Страница 62 из 165
Было немало и белых зрителей. Эти реагировали по-разному: одни с явным сочувствием, другие неодобрительно — эти, по — видимому, были единомышленниками мучителей Джека. Но никто не оставался равнодушным. Буквально всех этот спектакль заставлял задумываться над проблемой расовой дискриминации и выбирать свое место по ту или другую сторону баррикады. Такой театр не для развлечения, не для того, чтобы просто приятно провести вечер. Такой театр, если хотите, — школа политической борьбы.
Некоторые труппы логически развивают этот замысел еще дальше. Они устраивают такие спектакли, которые перерастают из театрального представления в политический митинг. Я был на таком удивительном представлении в «Вилледж саус тиэтер», который помещается в старом невзрачном доме на захудалой улочке Ван — Дам — стрит в Нью — Йорке. Пьеса называлась «Виг тайм бак уайт». Это название непереводимо: слово «биг» значит «большой», «тайм» значит «время», «бак» на нью — йоркском жаргоне означает «доллар», а «уайт» — «белый». Вот и понимай как знаешь.
Но суть пьесы, как это часто бывает в американском театре, отнюдь не определяется названием — заголовок пьесы должен лишь ошарашить и заинтриговать зрителя. «Биг тайм бак уайт» — это, как написано в программке, которую раздают в зале, пьеса — митинг. Актеры вместе с публикой определяют свое отношение все к тому же вопросу о расовой дискриминации.
Эта пьеса, написанная американцем итальянского происхождения Джозефом Доланом Тюотти, популярна в Соединенных Штатах. Она идет одновременно и в Нью-Йорке и в Сан — Франциско — там ее поставил в феврале 1969 года режиссер Оскар Браун — младший, негр по национальности. В газете «Сан — Франциско кроникл» я прочел 9 февраля его статью, которая начиналась такими словами:
— Действительно ли быть черным прекрасно? Конечно. Но для того чтобы свободно продемонстрировать этот факт в Америке, нам нуяшо прежде всего одолеть белый расизм…
И далее режиссер Браун страстно доказывал, что белый расизм — «это опасное душевное расстройство, болезнь сердца, неизлечимая болезнь. В его основе — проклятая ложь. Ложь, будто белый человек по самой натуре выше черного и, следовательно, вправе воспользоваться своим преимуществом. Этой лжи белых расистов мы должны противопоставить свой бунт в области культуры».
«Бунт в области культуры» — именно так понимают эту в высшей степени необычную пьесу деятели негритянского искусства в США. Поглядеть «Биг тайм бак уайт» в Сан — Франциско я не успел, и вот теперь иду в
«Вилледж саус тиэтер», где эту пьесу поставил Дик Вильямс — поэт, писатель, режиссер, артист из Чикаго, человек талантливый и смелый, который считает, что искусство — это не только пища для ума и сердца, но и острый инструмент политической борьбы.
Дик Вильямс — как и Браун, негр по национальности — начал свою театральную карьеру в негритянском гетто Лос — Анджелеса — в страшном Уоттсе, где несколько лет тому назад возник мощный взрыв социальной борьбы, вылившейся в многодневный бой с полицией и войсками. Я был в этом гетто и могу засвидетельствовать, что Уоттс — один из самых угрюмых уголков, какие я видел на земле. Так вот, там, в этом угрюмом Уоттсе, Вильямс создавал любительские театральные кружки и ставил их силами пьесы. Потом он создал негритянский театр в Лос-Анджелесе. Там, между прочим, и была впервые поставлена в 1965 году пьеса «Биг тайм бак уайт» — Тюотти тоже из Лос — Анджелеса, там он и сочинил ее.
В последнее время Дик Вильямс все чаще снимается в кинофильмах. Характерно, однако, что и в кино он играет не всякие роли, а только такие, которые как‑то вписываются в контекст борьбы против расовой дискриминации негров. Я видел Вильямса в фильме Жюля Дассэна «Тугой узел», где он играл роль одного из боевых негритянских вожаков. В аналогичной роли он снялся в киноленте «Потерянный человек».
Давайте, однако, пока не началось представление, оглядимся по сторонам и посмотрим, что представляет собой театр, где показывают пьесу — митинг. Тесный, узкий зал, похожий скорее на сарай, — видимо, у Вильямса и его друзей нет средств, чтобы арендовать более комфортабельное помещение. Все стены залеплепы плакатами с острыми, зачастую сверкающими уничтожающей иронией лозунгами:
— Места для полиции — в первом ряду!
— Черных можно убивать бомбами!
— Доносчики в зал не допускаются!
— Не бейте беленьких!
— Не курите наркотиков!
— Черные существуют!
— Слушайте и учитесь!
— Полицейские — свиньи!..
Но вот на сцену уже поднялось несколько негров. Там несколько скамеек и в центре — трибуна. Негры подметают пол, разговаривают между собой о том о сем, готовя помещение к митингу. Из их диалога мы узнаем, что находимся в Уоттсе и что сейчас придет негритянский пророк и будет говорить речь.
В сущности речь этого пророка, или, если угодно, вождя, а точнее, его политический диалог с залом и составляет сердцевину этой пьесы — митинга.
Роль вождя играет сам Вильямс. Он не спеша, увереп-ной походкой входит в зал, проходит меж рядами, поднимается на сцену, занимает место на трибуне и внимательно вглядывается в лица зрителей. Одет оп, как большинство негритянских бунтарей, весьма своеобычно: на нем черная бархатная блуза, на груди висит большая сверкающая бляха, нечто вроде архиерейской панагии. Голова у него гладко выбрита.
И вот уже вождь начинает речь. Какую политическую позицию он занимает? Вождь считает, что деятельность Мартина Лютера Кипга, который организовывал ненасильственную борьбу негров за свои права, в свое время была полезна, но что сейчас, когда расисты застрелили Книга, пришло время для активных насильственных действий, и Малколм Икс, провозгласивший необходимость таких действий, был прав — надо отвечать контрударом на удары белых расистов.
Обращаясь к публике с трибуны, вождь напоминает, что сам Кинг в конце концов понял, что борьба методом непротивления злу не дает результата. Оп призывает презирать белых.
— Зачем? — доносится первая реплика из зала.
Вождь оживляется — он рад тому, что завязывается диалог с публикой. Неважно, что его аргументация, подбираемая на ходу, не всегда будет убедительной. Важно, чтобы был диалог, общий разговор, спор, в ходе которого обязательно рано или поздно родится истина.
— Затем, — отвечает он, — чтобы мы избавились от комплекса неполноценности… В конце концов надо разрешить спор о курице и яйце — что появилось раньше. Так вот, я вам говорю: первыми были пегры, а не белые… А христианство, призывающее всех любить друг друга, — это чистейшее лицемерие. Всех учат по одной Библии, но равенства черных и белых не было, нет и не будет даже перед самим господом богом!
— Есть ли разница между расизмом и капитализмом? — доносится чей‑то звонкий голос из зала.
— Нет никакой, — отвечает пророк: — Расизм и капитализм — это одно и то же. И против них надо бороться.
Я оглядываюсь по сторонам. В зале быстро накаляется обстановка. Здесь много негров, и они солидарны со своим пророком, забывая, что это театр и что одетый в черную бархатную блузу Дик Вильямс — это всего лишь режиссер и актер, выступающий в спектакле. А впрочем, ведь это не просто пьеса, а пьеса — митипг. Больше того, похоже на то, что это просто митинг!
Некоторые вопросы, так сказать для затравки, задают заранее подготовленные участники представления, но очень быстро в диалог с пророком втягиваются и зрители. Полемика охватывает весь зал. Судя по содержанию и по тону реплик, пророку сочувствуют не все. Часть белой публики настроена враждебно к неграм.
— Почему вы не учитесь? — доносится из глубины зала. — Ведь у вас теперь есть право учиться вместе с белыми.
— Вы говорите о равенстве, — отвечает Вильямс с трибуны, — но это только формальное равенство. Равенства у нас с вами нет.
— Вы толкуете о черной власти. Что это значит? Вы хотите нами командовать?
— Черная власть? Нас в Америке десятки миллионов, и мы вправе быть хозяевами своей судьбы. А белые пусть устраивают свои дела сами, оставив нас в покое.