Записки партизана

По этим отрывочным, часто запаздывавшим, иногда противоречивым сведениям мы следили за судьбой десанта. Иногда многое казалось нам непонятным. И лишь после того, как немцы были изгнаны из Тамани и мы снова обняли тех, кто остался живым из десантников, нам стало известно все об их героической борьбе в тылу врага.

Славин летел на флагмане. Он сидел рядом с командиром корабля. Перед ним освещенная электрической лампочкой находилась карта.

Славин смотрел вниз. Над землей лежала темная, непроглядная кубанская ночь. Потом во мгле сверкнули вспышки орудийных выстрелов. Загорались и гасли осветительные ракеты. По небу шарили голубоватые лучи прожекторов.

На земле шел «малый бой» у внешнего обвода «Голубой линии». Затем снова вокруг сомкнулась ночная тьма.

Через некоторое время командир флагмана, тронув Славина за плечо, показал на карту. Палец командира провел на карте линию от Краснодара на запад и остановился там, где коричневые горизонтали сплелись в клубок, обозначая горы и ущелья центральной Тамани. Здесь был нарисован красный крестик и под ним, немного западнее, стояла надпись: «Волчьи Ворота». Славин понял: самолеты подошли к месту высадки. По воздушным кораблям был отдан приказ готовиться к выброске. Десантники выстроились перед бомбовыми люками. Сигнал — и первым уходит вниз Поданько, командир разведки, тридцатилетний казак-таманец, учитель истории в станичной средней школе. За ним прыгают его разведчики. Потом — первый, второй, третий и четвертый взводы. Последними покидают флагман Славин со своим ординарцем.

Резкий рывок парашюта — и распустившийся купол прекратил стремительное падение Славина. Земли по-прежнему не видно. Вокруг тьма. И вдруг высоко над куполом парашюта слышится сухой стук пулеметов и пушек. Трассирующие пули бороздят небо. Откуда-то издалека, будто с самого горизонта, поднимаются лучи немецких прожекторов и на мгновение вырывают из тьмы силуэты «мессершмиттов». Это немецкий воздушный патруль неожиданно появился над Волчьими Воротами, и наши истребители завязали с ним бой, прикрывая уходящие на восток тяжелые самолеты, освободившиеся от десантников…

Внизу неясным контуром вырисовывается земля. Она надвигается все ближе и ближе. Славин мягко ударяется ногами о землю и валится на бок. К нему подбегают товарищи и освобождают от парашютных лямок.

Славин встает. В темном небе, оставляя за собой огненный след, падают три горящие машины. Кто знает, наши это или немецкие?.. А на востоке слышится отдаленная стрельба. Надо думать, немецкие истребители догнали тяжелые корабли и атакуют их…

К Славину подбегают связные и докладывают, что высадка прошла сравнительно благополучно: только один боец сломал себе ногу и трое еще не найдены. Грузовые тюки собраны почти все.

Славин приказывает немедленно рассредоточиться и, вызвав к себе командиров взводов, повторяет приказ, который в деталях был разработан еще в Краснодаре.

Первый взвод под командой Кирилла Степановича получает задание отправиться на северо-западную оконечность Тамани, туда, где Керченский пролив отделяет Кубань от Крыма. Этот взвод должен подготовиться к срыву эвакуации немцев из Кубани, когда Советская Армия прорвет «Голубую линию».

Второй взвод — Бережного — идет к станице Варениковской. Перед ним поставлена задача: разрушить коммуникации немцев в Варениковском районе.

Дубинец со своим третьим взводом направляется в окрестности Анапы. Его задача: перерезать дороги, идущие из Анапы к Керченскому проливу, разведать все, что делается в порту, и подготовиться к налету на город.

Четвертый взвод, Семенцова, и штабная группа во главе с начальником штаба Пантелеем Сидоровичем, пожилым казаком, председателем РИКа, остаются при Славине: необходимо до рассвета замести следы десанта, перейти на командный пункт в центральной части гор, ближе к Волчьим Воротам, оборудовать жилье, развернуть госпиталь и начать розыски егоринцев.

Поданько должен был немедленно приступить к разведке и держать в курсе всех командиров взводов.

Три взвода еще затемно вышли по своим маршрутам. Бесшумно растворились в ночи разведчики Поданько.

Когда над Таманью забрезжил день — он выдался серым и пасмурным, — все было готово: грузовые тюки спрятаны и замаскированы в тайниках; следы высадки заметены вениками, обрызганными пахучей жидкостью, сбивающей с толку немецких собак-ищеек; часовые и заставы, спрятанные в кустах, получили телефонную связь.

Весь день хозяйственники оборудовали пещеры, расчищали и укладывали камнями родники с холодной прозрачной водой. На рассвете следующего дня четвертый взвод, разбившись на группы, отправился на поиски егоринцев.

Целый день бродили десантники по дикому нагромождению скал. Район был безлюден: станицы лежали в стороне, дороги далеко обходили эту горную часть Тамани, да и немцы, очевидно, давно уже не заглядывали сюда.

Десантники-партизаны обшарили все кусты, все овраги, но никого не нашли — ни егоринцев, ни трех своих товарищей, пропавших при высадке десанта. И только одна группа поздно вечером принесла Славину постолы, найденные у родника, и два вещевых мешка. В них обнаружили партизанские куртки, белье и записные книжки, принадлежавшие егоринцам.

Славин понял, что еще не так давно егоринцы были здесь, и он отдал приказ продолжать поиски ближе к станицам — там, где горное плато переходило в степь.

К обеду следующего дня телефонистка передала донесение с караульных постов:

— Идут наши, несут егоринцев.

Славин вышел из пещеры. На камнях лежало четыре трупа. Их нашли километрах в десяти от станицы Раевской, в глубокой балке, у ручья. Как видно, партизаны были убиты выстрелами в спину. Надо думать, враги выследили их, устроили засаду и предательски убили их сзади, когда те пили воду из ручья. Один из егоринцев так и остался лежать с пробитой головой в воде. Холодная родниковая вода сохранила лицо, и Славин легко узнал в нем краснодарца Виктора Михайловича Бадаланова.

— Поданько, ко мне, — приказал Славин.

— Смотри, Поданько, — голос у Славина был сухим и строгим. — Смотри, Поданько, и запомни: их убийцы сейчас в Раевской. Разузнай и доложи. Они заплатят!

Десантники еще не успели разойтись по своим пещерам, как подошла вторая поисковая группа. На носилках, сделанных из сучьев и палок, принесли двух егоринцев.

Их отнесли в госпиталь, устроенный в одной из пещер, раздели, уложили, пытались накормить. Они молчали. Тела их были покрыты глубокими гноящимися язвами. Глаза по-прежнему дико смотрели по сторонам. Один из них вскоре потерял сознание.

За егоринцами ухаживали доктор десанта и Аня Чертоляс. Веселая, жизнерадостная, энергичная, она была опытной, внимательной старшей сестрой.

«У Ани рука легкая», — говорили впоследствии егоринцы, которым Аня перевязывала раны.

Старичок-доктор не отпускал ее ни на шаг от себя: все сложные перевязки делала Аня, и она же неизменно помогала ему при операциях.

Славин, беспокоясь об егоринцах, приказал своему радисту немедленно связаться с Краснодаром и вызвать самолет.

Поздно ночью послышался шум мотора. Маленький самолет мастерски приземлился на полянку. Он забрал обоих егоринцев и десантника, сломавшего ногу при прыжке, и еще задолго до рассвета ушел обратно в Краснодар.

К концу шестого дня Славину удалось подобрать около полусотни больных и раненых партизан. Иногда их приносили на носилках — распухших, умирающих. Иногда они приходили сами, опираясь на плечи десантников.

Их находили в пещерах, в глубоких оврагах, у родников, в колючих зарослях.

Все были истощены донельзя. Одни молчали, упорно не отвечая на вопросы. Другие говорили в бреду, не смолкая, но рассказы их были бессвязны.

Ясно было одно: немцы разгромили отряд Егорина. Партизаны, уцелевшие от разгрома, скрылись здесь, в этой пустынной горной местности. Не раз за ними охотились немцы, выпуская собак-ищеек. Одних убивали на месте, других уводили в плен. Те же, которые уцелели, каждую минуту ждали новой облавы, болели, голодали. О судьбе самого Егорина никто из них ничего не мог сообщить, а найти его было более чем необходимо: только он, как командующий партизанскими отрядами на Тамани, располагал необходимыми десантникам сведениями о местных агентурных связях и о расположении местных партизанских отрядов.