Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 90

Г-н де Майенн, дабы обмануть свою жену, которая весьма тревожилась, что муж отлучается по ночам, сажал лакея в своем халате за стол, заваленный бумагами, будто работает над чем-то важным; лакей издали делал госпоже знак рукой, чтобы она шла к себе, и та почтительно удалялась.

За м-ль де Гиз, впоследствии принцессой Конти, ухаживали многие, в том числе и отважный Живри. (Он был из рода д'Англюр.) Рассказывают, будто, назначив ему свидание, она из озорства вздумала переодеться монахиней. Живри поднялся к ней по веревочной лестнице, но был настолько поражен, встретив вместо м-ль де Гиз монахиню, что никак не мог придти в себя и поневоле вернулся не солоно хлебавши. Второго свидания он так и не добился; красавица прониклась к нему презрением, и дело завершил Бельгард. (Бельгард нанял человека, который бежал из Парижа. Этот человек вручил ему карандашный портрет м-ль де Гиз. В пору написания портрета ей было всего пятнадцать лет. Именно с этого и началась любовь к ней Бельгарда. За шесть лет до смерти м-ль де Гиз снова обрела свой портрет и сказала о том г-же де Рамбуйе, навестившей ее в этот самый день; м-ль де Гиз была весьма обрадована.) В «Любовных проказах Алькандра»[61] рассказывается о зарождении этой любовной истории. Правда, опасаясь повторения неожиданного конфуза, м-ль де Гиз уже монахиней не переодевалась. Я слышал, будто все произошло на полу, в спальне самой г-жи де Гиз, которая лежала уже в кровати и, чувствуя, что ее клонит ко сну, велела задернуть полог, чтобы покрепче заснуть. М-ль де Витри, наперстница м-ль де Гиз, была Дариолеттой[62]. Когда дело дошло до любовного поединка, у красавицы вырвалось: «Ух!». Мать, проснувшись, спросила, что случилось. «Да нет, ничего, — ответила наперстница, — просто Мадемуазель накололась за работой». Еще до этого, во время краткого перемирия, Бельгард и Живри пришли к воротам тюильрийского сада поболтать с г-жой и м-ль де Гиз. Г-н де Немур, (Тот, кто потом был тираном Лионским. Он был братом (по — А. Э.) матери г-на де Гиза, убитого в Блуа. Их мать, дочь герцогини Феррарской, французская принцесса крови, вышла замуж за г-на де Гиза, а потом за г-на де Немура.) влюбленный в молодую принцессу, (Г-н де Немур женился бы на ней, получи он церковное разрешение.) приказал по ним стрелять. Бельгард отошел, а Живри, более храбрый, крикнул ему: «Как, Бельгард, ты отступаешь перед этой красавицей!». Под конец, видя, что принцесса с ним порывает, Живри написал ей любовное письмо, которое я здесь приведу, ибо это одно из самых прекрасных любовных писем, какие только могут быть на свете.

Письмо г-на де Живри к м-ль де Гиз:

«Услышав о моем конце, вы убедитесь, что я человек слова и говорил сущую правду, утверждая, что хочу жить лишь покуда вы оказываете мне честь вашим благорасположением. Ибо, узнав о перемене ваших чувств, я прибегаю к единственному доступному мне целительному средству и, должно быть, погибну: вас слишком любит небо, чтобы сохранить то, что вы желаете утратить, и только чудо может спасти меня от гибели, навстречу коей я устремляюсь. Смерть, коей я ищу и которая ждет меня, заставляет прервать сии строки. Судите же, прекрасная принцесса, сколь почтительно мое отчаяние, какою силою обладает ваше презрение и заслужил ли я его».

И в самом деле, во время осады Лаона он углубился столь далеко во вражеские ряды, что был сражен. (Канцлер де Шиверни, его зять, говорит в своих Мемуарах, что Живри, производя под Лаоном рекогносцировку вражеского фланга, на который он хотел; навести пушку, был убит.) Ему, как я слышал незадолго до этого, предсказали, что он умрет devant l'an[63], a это могло означать и «до конца года», и «под Лаоном».

Еще скажу немного о г-не де Живри. Некогда он любил даму, имени которой я так и не мог узнать. Поскольку он был настойчив, ибо отлично видел, что дама его любит, она сказала однажды, тяжело вздохнув: «Знали бы вы, как я мучаюсь, вы бы меня пожалели. Я боюсь потерять вас, но когда б я согласилась дать вам то, о чем вы меня просите, я, кажется, умерла бы от печали». По тому, как это она говорила, и по ее слезам кавалер понял, что это не притворство, был глубоко тронут и, хоть и был уверен, что ему стоит лишь проявить упорство, и он добьется всего, — поклялся ей небом никогда более не говорить о своей страсти и любить ее с той поры, как сестру.

М-ль де Гиз вела себя впоследствии так, что один только принц де Конти способен был на ней жениться. (Он был глуп.)

В маленьком городке, через который проезжал Двор, судья, произнеся приветственную речь Королю, обратился затем с приветствием к принцессе де Конти, которую принял за Королеву. Король рассмеялся и во всеуслышание сказал: «Он не слишком-то ошибся: она бы ею стала, когда б вела себя добродетельно».

Рассказывают, будто, когда она стала просить г-на де Гиза, своего брата, не играть более в карты, ибо он много проигрывал, тот ответил: «Сестрица, я перестану играть, когда вы перестанете заниматься любовью». — «Ах, негодник! — воскликнула она. — Значит, он никогда не перестанет!».

Она была весьма неглупа и даже написала нечто вроде небольшого романа под названием «Приключения при Персидском Дворе»[64], где говорится о многом, случившемся в ее время. Она была добра и жалостлива, помогала сочинителям и оказывала услуги кому только могла. Правда, она бывала беспощадна к женщинам, коих подозревала в том, что они отбили у нее возлюбленных. Под конец жизни она стала несносною, совершенно помешавшись на величии своего рода, и настолько поглощена была этим, что вела себя иной раз довольно странно. Одержимая своими мыслями, она, проходя однажды с покойною графиней Суассонского мимо ворот Малого Бурбонского дворца, выходящего на реку, указала ей, что на них еще заметны следы желтой краски, коею их выкрасили в ту пору, когда коннетабль Бурбонский бежал из Франции. «Надобно признаться, — ответила Графиня, — что наши короли проявили в свое время большую небрежность, не вымазав в желтый цвет ворота Гизов»[65]. (Впоследствии с ними это произошло.) Принцесса де Конти сказала как-то графине Суассонской: «Вы должны быть очень мне благодарны за то, что у меня не было детей». — «По правде говоря, — отвечала та, — меньше, чем вы думаете; мы совершенно уверены, что это не от вас зависело».

Когда кардинал де Ришелье сослал принцессу де Конти в графство д'Э, она по пути остановилась у некоего дворянина по имени Жонкер, близ Компьена, так как ее карета сломалась. В доме было трое-четверо юношей; это не помешало ей на следующий же день в их присутствии румяниться, набелить себе кисточкой грудь и плечи. В вечер приезда она, дабы развеять свое огорчение, спросила какую-нибудь книгу и с удовольствием прочла старого, засаленного «Жана Парижского»[66], найденного на кухне.

В Истории о г-не де Бассомпьере будет сообщено еще кое-что о ней.

Господин Депорт

Филипп Депорт был родом из Шартра и довольно низкого происхождения, но преуспел в учении. Он стал клерком у некоего парижского прокурора. У этого прокурора была довольно хорошенькая жена, которой молодой клерк нравился немного более, чем следует. Муж это заметил и однажды, когда Депорт отправился в город, взял его вещи, связал их в узел и повесил у входа на дверной колотушке с надписью: «Когда Филипп вернется, пусть забирает свои пожитки и уходит». Депорт берет свой узел и отправляется в Авиньон (быть может, Двор находился на пути туда)[67], на городской мост, где, как на ступеньках Дворца Правосудия в Париже, стоят те, кто хочет наняться в слуги. Он услышал, как какие-то молодые люди говорят: «Господину епископу дю Пюи надобен секретарь». Депорт идет к нему: епископ в то время, по-видимому, пребывал в Авиньоне. Физиономия молодого человека понравилась прелату. Находясь на службе у г-на дю Пюи, который происходил из рода Сенетерр, (Это от Сен-Нектер.) Депорт влюбился в его племянницу, сестру м-ль де Сенетерр, о которой речь впереди. Эта возлюбленная зовется в его стихах Клеонис[68].

61

Вторая Парижская война (1651–1652) — один из наиболее ярких периодов Дворянской фронды, или Фронды принцев (январь 1650—июль 1653), вызванной недовольством феодальных кругов Франции абсолютистской политикой кардинала Мазарини. Высшая знать под предводительством принца Луи де Конде попыталась использовать народные массы в своих реакционных интересах. В парижском парламенте произошел раскол, часть его членов стояла за принца Конде, другая — за кардинала Мазарини. Осенью 1651 г. Конде выехал из Парижа и стал готовиться к гражданской войне. В апреле 1652 г. его армия подошла к Парижу почти одновременно с королевскими войсками, и 2 июля того же года произошло сражение в Сент-Антуанском предместье, в котором Конде избежал окончательного поражения благодаря тому, что герцогиня де Монпансье велела открыть городские ворота и впустить армию принца в Париж. Тем временем шли переговоры между вождями Фронды и королевским двором. Раздираемые внутренними противоречиями, фрондеры вошли в соглашение с правительством. Сопротивление их было сломлено, и абсолютизм восторжествовал.

62

Дариолетта — ловкая служанка, посредница в любовных делах своей госпожи Элизены в рыцарском романе «Амадис Галльский», изданном в 1508 г. испанским писателем Монтальво, который, быть может, заимствовал сюжет у португальца Лобейры, автора XIII в.

63

Французское l'an и Laon произносятся одинаково.

64

Это сочинение появилось в 1620 г.

65

Желтой краской мазали входную дверь и порог дома, дабы, по словам Брантома, «указать всем на жилище изменника родины и короля».

66

По всей вероятности, имеется в виду одно из сочинений французского доминиканца и теолога Жана Парижского (ум. в 1304 г.).

67

Путешествие это относится к 1564 г., когда Депорту было всего 18 лет. Двор покинул Фонтенбло 13 марта 1564 г., намереваясь остановиться на длительное время в юго-восточных провинциях Франции; в Авиньон двор прибыл 24 сентября того же года.

68

Здесь, очевидно, идет речь о невестке епископа дю Пюи, Жанне де Лаваль, жене его брата Франсуа де Сенетерр.