Страница 112 из 120
— Да запросто, — уверил я его, — вскохы… вскокы… всколыхнем, во! Как вы умудрились это сказать?
— Пить надо меньше, — мудро рассудил Кахтугейнис.
— Да уж… Однако же, барон, я здесь не один!
— Вы о чем? А, да… Милейшего Бдрыща можете пока оставить присмотреть за вещами. Более двух колоритных фигур двор не выдержит.
И что это у него все милейшие?
— Разумеется, барон. Я хочу сказать, что я с дамой…
— О! Тогда совсем другое дело… Знаете что? — барон доверительно заглянул мне в глаза. — Я пришлю вам двоим пригласительный билет на прием. По нему вас пропустят во дворец без каких-либо проблем. Где вы остановились?
Я сказал. Барон поперхнулся и даже, по-моему, покраснел. Но в неярком свете уличного фонаря трудно разглядеть, поэтому утверждать не стану.
— Да, знаю. Хорошо, я пришлю слугу, который передаст вам документ. А теперь — до свидания. Надеюсь еще и завтра с вами поговорить, любезный Хорс.
— До свидания, барон. Рад был с вами повидаться.
— До свидания, мой большой друг, — сказал Кахтугейнис Бдрыщу.
— Ы? Угу.
Барон усмехнулся, развернулся и неровной походкой зашагал прочь. Дуболом вопросительно посмотрел на меня. Я вслушивался в звук шагов, пока он не стих в темноте ночного Райа. Где-то вдалеке брехали собаки, свистел городовой, по параллельной улице протопал отряд стражи.
— Ну что ж, Дуболомище, — философски выразил я мысль, только-только успевшую оформиться в голове. — Вот и еще один день прошел. А чего мы достигли? Практически ничего! Барон вроде бы задал пищу для ума, но если вдуматься, то ничего нового и интересного не сообщил. Что же, будем пытаться бездельничать и дальше — если получится. Ах, черт! — вдруг вспомнил я. — Вот ведь что беспокоило на корабле! Я не спросил Лема, какую-такую Бездну он имел в виду! Ну и что, нет — так нет. Не плыть же сейчас в Габдуй…
Дуболом согласно кивал и потихоньку тащил меня к ночлегу. Думаю, что сам бы я не смог добраться — количество выпитого эля превысило некие разумные пределы, а насильно объявлять организму, что я совершенно трезв, почему-то не хотелось. Наверное, потому, что уже на все было наплевать.
До постели я добрался уже без помощи Дуболома, рухнул в нее, не раздеваясь. Жуля недовольно поморщила носик во сне — видимо, учуяла запахи алкоголя и вонючих ночных улиц, — но не проснулась, а только натянула одеяло на голову. Я пьяно ткнулся губами ей в щеку, после чего уставился в потолок и очень быстро заснул.
Глава 27. Старые лица — новые лица
Девять заповедей сатанизма:
Сатана предоставляет терпимость вместо воздержания.
Сатана предоставляет полноценное существование вместо духовных мечтаний.
Сатана предоставляет истинную мудрость вместо лицемерного самообмана.
Сатана предоставляет доброту к тем, кто это заслуживает, вместо любви, потраченной впустую на заискивания.
Сатана предоставляет месть вместо подставления другой щеки.
Сатана предоставляет ответственность ответственному вместо заботы о психических вампирах.
Сатана представляет человека только как другое животное — иногда лучше, чаще хуже, чем те, что ходят на всех четырех — который, из-за его «Божественного духовного и интеллектуального развития» стал наиболее порочным животным из всех.
Сатана представляет все так называемые грехи как поступки, ведущие к физическому, умственному, или эмоциональному вознаграждению.
Сатана — лучший друг, которого Церковь когда-либо имела, так как Он единственный, кто сохраняет этот бизнес все эти годы.
Бодун встречал меня хмуро, закинув ногу на ногу, а руку на руку, развалившись в кресле прямо посреди каменистой площадки, изобилующей щелями, из которых вырывались мутные фонтаны. Одет хозяин Похмелья был как-то необычно, в форменную одежду, никакие знаки различия коей мне, однако, знакомы не были. Впрочем, не так уж много я и знаю, чтобы вот так сразу судить. Может, это мундир кадрового офицера армии Похмелья?.. Я сел напротив него на камень, имевший очертания кресла, с неудовольствием глянул на стаю вохепс, дающую сверху советы на птичьем языке, и воззрился на сидящего.
— Ну, здравствуй, здравствуй, — приветствовал Бодун.
— Что, Бодунушка, невесел, что ты сопельки развесил? — сострил я.
— Фу, как несмешно и пошло, — ответил он. — Это уже твой четвертый визит ко мне, Хорс. Такого быть не может, однако такое есть. Как объяснишь?
— А никак, — пожал я плечами. — Тянет сюда, вот и все. Разве ж я виноват? Все это — только мой сон, и ничто более.
— Да? Как же тогда расценить твои успешные попытки споить исключительно почтенного похмельника — Лема?
— Я его не спаивал, он сам себя споил!
— Я все знаю, Хорс, — Бодун встал, причем мне тоже пришлось встать, из вежливости; подошел вплотную и… навис надо мной. Сколько помню, он всегда был ниже почти на голову, а тут вдруг оказалось, что я могу увидеть его глаза, только задрав голову. Глаза же… были жесткие, холодные, и в них горел странный огонь безумия. Меня пробрала дрожь. Сверху нагло орали вохепсы. — Я все знаю. Любой, кто побывал здесь хоть раз, навечно остается открыт для меня. Ты же четырежды открыт. Не отпирайся.
Ах вот как? Ну ладно же!
— Что ж! Тогда давай устроим допрос с пристрастием, — рассердился я. — Кто я? Что я такое? Что мне нужно здесь и в мире? Какая тварь осмелилась разбудить меня в лесу дебильным телефонным звонком во Вселенной, где и слова-то такого не знают — «телефон»? Какого черта я притащился в этот имбецильный город, таща за собой несчастную девицу и двух копытных, один из которых, к тому же, возможно, еще и демон? Давай, Бодун, отвечай! Если ответишь исчерпывающе хоть на один вопрос, я признаю твое право на привилегии!
Человечек предо мной съеживался и съеживался, пока не принял прежние размеры. Выглядел он сконфуженным.
— Да уж, — пробормотал Бодун наконец. — Верно говорят, не суй другого в колодец — сам упадешь. Ну и вопросики ты задаешь, Хорс Взыскующий Истины. Ты сам-то хоть понял, что наболтал?
Я яростно посопел в ответ.
— Да, Хорс, истина твоя, — признал Бодун. — Прав у меня на тебя нету. На любого другого, даже на Лема — есть. А на тебя нет. Как это ни странно и ни удивительно. Вот и попытался восстановить справедливость. Неудачно, ты уж согласись и не держи зла.
— Зло я буду держать, когда ты у меня кружку пива отнимешь, — постепенно успокаивался я. — Или снова попытаешься той гадостью напоить.
— Упаси Тбп, — испугался Бодун. — Что мне, задница не дорога? Нет, даже не проси!
— Ладно, убедил.
Помолчали. Причем собеседник мой становился все мрачнее и мрачнее, и это было непонятно.
— Скажи, Хорс, — разомкнул он наконец уста. — Скажи, чем тебе не нравится мир?
— Чего-чего?
— Поведай мне, зачем ты вознамерился его уничтожить?
— Ну, знаешь! — Я рассердился, со злостью пнул камень, на котором сидел. Здоровенный булыжник сорвался с места и улетел в поднебесье, провожаемый моим озадаченным взглядом. — Почему каждый, кому не лень, твердит о каких-то замыслах, про которые я слыхом не слыхивал?!
— Так ты что, не знаешь? — Бодун казался сбитым с толку. Забавное зрелище, скажу я вам! — Нет, в самом деле не знаешь?
— Чего я не знаю, провались ты к черту!
Что-то хрястнуло, земля содрогнулась, пошла трещинами, но выдержала.
— Поосторожней со словами, колдун доморощенный, — испугался Бодун. — Не знаю, кто он такой, твой Черт, но к нему в руки попасть почему-то не хочется. А по поводу знания… Если ты и вправду не ведаешь… Что ж, идем, покажу кое-что.
Он развернулся и зашагал по тропинке. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
Бодун шел недолго. Тропа вывела к скалам, попетляла немного между ними и внезапно оборвалась. Отвесная стена нависала над бескрайним полем, мрачным и бесплодным, как и все в Похмелье… однако то было не Похмелье. Потому что солнце светило обычное, пусть и заслоненное тучами — тоже обычными, и вохепсы в воздухе не летали. Но летало нечто другое…