимая клещи обеими руками.
С отработанной за много лет точностью, она раз за разом впивалась ими в тело девочки.
Матушка рванулась во двор и повисла на руке Шангуань Люй.
— Господи, ребёнок же, не смыслит ничего, пожалейте… — умоляла она. — Хотите ущипнуть кого — щипайте меня… — И она бессильно опустилась перед свекровью на колени.
Та со злостью отшвырнула клещи, на миг замерла, а потом расплакалась, молотя себя кулаком в грудь:
— Силы небесные, ну сведёт она меня в могилу, честное слово…
Когда матушка добрела до тока, Шоуси вытянул её по ноге ручкой деревянных вил:
— Где тебя носит, ослина ленивая? Хочешь, чтобы я вусмерть уработался?
У матушки и без того ноги подгибались, но она стойко выдержала удар, хотя невольно осела на землю. И тут же услышала полный злобы хриплый крик мужа, спёкшегося на жаре, как жареный курёнок:
— Не прикидывайся умирающей, поднимайся давай и зерно провеивать, быстро!
Он швырнул ей вилы из шелковицы, а сам вразвалочку направился в тень под софору. Свёкор тоже отбросил вилы.
— Ты, мать твою, не работаешь, и я не буду! — заорал он на сына. — Одному мне, что ли, всё это перелопачивать? — И тоже побрёл в тень.
Они так препирались, что скорее походили на братьев, чем на отца с сыном.
— Всё, больше не работаю! — заявил сын. — Такая уймища зерна, а жрёшь каждый раз хлеб из грубой муки.
— Гляньте на него, грубый хлеб он жрёт! А я что, на мягкий не наработал?
Матушка слушала их перебранку, и в душе поднималась волна бесконечной грусти. Урожай пшеницы семья Шангуань нынче собрала немаленький, и колосья толстым слоем устилали ток окружностью в два му. В ноздрях стоял дух прокалённого солнцем зерна. Богатый урожай всегда в радость для крестьянки, даже если тело её обливается водами, что горше жёлтого лотоса.
Опираясь на руки, матушка неуклюже поднялась. Но когда нагибалась за вилами, чуть не потеряла сознание. Голубое небо и жёлтая земля крутились перед глазами двумя огромными колёсами, вовлекая её в своё вращение, и она еле устояла. Низ живота раздирала боль, только что освободившаяся от бремени матка болезненно сокращалась, и бёдра мокли от вытекающей из родовых путей жидкости с неприятным запахом.