Страница 7 из 50
Затем слово взял прокурор. Это была длинная, путаная, нашпигованная параграфами и статьями речь, насыщенная ненавистью к полякам и к Загдану, действия которого не вмещались в военные кодексы третьего рейха.
Загдан смотрел в окно и, казалось, не слышал того, что говорил прокурор. Для формальности его спросили, не хочет ли он сказать последнее слово. Он помнил, что хотел сказать. За долгие дни пребывания в застенке гестапо он хорошо это обдумал.
Он поднялся. На бледном от охватившего его возбуждения лице выступили красные пятна. Загдан произнес:
— Я — солдат. Борьба не закончилась там, под Замбрувом. Вы напали на мою родину, и мой солдатский долг повелевал мне сражаться всюду и всегда. Сожалею, что успел сделать так мало.
Гул разъяренных голосов поднялся в зале, раздалось несколько громких проклятий. Загдан обвел своим единственным глазом зал, глубоко вздохнул, а затем сказал:
— Я готов принять смерть, прошу только, чтобы меня расстреляли как солдата. И я верю также, что Польша не погибла, а за меня отомстят.
Жандарм дернул за цепь и усадил его на скамейку. Гестаповцы в зале начали орать, что достаточно и этой пропаганды, чтобы его убить.
Перерыв был коротким. Выпив по чашке кофе и выкурив по сигаре, судьи возвратились в зал.
Полковник Ревнер зачитал приговор, в котором много было пунктов, и все они предусматривали смертную казнь за содеянное. Вавжинец Загдан выслушал все это спокойно, лишь его сильно исхудавшее лицо снова побледнело…
Январь 1940 года выдался пасмурным. В камерах тюрьмы Нойбау в Кенигсберге на Бернекерштрассе, 4/2, темнело. В одной из камер под номером 14 сидел Вавжинец Загдан. На нем была темного цвета тюремная одежда, а на ней — нашиты широкие белые полосы на рукавах, брюках и на груди. Это означало, что Загдан смертник. На ногах были тяжелые кандалы, такие же кандалы сковывали руки, пояс охватывала цепь, конец которой был прикреплен большой колодкой к скобе в стене. В камере день и ночь горел свет, а через глазок в двери каждую минуту смотрел стражник.
Загдан не мог ходить — кандалы на ногах при каждом движении впивались в тело, а цепь была короткой. Так и проводил он дни и ночи: либо сидел, либо лежал на холодном бетонном полу.
В тюрьме Загдан находился уже вторую неделю. Кормили его только хлебом и водой. Он еще больше исхудал, ослаб, все тело одеревенело от кандалов и неподвижности. Он страдал от боли, которую ощущал в простреленном боку, в виске и в глазнице.
Загдан желал, чтобы всему этому поскорее пришел конец, чтобы над ним больше не глумились и чтобы он мог собственными силами, просто, по-солдатски отправиться в свой последний путь.
Было уже далеко за полдень, когда из раздумий его вывел скрежет ключа в замке. В дверях стояло несколько стражников. Дежурный по тюрьме офицер подошел к Загдану, ударил его в бок носком сапога и приказал встать. Когда узник поднялся с бетонного пола, офицер снял кандалы с его ног и отомкнул колодку цепи у стены. Два стражника взялись за цепь и толкнули Загдана вперед. Он понял…
В темном подземелье, куда его привели, ему ненадолго освободили руки, раздели до пояса, снова надели кандалы и втолкнули в небольшое помещение.
Яркий свет ослепил Загдана. Прищурив глаз, он увидел стол, покрытый зеленым сукном, вдоль стен повсюду стояли олеандры, а на передней стене висел портрет Гитлера. За столом стояли начальник тюрьмы, рядом с ним прокурор, какой-то полковник вермахта и несколько гражданских лиц. Все пристально с минуту смотрели на Загдана.
Прокурор взял в руки лист бумаги, посмотрел на Загдана и медленно стал читать: «Именем германского народа…»
Загдан отвернулся. Он не хотел смотреть на своих палачей и остановил взгляд на слегка колышущемся, отгораживающем часть зала занавесе, на котором вырисовывалась едва заметная тень гильотины.
И тогда он окончательно понял, что через минуту переступит порог вечности…
Тайна Петра Бергера
Послышалось едва уловимое поскрипывание лестничных ступенек, затем легкий шум открываемых дверей, и темная человеческая фигура протиснулась в маленькую комнатку мансарды. Ничем не примечательный старый дом, стоявший в зелени садов на окраине Элка, принадлежал акционерному обществу «Райфайзен», которое занималось скупкой овощей и снабжением сельского населения промышленными товарами. Одно из его отделений специализировалось на снабжении армии.
Неизвестный с минуту молча стоял в темноте, прислушиваясь. Потом он проверил, тщательно ли занавешено единственное окошко в комнатке, зажег ночник и посмотрел на часы. Было половина двенадцатого. Неизвестный сбросил плащ, подошел к печке. Вынув одну плитку, осмотрел тайник и вытащил оттуда ящичек. Это был передатчик. Он включил его…
Лампы медленно накаливались. Мужчина положил палец на ключ и послал в эфир позывные. И вот он уже выстукивает точки и тире длинной шифрограммы. Его руки одеревенели от спешки и нервного напряжения. Временами мужчина прерывал работу и прислушивался. Но ничто не нарушало тишины этой августовской ночи. Ключ передатчика выстукивал текст:
«На аэродроме в Элке размещены полк бомбардировщиков тина «хейнкель», 79 истребителей типа «мессершмитт» и 11 разведывательных самолетов «шторьх». Склад бомб и военного снаряжения находится в лесу рядом с аэродромом. Передаю координаты… С аэродрома в Элке ежедневно проводятся разведывательные полеты над Белостокским районом и северными районами Польши…
21-й корпус генерала Фалькенхорста занял исходные позиции для наступления. Главные силы корпуса сосредоточены в районе Пиша и Пишской пущи. Предполагаемые направления удара: Визна, Ломжа, Новогруд и далее на Замбрув и Высоке-Мазовецке в направлении на Брест. Штаб корпуса расквартирован в Бялой-Пиской. Возможно, генерал Фалькенхорст получил танковые подкрепления…
Командование артиллерии в Элке уже направило все боевые средства к границе. Артиллерия сосредоточена главным образом напротив Визны и Новогруда, на главных направлениях прорыва. Батареям уже обозначены поля обстрела… Все приготовления к немецкой агрессии закончены. Война неизбежна! Предполагаемое время вторжения — 25 или 26 сентября…
Внимание, очень важно! В лесничестве Острыкул находится разведывательно-диверсионный центр, готовящий агентов для заброски в польский тыл. Руководит им обер-лейтенант абвера Шульц из «Несте» в Гижицко. Центр замаскирован под «арбайтсдинст» («рабочая служба»). Почти ежедневно оттуда в Польшу перебрасывают диверсантов. Переброска ведется через деревню Длугоше. Другой разведывательно-диверсионный центр расположен в Житкеймах, Голдапского повята [1], в гостинице Св. Губерта. Его агенты пополняют «пятую» колонну в Белостокском районе. Руководит им капитан СС Герман Дильбе из Тильжи. В центре обучаются группы немцев, бежавших из Польши. Главные каналы переброски центра находятся около Вижайн и Ракувека на Сувалыцине.
Обратите внимание на поселок Цимохы в Олецком повяте. В местную погранохрану прибыл унтерштурмфюрер СС Бернард Тумольке, который поддерживает связь с группой украинских националистов в Плоцичне на Сувалыцине и местными немцами в Сувалках…»
Мужчина прервал передачу, когда поблизости залаяла собака и послышался рокот мотора проезжающей машины. Он долгое время внимательно вслушивался, но все смолкло. Во вновь воцарившейся тишине неизвестный смог закончить передачу шифрограммы…
Контора «Райфайзен», словно улей, была наполнена гомоном сотрудников и посетителей. Начинался горячий рабочий день. Из темно-синего «оппеля», который остановился у входа в здание, вышел мужчина лет сорока, одетый в нацистскую форму. Он энергично захлопнул дверцу автомашины и, перекинув плащ через руку, прошел по коридору, приветствуя по-нацистски многочисленных знакомых. Едва он успел войти в свой кабинет, как отворились двери и секретарша шефа конторы сказала:
1
Повят — район, уезд.