Страница 6 из 9
- А зачем этот пистолет? - ощупав в кармане у парня оружие, спросил Алексей Любецкий.
- Это же детский, игрушка,- весело, как показалось, с издевкой ответил парень.- За пятьдесят шесть копеек.
Но кто же в то поверит, что нарушитель будет нести с собою детскую игрушку? Любецкий поднес оружие к фонарю, потянул на себя хитро пристроенный ударник.
- А почему здесь патрон с малокалиберки? - уже более строго спросил сержант.- В кого думали стрелять?
- Боялись зверья,- всхлипнула девчонка.
- Звери в горах людей не трогают,- ответил Любецкий.- Где ваш третий дружок?
У пограничников не было сомнения, что именно тот, третий, который подставил им этих молодых людей, и есть настоящий нарушитель.
- Где дружок? - настойчиво спрашивал Алексей.
- Никого мы не знаем, не видели,- сквозь слезы говорила девчонка.- Были вдвоем…
Она обманывала. Собака же рвалась вперед. Лейтенант, чтобы попусту не тратить времени, приказал:
- Товарищ Шестопалов, возьмите их под охрану. Продолжим поиск.
Динго пошла по следу, залаяла.
- Выходи! - крикнул Любецкий.- Пограничный наряд!
Но нарушитель не торопился на открытое место. В темноте пришлось продираться сквозь густые заросли.
Посветив фонариком, Любецкий немало удивился: в густой траве под кустом лежала лицом вниз женщина. Во всяком случае об этом говорила одежда на человеке.
- Вставай! - приказал сержант.- Документы!
Нарушитель стал на ноги, отряхнул траву, И вдруг, отбросив вещевой мешок вниз по склону горы, мгновенно сиганул в сторону. В одно мгновение его настигла Динго, уложила на дол. Видимо, собака не выбирала места помягче, потому что неизвестный закричал грубым мужским голосом:
- Уберите пса!… Не имеете права задерживать!…
Пока подбежал к нарушителю Алексей Любецкий, на нем уже не было ни платка, ни юбки. То ли Динго решительно поработала возле неизвестного, то ли сам он почувствовал безнадежность положения и сорвал не очень надежную маскировку со своего тела.
Еще несколько минут нарушитель скандалил, призывал к закону, гуманности, закидывал голову в темное, облачное ночное небо, будто ожидая оттуда милости.
- А что это вы носите с собою в кармане? - спросил Любецкий, показывая нарушителю самодельный, уже крупнокалиберный пистолет.- Для чего святому человеку оружие?
- Зверей много в горах! - громко, самоуверенно отвечал задержанный.
- Сегодня мы выловили последнего! - заверял его сержант.- И на что вы надеялись?
Нарушитель вздрагивал, молчал.
- Не подобрали бы вас мы, так бы засада или заслон не пропустили,- говорил Любецкий.- Наконец, и на той стороне границы наши друзья.
- Не везде же на земле ваши друзья,- огрызнулся преступник, тяжело вздохнув.
И словами этими, вздохом своим нарушитель как бы заставил пограничников задуматься: каких же друзей он имеет в виду, каким транспортом предполагал до них добраться?
Ранним утром, если бы не бдительность людей в зеленых фуражках, враги советской державы поднялись бы в воздух - повезли бы за океан секретные документы, дорогие вещи, свою ненависть к честным, искренним труженикам нашей страны.
С нарушителями границы детально разберется советское правосудие. А сержант Любецкий переживает, думает: чего же хотели эти людишки, на что готовы были променять свое самое красивое в мире, раздольное Отечество?
Хотя Алексею и не так уж много лет, но по своей стране поколесил немало. И в такие вот минуты тяжелых раздумий ему вспоминается пережитое, что глубоко спрятано в душе, не выйдет из нее никогда…
Село Любецкое потому и называется так, что почти через дом его заселяют Любецкие. Откуда пошло название - в Курской области никто не интересовался. Ясно одно: Любецкие много любили - родной край, землю, на которой родились и жили, людей, с которыми делили радости и невзгоды.
Дед Алексея по отцу - Василий Любецкий - не посторонним наблюдателем событий был в дни революции, с оружием в руках защищал социалистическое отечество на фронтах гражданской войны, активно агитировал односельчан за колхоз, первым выходил в поле запахивать борозды между полосками, трех сыновей-солдат поставил под ружье в годы гитлеровского нашествия. Старший из них - дядя Иван - без руки пришел с фронта.
Дед Филипп - материн отец - также через огненные вихри Октября, через бои и походы за власть Советов, сквозь переломные тридцатые годы высоко и гордо пронес знамя борьбы до дней последней мировой войны, в грозном сорок первом добровольно вступил в ряды Красной Армии, упросился на фронт, пропал без вести в одном из боев на Березине. Возможно, истекая кровью под ракитовым кустом, он верил в то, что гитлеровцы наконец-то остановлены на этом водном рубеже, что его жена и трое дочерей не будут видеть тех ужасов, которые пережили они в деревне Переделка на Гомельщине при фашистах. Бойцам сорок первого, что остались на поле боя, не представлялись битвы за Москву и Сталинград, за Ленинград, Одессу и Севастополь, операция за освобождение Белоруссии.
Через родную деревню Филиппа решительным маршем к Днепру шли машины и танки, форсировали реку, с ходу прорвали вражескую оборону, погнали гитлеровцев на запад. Напрасно до боли в глазах всматривалась в лица бойцов молоденькая, стройная девчонка Мария - мать Алексея. Отца своего она не нашла, не дождалась с войны, хотя верит все эти годы, что он, загорелый и мужественный, с орденами и медалями, в какой-то счастливый день вернется с фронта.
В первые годы после войны на Гомельщине и в Курской области, как и везде в стране, жилось нелегко. Петр Любецкий завербовался и уехал в Великие Луки строить железную дорогу. Вскоре туда же, также по вербовке, прибыла Мария. Там встретились, познакомились, полюбили друг друга, женились русский парень и белорусская девушка. Жили в передвижных вагончиках, отдавали всю энергию тяжелому труду, как того требовали обстоятельства.
В Великих Луках у молодоженов Петра и Марии родился первый сынок, которого и назвали Алексеем. Полненький, спокойный - возьмет грудь и спит. А то вдруг закашлялся, затемпературил - отхаяли. А тут опять мороз, метель. Ходят сквозняки по вагончику. На квартиру никакой надежды. И от города далековато.
Переговорили меж собою, собрали чемоданы - приехали в Любецкое, на родину Петра. Алексей ожил, повеселел, стал на ноги. Но в небольшом родительском доме не очень просто было уживаться братьям с семьями. И легкие на подъем Петр и Мария опять оставили обжитой угол, подались в Омск на новостройку. Дорогой интересующийся всем Алексей через окно рассматривал пейзажи, любовался природой. Хотя почти ничего с тех дней не запомнил, но в душе невыходимо живет тяготение ко всему живому, натуральному, красивому.
В Омске у Любецких родился другой сын, Миколка. И комнату свою уже имели в доме, и зарабатывал Петр на тракторе немало. А у Марии вдруг заныла душа по родным местам. Подговорила Алексея, так он каждый день напоминал отцу о Днепре, о тетях, которые писали о том, как после двадцатого съезда партии начали крепнуть, разживаться, богатеть колхозы, как легче стало жить в деревне.
Опять стремительный поезд считал длинные версты из Сибири, через Урал и Центральную Россию, в Беларусь.
Остановились в деревне Белое Болото, что невдалеке от Речицы, еще ближе к родне по матери. Опять для Алексея выгода, раздолье. Отец, только бы выдалась свободная минута, брал шестилетнего подростка на рыбалку - не забыть никогда, сколько ершей, окуней и плотвичек брали они на уды. Бабушка также от внука ни на шаг - особенно часто водила его в лес по грибы и ягоды, дорогой вспоминала тяжелые, грустные песни былых времен, рассказывала о многотрудном житье-бытье в царские годы.
Тут у Любецких - Петра и Марии - родилась дочь Люба.
Жить бы им, казалось, беззаботно, на обжитом месте - работать на фабрике, растить детей, но неспокойных искателей, романтиков, можно сказать, по призванию ни с того ни с сего потянуло в более теплые края - в Крымскую область, к старому легендарному Сивашу.