Занимательные истории

Остальные подробности этой истории придется отнести к концу нашего рассказа, поскольку мы несколько забежали вперед.

Вуатюр ухаживал также за г-жою де Лож, маркизой де Сабле и другими. Г-жа де Лож любила его: она первая начала писать стихотворение с рифмами на — ture, которое затем стало называться «Портретом жалостного Вуатюра», ибо у него всегда был насморк и он беспрестанно жаловался и всех решительно жалел. К этим стихам что-то добавил г-н де Рамбуйе, а в 1633 или 1634 году кто-то приписал к ним еще несколько оскорбительных строк на ту же рифму, на что Вуатюр сетует в письме к Костару. Что до меня, я склонен думать, что строки эти добавил покойный Мальвиль: помимо того что они написаны в его манере, впервые сообщила мне о них женщина (м-ль Верон), с которой Мальвиль был весьма дружен. Она прочла мне их наизусть, поскольку тщательно заучивала все, что он писал; в этих стихах, кстати, говорится о Вуатюре:

Эта дама, притязавшая на остроумие и начитанность, говорила так:

Вуатюр был росту небольшого, но ладно сложен и хорошо одевался; когда ему случалось бывать среди незнакомых людей, он почти всегда молчал. Однажды д'Абланкур спросил у г-жи Сенто еще в ту пору, когда она была в своем уме, чем ее пленяет человек, столь неразговорчивый. «Ах, — отвечала она, — он бывает так мил с женщинами, когда захочет!». Но даже в том обществе, где он хотел нравиться, он далеко не всегда бывал одинаков и нередко витал в облаках, это с ним вообще часто случалось. Когда Вуатюр бывал удручен, он тем не менее появлялся в обществе, но был очень скучен и, можно сказать, порою становился всем в тягость. Иной раз Вуатюр бывал столь бесцеремонен, что однажды, желая отогреть ноги, он в присутствии принцессы де Конде снял свои калоши. Уже достаточно бесцеремонным было то, что он в них ходил; но, право же, такое поведение — единственный способ заставить именитых господ считаться с тобой: мы увидим дальше, что он и разговаривал с ними довольно непринужденно. Рассказывают, будто кто-то из принцев — думаю, что это был принц де Конде, герцог Энгиенский, — сказал: «Принадлежи Вуатюр к нашему кругу, он был бы невыносим».

Г-жа де Рамбуйе говорит, что Вуатюр был бескорыстен и лишь небрежное отношение к друзьям заставило многих из них от него отвернуться; что поведение Поэта всегда ее забавляло и что она, как только замечала в нем желание побеседовать, предоставляла ему эту возможность, а когда на него находила задумчивость, делала все, что было ей надобно, словно его здесь и нет.

В выражении его лица было что-то простодушное, чтобы не сказать глуповатое, и вы бы сказали, что, беседуя с людьми, он потешается над ними. Я находил его не слишком учтивым, и мне казалось, будто он во всем стремится дать почувствовать свое превосходство. Он был самым кокетливым человеком на свете. Главным его увлечением в жизни были любовь и игра в карты. Он играл с таким азартом, что к концу партии каждый раз вынужден был менять рубашку. Он усердно развлекал общество во дворце Рамбуйе. Всегда он успевал увидеть нечто такое, чего не видели другие; поэтому стоило ему прийти, как все собирались вокруг него, дабы его послушать.

Вуатюр делал вид, будто сочиняет экспромт. Может быть, так не раз и бывало, но иногда он приносил с собой и заранее написанные стихи. При всем том он был весьма остроумен, и мы обязаны ему тем, что об многих научил выражать свои мысли изящно. Это от него пошло искусство остроумной шутки; но большего у него искать не приходится, ибо то, что он пишет серьезно, дешево стоит, а письма его, за исключением нескольких непринужденно звучащих мест, обычно плохо написаны. Напрасно из них не вычеркнули хотя бы грубых скабрезностей[261]. Должно быть, он этого опасался, ибо за полгода до смерти сказал г-же де Рамбуйе: «Вот увидите, найдутся со временем глупые люди, которые станут разыскивать все, что я написал, а затем публиковать; вот почему мне хотелось бы кое-что исправить». Надобно также признать, что Вуатюр первым ввел в поэзию чрезмерную вольность: до него никто не писал стансов с неравным количеством строф и с нарушением размера.

Корнель своими последними пьесами тоже испортил драматические сочинения, ибо ввел в них декламацию[262].

Вуатюру было свойственно забавное заблуждение: ему казалось, что, преуспев в делах любовных, он сумеет преуспеть и в остальном и что к человеку, обладающему здравым смыслом, все знания приходят сами собою, без какого-либо изучения. Поэтому-то он почти никогда ничего и не изучал. Будучи слегка влюблен, он бывал весьма занимателен и тогда расточал одни любезности; но когда ему случалось сильно влюбиться, он вел себя преглупо. Волокитой он был изрядным: однажды — рассказывала мне м-ль де Шалэ — еще в ту пору, когда она была наставницей м-ль де Кервено, Вуатюр, придя к ней в гости, вздумал строить куры ее воспитаннице, которой было всего двенадцать лет. В этом м-ль де Шалэ ему помешала, но разрешила вволю любезничать с младшей сестрой де Кервено, которой шел только восьмой год. Потом м-ль де Шалэ ему сказала: «Там внизу есть еще служанка, шепните и ей словечко мимоходом».

Известно, что Вуатюр был многим обязан кардиналу де Лавалетту и считался его наперсником; однако, поскольку Кардинал любил прикидываться весельчаком, хоть это ему плохо удавалось, Вуатюр говорил де Лавалетту напрямик все, что он об этом думает, подчас и при свидетелях.

Маршал д'Альбре, которого звали в ту пору Миоссансом, долгое время сам не понимал, что говорит, и нес совершеннейшую чепуху; никто не мог уразуметь, что он хочет сказать, при всем том, что человек этот был вовсе не глуп. Впоследствии он избавился от этого недостатка. Однажды, когда во дворце Рамбуйе собралось большое общество, Миоссанс проговорил целых четверть часа в своей обычной манере; Вуатюр резко напал на него, заявив: «Черт меня побери, сударь, если я понял хоть одно слово из того, что вы сказали. Вы и дальше собираетесь молоть подобный вздор?». Миоссанс ничуть на него не рассердился, а только ответил: «Ах, сударь мой, господин Вуатюр, пощадите же хоть немного своих друзей». — «Право же, — отпарировал Вуатюр, — я так долго щадил вас, что мне уже это наскучило».

С покойным г-ном де Шомбером Вуатюр обращался примерно так же, хотя тот был умен, хорошо писал и только беседа давалась ему с трудом. Вуатюр потешался над ним при каждом удобном случае, а тот в ответ только смеялся. Судя по стихам, обращенным к королеве Анне: «Я мнил…» и т. д., — можно убедиться, что Поэт не щадил даже ее, ибо открыто говорил о ее любви к герцогу Бекингему. Как он позволял себе разговаривать с принцем де Конде, достаточно ясно видно из его известного ответа на послание к г-же де Монтозье[263].

Во время всяких празднеств во дворце Рамбуйе и во дворце Конде Вуатюр всегда развлекал общество то водевилями, то приходившими ему на ум веселыми шутками. Однажды, когда Поэт с целой компанией возвращался из Сен-Клу, кучер вывалил их. В карете было восемь человек. Тут Вуатюр, сидевший с того боку, на который карета упала, увидел, что никто ни на что не жалуется, и стал кричать, что у него сломана нога; м-ль Поле, ехавшая в том же экипаже, сказала ему: «Вы ошибаетесь, не нога, а рука, ибо падая так, как упали вы, можно сломать себе только руку, но никак не ногу». — «Мадемуазель, — ответил он холодно, — каждый знает, что у него болит; я чувствую, что сломал ногу». Она пыталась доказать ему обратное, но тут, видя, что хотят послать за лекарем, ибо это случилось неподалеку от деревни, Вуатюр расхохотался во все горло и заявил, что и руки и ноги у него совершенно целы.

261

Речь, очевидно, идет о неточностях и небрежностях, ибо в сочинениях Вуатюра никаких скабрезностей нет.

262

Трагедии Корнеля, которые не нравились Таллеману, — это «Оттон» (1664), «Атилла» (1667) и, вероятно, трагедии, написанные с 1670 по 1674 г.

263

Послание к маркизе де Монтозье было написано принцем Луи де Конде, Ламуссе и Арно после родов маркизы в 1647 г. В своем «Ответе» на это послание Вуатюр говорит о безразличном к нему отношении принца в довольно смелых и едких стихах.