Записки партизана

На рассвете Штейн приказал вызвать из хутора Чакан свой личный конвой, прибывший из Крыма, указав ему точный маршрут и время выступления.

— Я сделаю с моими людьми больше, чем вы со всем вашим гарнизоном, — заявил он коменданту.

К вечеру в Варениковскую пришло сообщение о том, что конвой Штейна наткнулся на партизан, завязал с ними бой и полностью был уничтожен.

Комендант долго не решался сообщить об этом Штейну, но сообщить все-таки пришлось. И, странное дело, Штейн довольно спокойно принял это сообщение: не топал ногами, не грозил. Он только сухо и коротко приказал немедленно же созвать всех комендантов и командиров немецких команд, находящихся в станицах и окрестных хуторах: он будет лично говорить с ними.

Выступление Штейна на этом совещании было довольно коротким и весьма энергичным.

— Господа офицеры! — заявил он. — Я не буду напоминать вам о том, что произошло за последние дни в Варениковском районе. Надеюсь, еще достаточно свежи в памяти покушение на мой катер у хутора Чакан, гибель старост и начальников полиции, смерть районного атамана, пожар амбара с зерном, разгром транспортных колонн, уничтожение моего конвоя. Я хочу только задать вам один вопрос. Кто хозяин в этом районе: вы, представители победоносной германской армии, или партизанские банды разгромленной России? Вы, обладающие всей мощью современной военной техники, или эти партизаны, орудующие ножом и дубиной? Я вынужден сделать вывод, что все же не вы хозяева этого района… Один из вас (мне не хочется назвать его имя) как-то обмолвился в беседе со мной, что над районом нависло какое-то проклятие. Я не верю во всю эту вредную сентиментальную чушь. Я верю в одну силу, существующую на земле, — в силу непобедимой германской армии. И если здесь не видно проявления этой силы, я делаю единственный вывод: люди, представляющие ее в нашем районе, не оправдывают доверия верховного командования. Они должны быть отстранены и судимы. Но я не хочу сейчас принимать крутых мер, хотя имею на это достаточно широкие полномочия. Я хочу сделать еще одну попытку. Комендант Варениковского района доложит вам план операций против партизан. Вы будете его выполнять точно, без всяких отклонений. Но если и на этот раз вас постигнет неудача, я буду вынужден со всей резкостью довести об этом до сведения господина гаулейтера Крыма и полагаю, что верховное командование примет самые суровые меры…

Но, очевидно, действительно какое-то проклятие нависло над немцами в Варениковском районе. Партизаны по-прежнему оставались неуловимыми. Был разгромлен большой немецкий обоз, шедший под прикрытием броневиков. Партизаны убили двух немецких офицеров, захватив у них важные секретные документы.

Штейн помрачнел. Он курил одну папиросу за другой. Его адъютант писал какие-то пространные донесения. Комендант с минуты на минуту ждал суровой кары…

Обо всем этом знали в Краснодаре. Но знали не из донесений Бережного: он по-прежнему молчал. Некоторые из нас склонялись к мысли, что Бережной погиб, хотя никто другой, кроме его взвода, не мог орудовать в Варениковском районе. Все продолжало быть загадочным до того памятного вечера, когда пришла, наконец, радиограмма от Бережного.

Хорошо помню, как однажды вечером мне позвонили из штаба партизанского движения Юга и попросили зайти: получены важные сообщения.

— От Бережного? — спросил я.

— Приходите — узнаете.

В штабе мне показали пространную расшифрованную радиограмму. Она была подписана Славиным и Бережным. В ней сообщалось, что взвод Бережного по-прежнему имеет свою основную стоянку в плавнях около Варениковской и в настоящее время значительно пополнился за счет добровольцев. Затем шло перечисление операций, проведенных взводом (о большинстве из них нам было известно), и наконец, самое главное. Славин сообщал, что Штейн убит у хутора Чакан и что вместо Штейна действует Бережной под видом представителя гаулейтера Крыма. Пока все шло гладко, но последнее время Бережной стал подозревать, что за ним организована слежка. Поэтому он намерен покинуть Варениковский район и направиться в сторону Анапы, тем более что это согласуется с общим планом действия десанта.

В заключение Славин объяснил долгое молчание Бережного тем, что передатчик Бережного временно вышел из строя, а сам Славин сознательно молчал, боясь, что немцы перехватят радиограмму и расшифруют работу Бережного.

Вот и все, о чем сообщалось в радиограмме. Остальные подробности мы узнали значительно позднее, но о них следует сообщить сейчас, иначе многое останется непонятным.

Когда Бережной, узнав от Дарьи Семеновны о предстоящем приезде Штейна, отправился на хутор Чакан, у него еще не было определенного плана действий. Захватив с собой своего аспиранта по институту, двух студентов, Николая, семь партизан и прихватив на всякий случай мундиры немецких офицеров и два комплекта солдатской одежды, он решил, что на месте будет виднее, как надо действовать.

Узнав на хуторе, что Штейн еще не приехал, но что его ждут со дня на день, Бережной раздобыл лодку и отправился вниз по Кубани, решив попытаться организовать крушение катера. Здесь его постигла неудача: катер, наткнувшись на протянутый партизанами невод, только остановился. Когда же катер сел на мель и с него был послан на берег матрос, Бережной решил начать сложную и рискованную игру. Быстро облачившись в мундир немецкого офицера, он встретил матроса и без труда узнал от него, что Штейн требует лодку. Матроса задержали. Студенты превратились в немецких солдат и подплыли к катеру. Когда лодка со Штейном и его свитой скрылась от глаз команды за поворотом, один из студентов резким движением перевернул лодку, а другой в это время оглушил ударом весла обоих телохранителей Штейна. Все немцы пошли ко дну, за исключением самого Штейна, — он выплыл, и его пришлось прикончить в воде. Затем началось переодевание: Бережной превратился в Штейна, аспирант — в его адъютанта, студенты стали его телохранителями. Остальные партизаны тщательно замели все следы и, когда конвой Штейна и часть немецкой команды покинули катер, напали на оставленный на катере караул и утопили его в Кубани. Потом сняли катер с мели, скрыли в камышах, а на его место поставили большую старую рыбачью лодку и подожгли ее. Так Штейн появился на хуторе Чакан. В Варениковской Бережному-Штейну удалось, как мы знаем, устроиться у Дарьи Семеновны. Тут чуть было все не сорвалось. Дело в том, что Бережной, уходя из хутора Чакан, приказал Николаю пробраться к матери и предупредить ее о маскараде. Но Николаю не удалось этого сделать, и Дарья Семеновна была захвачена врасплох. Однако она не растерялась, узнав в Штейне своего нареченного сына. Старушка не подала вида, памятуя его просьбу — ничему не удивляться, и все сошло благополучно. Дарья Семеновна вела себя прекрасно во все время пребывания Штейна в станице. Через нее Бережной поддерживал связь со своим взводом. Почти каждую ночь Николай пробирался к матери и получал указания или от самого Бережного, или через его адъютанта. Николай же доставил из плавней кислотную мину, с помощью которой был взорван дом управления.

Устройство этой мины, которую мы с успехом применяли еще в нашем отряде, очень несложно. Действие ее основано на том, что кислота разъедает тонкую металлическую перегородку в стеклянной пробирке, в которую налита кислота, и, соединившись с другим составом, вызывает взрыв. Бережной спрятал мину в портфель. Пока адъютант держал портфель вертикально, кислота не соприкасалась с перегородкой… Но лишь только, уходя вместе с Бережным, он положил портфель горизонтально, началось действие кислоты, и через несколько минут мина взорвалась…

Бережной, отправляясь в дом управления атамана, решил отложить казнь коменданта и Мирошниченко и поэтому увел их с собой. Он сделал это прежде всего потому, что должен был всячески оберегать себя от каких-либо подозрений.

С Мирошниченко партизаны Бережного расправились несколько позднее, когда тот в одну из ночей пошел к своему амбару.