Страница 4 из 51
Итак, перед нами — неандерталец, живший около семидесяти тысяч лет назад… Составленные в круг камни, которое мы видели на экране, служили, вероятно, очагом, а натянутая на палки шкура, наверное, была временным жилищем… Вы представляете, какую победу одержит наука, если академик Тарабкин вернет к жизни этого неандертальца? Я верю, что ему это удастся сделать, как удалось оживить детеныша мамонта и нескольких других животных, найденных во льдах Арктики… Предлагаю ожившего неандертальца сначала оставить среди вольной природы, чтобы мы могли понаблюдать его жизнь и привычки. Ценным опытом будет и попытка его воспитать…
В огромной лаборатории тихо, только изредка слышны шаги академика Тарабкина. Он подходит к широким прозрачным резервуарам, поглядывает на аппараты, вмонтированные в боковые стенки. И снова возвращается к столу.
Осторожно перелистывая жесткие листы толстого журнала наблюдений, академик пробегает глазами столбцы таблиц.
Цифры, цифры, значки и цифры — и ничего больше. Если бы кто-то из нас, обычных смертных, заглянул в эту рукописную книгу, он разочарованно закрыл бы ее уже на второй странице. Однако академика Тарабкина сухие цифры волнуют больше, чем приключенческий роман. Для него каждый значок — это с трудом добытый научный факт, маленькое звено в цепи бесчисленных опытов. Так, например, в одной-единственной колонке содержится телеграфно краткая запись судьбы подопытного животного:
«Номер опыта ИАТ-148. Давление перед опытом — 135, после изъятия крови — 6о, после возврата 50 % взятой крови — 135, после полной трансфузии — 145, через один час после трансфузии —140».
Короче говоря, у собаки наступила клиническая смерть вследствие потери всей крови, а затем животное снова оживили.
Тарабкин перелистывает страницы дальше. Номера опытов переваливают за тысячу. На этих страницах каждый столбик свидетельствует о неудаче, об окончательной, биологической смерти животного. Замороженный организм не удавалось вернуть к жизни.
Опыт № АЗО-1312 — биологическая смерть.
Опыт № АЗО-1463 — биологическая смерть.
Опыт № АЗО-1529 — пес погиб только через четыре часа после оживления.
На записи опыта № АЗО-1695 академик задерживается чуть дольше. Лохматого татранского пса, которого назвали Ледовичком, трижды замораживали при сем и десятиградусном морозе и трижды возвращали к жизни. Как он чувствует себя сейчас?
Тарабкин встал, чтобы пройти в виварий, но на пульте замигал красный огонек, и из громкоговорителя видеофона раздался голос дежурного центральной станции связи:
— Приглашаем к аппарату академика Тарабкина!.. Вас вызывает Арктика.
На экране видеофона сразу же появилось загорелое лицо Бергера:
— Не побеспокоил, Александр Иванович?
— Нет. Сейчас еще нет, — улыбнулся в ответ Тарабкин. — Мне предписан обязательный получасовой отдых, так что сейчас я бездельничаю.
— Как наш неандерталец?.. Есть ли надежда вернуть его к жизни?
— Надеюсь, что да. Нам очень помог профессор Мусил своим новым методом регенерации организма. Все поврежденные ткани трупа обновлены, клетки пробуждаются к жизни. В сером веществе коры головного мозга неандертальца уже не заметно ни малейших признаков кислородного голодания. Физиологический раствор свободно циркулирует по важнейшим артериям и проникает в мельчайшие сосуды. Мои коллеги, как раз сейчас, готовятся к последней, решающей операции.
— Поздравляю вас, Александр Иванович! Очень рад и жму вашу руку. А еще я хочу вам сообщить — поэтому и вызываю ночью — что на небольшом островке, в трехстах сорока двух километрах от Шпицбергена, во льду нашли еще одного замерзшего. Если судить по одежде, он жил в начале двадцатого века и был летчиком.
Тарабкин вздрогнул и замахал руками:
— Оставьте его там, где нашли. И, конечно, прекратите работы на том участке. Не знаю, насколько успешной будет сегодняшняя операция. Не забывайте, что это — первая попытка оживления замерзшего человека.
В лабораторию вошла девушка в белом халате:
— Александр Иванович, все готово.
Академик попрощался с Бергером и, надев халат, направился в соседнее помещение.
Посреди большого, залитого голубым светом зала стояла закрытая со всех сторон стеклянная призма, в которой, казалось, спал густо заросший волосами первобытный человек. Научные работники, ученики академика Тарабкина, сосредоточенно следили за мерцающими лучами на экранах многочисленных аппаратов и измерительных приборов, закрепленных на призме.
— Аппаратура проверена? — спросил академик.
— Да.
— В порядке ли трубки, по которым будет подаваться кровь?
— Да.
Острый взгляд академика задержался на цилиндрическом стеклянном резервуаре с кровью, в которой монотонно булькал кислород.
— Проверьте еще раз… Бастиен, начальное давление в резервуаре — тридцать миллиметров, скорость трансфузии — пятнадцать в минуту. Постепенно ускорять… Наташа, в трубках, проводящих кровь к мозгу, давление не больше ста восьмидесяти. Не спите!.. Ну — начинаем!
Члены коллектива молча кивнули головами в знак согласия.
— Бастиен, включите насосы!.. Давление воздуха?
— Пятнадцать миллиметров.
— Давление крови?
— Тридцать пять… сорок… сорок пять…
— Правая камера?
— Нормальная нагрузка.
— Наташа, снизьте давление до тридцати пяти… — почти шепотом сказал Тарабкин, взглянув на манометр. — Введите кальций!
Глаза всех были прикованы к экранам контрольных аппаратов. И только академик пристально смотрел на тело первобытного человека, что все еще лежало неподвижно.
Вот едва заметно шелохнулась грудная клетка.
— Искусственное дыхание!.. Механическое сердце пока не останавливайте… Наташа, как мозг?
Девушка припала глазами к окулярам рентгеновского микроскопа:
— Все в порядке. Признаков гипоксии нет.
Грудная клетка неандертальца поднялась, упала и снова поднялась.
— Йонес, увеличьте давление до двухсот двадцати… А вы — до ста восьмидесяти, — обратился академик к Наташе.
Дыхание прачеловека ускорилось.
— Пятнадцать вздохов в минуту! — доложил Бастиен.
— Венозное давление? — спросил академик.
— Сто десять… Думаю, что мы победили.
— Подождите… — Тарабкин внимательно смотрел на лицо неандертальца. — Как мозг?
Наташа склонилась к микроскопу. Судорожно сжала рычажок настройки. Вздрогнула.
— Что? — спросил с опаской Тарабкин.
Она подняла бледное лицо и закрыла его ладонями.
— Взгляните сами, Александр Иванович… Возможно, я плохо вижу…
— В чем дело? — Тарабкин подбежал к микроскопу. — Давление подачи крови в мозг?
— Сто восемьдесят.
— Венозное давление?
— Нормальное.
— Почему же тогда мозг залит кровью?! — Академик еще раз заглянул в окуляр, метнулся к контрольным аппаратам. — Почему мозг залит кровью?!
В напряженной тишине лишь гудели насосы, нагнетавшие кровь и воздух в тело прачеловека. Академик склонил голову:
— Бесполезно… Мозг разрушен полностью… Бастиен, остановите искусственное сердце…
— Не выключайте, не выключайте! — вдруг воскликнула Наташа. — Мы уже добились таких успехов, что и кровь из мозга удалим!
— Не надейтесь на невозможное. Мозг — очень сложный орган, его нельзя создать искусственно. Наступил действительно конец, мы должны с этим примириться… И все же я никак не могу понять, как все это могло случиться?! — академик положил руку на плечо Наташи. — Не плачь, Наташа, ты ни в чем не виновата… Слезами тут не поможешь. Сегодня нам придется отступить перед биологической смертью. Но мы не сдадимся. Снова проверим все, чтобы найти допущенные ошибки… Ведь мы сумели оживить животных, которые были на века законсервированы во льду?.. Оживим и человека. Должны оживить, ведь в Арктике ждет еще один несчастный. Теперь только от нас зависит, как долго он будет ждать…