Оникс

— Это не ложь.

Я запрокинула голову, и его теплое дыхание коснулось моих губ.

— Мы все еще будем продолжать видеть друг друга, — прошептал он. — И не лги мне больше. Я знаю, что это делает тебя счастливой. Ты говорила, что хочешь меня.

Ого. Стоп. Придержи своих коней.

— Когда?

— На озере. — Он наклонил голову, и в тот момент мне следовало отодвинуться. Его губы понимающе дрогнули, и он отпустил мое запястье. — Ты сказала, что хочешь меня.

Теперь уже обе мои руки были на его груди. Они действовали по своему собственному разумению. Я не могла нести за них ответственность.

— У меня был жар. Я потеряла способность мыслить.

— Говори, что хочешь, Котенок. — Прикосновение его ладоней к моим бедрам — и Дэймон легко, как пушинку, усадил меня на край стола. — Мне лучше знать.

Мое дыхание перешло в тихий всхлип.

— Ты ничего не знаешь.

— Ох-ох. Знаешь, я беспокоился о тебе, — признался Дэймон. Двигаясь вперед, он подтолкнул мои ноги в стороны. — Ты все время звала меня, и я не переставал тебе отвечать, но ты, казалось, совершенно не слышала.

О чем он говорил? Мои руки опустились к его прессу, твердому под мягкой материей свитера. Обняв его за пояс, я совершенно точно собиралась оттолкнуть его прочь. Вместо этого я вцепилась в него крепче и притянула к себе.

— Вау, вероятно, я была совершенно не в себе.

— Это… испугало меня.

Прежде чем я успела ответить или хотя бы осознать, что моя болезнь на самом деле его испугала, наши губы встретились. Мой мозг отключился, мои пальцы вцепились в его свитер и… все загорелось пламенем — его глубокий поцелуй обжигал мои губы, его руки, обхватывавшие мою талию, притягивали к себе все сильнее.

Он целовал меня так, будто истосковался по воде, и теперь плыл, совершая длинные броски, на которые не хватало человеческого дыхания. Его зубы поймали мою нижнюю губу, а потом он отстранился, но только за тем, чтобы снова обрушиться на мои губы с новой силой. Мое тело горело от головокружительных ощущений. Я не хотела этого. Потому что все это было ненастоящим. Всего лишь побочный результат извращенной космической связи. Я продолжала твердить это самой себе, когда мои руки прокладывали путь вверх по его груди и обвивали его шею. Когда его пальцы углубились под полы моей блузки и мне казалось, что он вот-вот проникнет в самую мою душу, согревая каждую клеточку моего тела, освещая каждый темный уголок.

Касаться его, целовать его все равно что снова испытывать лихорадку. Я горела. Мое тело горело. Весь мир горел. И летели искры. Не в силах сдерживаться, я простонала, снова впиваясь в его губы.

Послышался треск и грохот. Кабина заполнилась запахом горелой пластмассы.

Тяжело дыша, мы оторвались друг от друга. Поверх его плеча я видела, как над монитором древнего компьютера поднималось облако дыма. Боже мой, опять. Неужели подобное будет случаться всякий раз, когда мы… друг с другом?

И какого черта я вообще делала? Я собиралась держаться от него подальше. Никаких поцелуев, никаких, даже случайных, прикосновений. И что теперь? Сама переступала черту? Я покачала головой. Я не могла забыть того, как он обращался со мной в самые первые дни знакомства. Боль и унижение все еще оставались со мной.

Я оттолкнула его. Со всей силы, на которую была способна. Отступив, Дэймон смотрел на меня так, словно я ударила его в самое сердце. Отведя взгляд в сторону, я вытерла тыльной стороной ладони рот. Это не помогло. Я все равно чувствовала его вокруг себя и, что еще ужаснее, внутри себя.

— Боже, мне даже не нравится это — целовать тебя.

Дэймон выпрямился в полный рост.

— Я не могу с тобой согласиться. И думаю, этот компьютер может свидетельствовать обратное.

Я бросила на него убийственный взгляд.

— Это… этого больше никогда не случится.

— Кажется, когда-то ты уже говорила нечто подобное, — напомнил Дэймон, но, увидев выражение моего лица, вздохнул. — Кэт, ты только что получала такое же удовольствие, как и я. Зачем лгать?

— Потому, что наши чувства не настоящие, — вскинулась я. — Потому, что ты не хотел меня раньше.

— Это не так…

— Не смей говорить мне, что хотел меня, потому что ты всегда обращался со мной так, словно я несла собой зло! Ты не можешь теперь делать вид, что ничего подобного не было, только потому, что между нами появилась эта идиотская связь. — Я шумно вдохнула, чувствуя, как едкая горечь сдавливала мою грудь. — Ты методично ранил мои чувства изо дня в день. Мне кажется, ты этого даже не понимаешь. Боже, ты умудрился унизить меня на глазах у всех, кто был тогда в кафе!

Дэймон отвел взгляд, проведя пальцами по волосам. Его челюсть сжалась.

— Я понимаю. Я… мне жаль, что я так с тобой поступал, Кэт.

Удивленная, я какое-то время просто на него смотрела. Дэймон никогда не извинялся. Никогда. Возможно, он действительно…

Я покачала головой. Только не это. Его извинений определенно было недостаточно.

— Даже сейчас, Дэймон… мы с тобой почему-то в библиотеке, как будто ты не хочешь, чтобы люди видели, что ты ошибался и что теперь все по-другому. Ты считаешь, меня должно устраивать такое отношение?

Его глаза расширились:

— Кэт…

— Я не говорю, что мы с тобой не можем оставаться друзьями, потому что я хочу быть твоим другом. Ты мне нра… — Я оборвала себя на полуслове, прежде чем успела сказать лишнее. — Слушай, всего этого между нами просто не было. Это было осложнение после гриппа или… то, что мои мозги поглотили зомби.

Его брови взлетели вверх:

— Что?

— Я не хочу этого с тобой. — Я начала разворачиваться, но он поймал меня за локоть, заставив меня поднять на него раздраженный взгляд: — Дэймон…

Он смотрел на меня в упор.

— Ты совершенно не умеешь лгать. Ты хочешь этого. Так же сильно, как и я.

Мой рот открылся, но я не смогла произнести ни слова.

— Ты хочешь этого так же сильно, как… поехать на АБА этой зимой.

Теперь уже моя челюсть оказалась почти на уровне пола.

— Ты даже не знаешь, что такое АБА.

— Американская Библиотечная Ассоциация. Ее конференция — ежегодное событие, которое проводится в середине зимы, — не без гордости проинформировал меня Дэймон. — Я читал в твоем блоге, как ты сходила с ума по этому мероприятию до того, как заболела. Насколько помню, ты сказала, что отказалась бы от первенца, только чтобы туда попасть.

— Да-а, признаться, я писала подобную глупость…

Глаза Дэймона блеснули.

— В любом случае, возвращаясь ко всей этой «ты-меня-хочешь» теме…

Я покачала головой, совершенно оторопев.

— Ты меня хочешь.

Сделав глубокий вдох, я попыталась совладать со своим негодованием и изумлением.

— Ты слишком самоуверен.

— Я уверен в себе в достаточной степени, чтобы поспорить.

— Ты не можешь говорить этого серьезно.

Он усмехнулся.

— Я могу поспорить, что к Новому году ты признаешься, как безумно, глубоко и безвозвратно…

— Вау. Хочешь добавить в этот список еще одно наречие? — Мои щеки горели.

— Как насчет «непреодолимо»?

— Удивительно, что ты вообще знаешь, что такое «наречие», — пробормотала я.

— Перестань меня отвлекать, Котенок. Итак, возвращаясь к нашему спору… к Новому году ты признаешься, насколько безумно, глубоко, непреодолимо и безвозвратно в меня влюблена.

Покачав головой, я задохнулась от смеха.

— И что тебе снятся сны обо мне. — Он отпустил мой локоть и, скрестив руки на груди, вскинул бровь. — Ты признаешься во всем этом. Возможно, даже покажешь мне тетрадь с моим именем, разрисованным сердечками…

— О мой бог…

Дэймон подмигнул мне:

— Да, Котенок. Я весь во внимании.

Развернувшись, я схватила рюкзак и понеслась вдоль рядов, оставив Дэймона в отсеке. Мне нужно было бежать, куда глаза глядят, прежде чем я успела бы сделать нечто безумное. Пока не утратила здравый смысл, не развернулась и не бросилась ему на шею, притворяясь, что все прошедшие месяцы не оставили в моей душе горьких отметин. Потому что я бы притворялась, верно?