Феллах

Выслушав, он с тем же выражением снисходительности и превосходства произнес извиняющимся тоном, что вся эта история и связанные с ней недоразумения не имеют никакого отношения к уездному комитету АСС. Это входит в прерогативу административных органов. Что же касается Арабского социалистического союза, то он предпочитает не вмешиваться в подобного рода дела. Да, ему, безусловно, известно, что в нашей деревне между секретарем и членами деревенского комитета АСС сложились ненормальные отношения, которые и привели к конфликту. Разумеется, конфликта можно было бы и избежать. Он лично собирался предпринять кое-какие шаги для его предупреждения. Но к сожалению, события приняли слишком неожиданный и опасный оборот. Названные мною лица, которых вынуждены были арестовать, совершили преступление не против АСС, а против закона. Поэтому к ним и были применены санкции полиции. В таких случаях всякое вмешательство других органов будет неправомочным, ибо закон есть закон, даже если он в чем-то устарел и не отвечает, может быть, духу времени. Каким бы консервативным он ни казался, его следует уважать и соблюдать до тех пор, пока он не будет отменен.

Затем, все более воодушевляясь, он с гневом обрушился на тех, кто пытается принизить роль АСС. С подкупающей искренностью, в тон тому, о чем я только что говорил, он громко ратовал за необходимость поднятия авторитета АСС.

— Комитеты АСС на местах, — распинался он, — должны не только руководить, но и показывать пример во всем!..

Ему, очевидно, очень понравилась высказанная им мысль, и поэтому он решил ее несколько развить.

— Да, да! Члены комитетов должны быть не только командирами, но и служить образцом для рядовых членов АСС. Мы ни в коем случае не будем мириться с таким положением вещей, когда некоторые члены местных комитетов пытаются использовать свои посты для извлечения личных выгод. Это недопустимо, и мы будем давать решительный отпор подобным действиям, подрывающим основы нашего общества…

Не скрою, ко мне заходили и устаз Абдель-Максуд, и Абдель-Азим. Не удивляйтесь, что я называю их имена. Я знаю по именам почти всех членов комитетов АСС в каждой деревне, в каждом поселке, в каждом кооперативе. Мне часто приходится сталкиваться с вопиющими нарушениями устава АСС, встречаться с фактами злоупотребления властью на местах, которые дискредитируют идеи социализма и расшатывают устои нашего государства. Да, такие люди еще есть! Поверьте мне, сеид, я их чую за версту и хорошо знаю их повадки. Но Ризк-сеид не имеет с ними ничего общего. Почему же ваши друзья ополчились против него! Почему действуют в обход своего секретаря комитета! Ведь это же не что иное, как анархия! Кто такой Ризк-сеид? Человек, преданный революции, председатель кооператива, секретарь деревенского комитета АСС и к тому же честный труженик! Спрашивается, почему же они бойкотируют указания Ризка, не считаются с его мнением, проводят без него собрания? Разве это не анархия?

Такие действия можно было бы как-то объяснить, будь Ризк-сеид чуждым нам человеком. Но ведь его с полным основанием можно назвать подлинным социалистом, поскольку он занят общественно-полезным трудом и тем самым вносит весьма ощутимый вклад в общий национальный доход страны. Трудно сказать, кто приносит бо́льшую пользу стране, Ризк-сеид или его противники — Абдель-Максуд и Абдель-Азим, которые своими действиями не столько способствуют, сколько мешают всеобщему благополучию. Мы считаем, что каждый труженик, будь то рабочий или крестьянин, который ненужными разговорами мешает производительной деятельности, объективно играет роль врага социализма и поэтому может быть расценен как подрывной элемент… Более того, я хотел бы еще добавить, что крестьяне, которые пытаются, скомпрометировать другого труженика только потому, что тот владеет большим имуществом и приносит государству больший доход, выступают практически против Национальной Хартии, провозглашенной нашим президентом… Я лично хорошо знаю Ризка. Это человек политически благонадежный, достойный всяческого уважения. Он участвовал в освободительном движении. Когда-то мы с ним вместе состояли в Национальном союзе. Ну, а если говорить о его социальном лице, то он сельский труженик, земельная собственность которого не превышает двадцати пяти федданов. Следовательно, он является таким же феллахом, как и все другие труженики деревни. Феллахом в том смысле, как мы его определяем с наших позиций социализма. Нам чужды идеи классовой борьбы, мы их не признаем. Те же люди, которые пытаются посеять в нашем обществе вражду, разоблачают себя как коммунисты. Ибо они вносят вредный дух классовой борьбы. Значит, они против арабского социализма. Против Национальной Хартии. С такими людьми мы должны решительно бороться и сурово их наказывать, карать по всей строгости нашего закона.

Что касается конкретно Абдель-Максуда и Абдель-Азима, то, насколько мне известно, им предъявлены обвинения по делу, связанному с нарушением нравственности и хищением казенного имущества. Они, к сожалению, оказались замешанными в таких делах, от которых в любом случае следует держаться подальше. Перед законом все равны. А кем являются с точки зрения закона люди, которые мешают нормальной производственной деятельности других членов общества, сеют среди них смуту, подстрекают их к беспорядкам, создают анархию, подрывают авторитет руководителей АСС на местах и в кооперативе? Таких людей с полным основанием можно назвать реакционерами, агентами феодалов, бунтовщиками, подрывными элементами — короче говоря, злостными врагами социализма. Я бы вам советовал от подобных людей держаться подальше и вообще не вмешиваться в это деликатное, я бы сказал даже весьма щекотливое, дело. Тем более что дело это передано в компетентные органы. К нему там отнесутся должным образом. Следствие может продлиться и месяц, и два, а то и все три. Во всяком случае, убежден, что виновные понесут достойное наказание.

С этими словами устаз Бараи хорошо отработанным жестом воздел перст к небу, как бы напоминая, что на головы правонарушителей падет не только вся тяжесть закона, но и кара самого всевышнего.

Сидевший напротив него пожилой феллах невольно съежился. Он испуганно повел глазами по сторонам, потом вдруг вскочил и чуть не бегом бросился к двери. Столкнувшись в дверях с посыльным, несшим на подносе чай и кофе, феллах отскочил как ошпаренный в сторону. Но посыльный, не поняв его маневра, протянул ему заказанный чай.

— Нет, не хочу! Ничего от вас не хочу! — отчаянно замахал руками феллах. — А то еще скажете, что я реакционер, агент феллахов, бунтовщик! Уж лучше я пойду подобру-поздорову!

Уже в самых дверях феллах резко нагнулся, снял с ноги башмак и, нанося им удары себе по голове, громко запричитал:

— Вот так тебе — башмаком, башмаком! По башке, по башке! Молчи, молчи! Не ходи жаловаться! Будешь жаловаться — добавят еще. Раньше молчал — молчи и теперь.

Феллах продолжал исступленно бить себя по голове, приговаривая:

— Раньше молчал — молчи и теперь! Молчи, старый дурак! Молчи!

На его крики сбежались сотрудники комитета, феллахи и посетители, ожидавшие приема. Старик, как затравленный зверь, попятился назад, затем, уронив башмак на пол, простер руки вверх и дрожащим голосом воскликнул:

— Аллах наш всемогущий и милосердный, сжалься хоть ты над нами! Спаси нас от злых тиранов и жадных кровопийц! Сжалься над нами!

И, разрыдавшись, он упал на пол. В кабинете воцарилась тягостная тишина. Мы сидели будто прикованные к своим местам: я — в углу, адвокат — за столом, посасывая толстую сигару. Столпившиеся в кабинете люди стояли опустив головы. Все боялись посмотреть друг другу в глаза. Лишь кто-то, не выдержав, пробормотал с глубоким вздохом:

— О аллах милосердный…

Глава 11

Старика феллаха куда-то увели, и мы снова остались с устазом Бараи в его кабинете. Он раскуривал гаванскую сигару с таким видом, будто ничего и не произошло. Мне не хотелось нарушать молчание. Я сидел и внимательно разглядывал Бараи. Лицо его по-прежнему было спокойно-непроницаемым.