Ррит Тираи

- Кто такие?

Р’йенра набрал воздуху в грудь.

- Я Р’йенра аххар Ренши аи Т’хайра. Это М’рхайра аххар Тареши аи Ц’ринга. Мы – парные лезвия.

Зелёные очи воина скользнули по фигуре М’рхайры: тот ответил дерзким взглядом. Старик вновь посмотрел на Р’йенру.

- Откуда явились?

- С Дикого Порта, - ответил М’рхайра.

- Там доверяют корабли бескосым?

«Началось, - подумал Р’йенра ещё более мрачно. – Что за нравы были у предков! Рычать на незнакомых людей». Его эмоции ему самому казались странными: он и боялся этого величественного старика, и в то же время не мог отнестись к нему всерьёз. Поразительная картина живого прошлого, фигура, шагнувшая прямиком с кадров исторической хроники... ей-же-ей, какой-то аттракцион. Косы, зажимы, традиции... прошлое, давно отжившее и погребённое.

Но старику надо было что-то ответить.

К счастью, М’рхайра опять нашёлся.

- Там отказались от обычаев и более их не чтят, старейшина, - сказал он. – Я знаю, что тебя не радуют мои слова, и сожалею об этом. Но я не решусь осквернить твой слух ложью.

Старик шевельнул ухом. Даже слух Р’йенры резало М’рхайрино кошмарное произношение. Зато М’рхайра помнил куда больше слов. Мало того, он и фразовые обороты помнил. Безмолвно, одним запахом Р’йенра выразил уважение «лезвию».

- Вот как? – сказал старик чуть менее церемонно. – Что же с ними случилось?

Сердца Р’йенры выровняли биение. До сих пор он побаивался, что старик, так похожий на монумент прошлых эпох, и мыслить будет как монумент: не заинтересуется новостями, не станет задавать вопросов, а обратит внимание лишь на огрехи, допущенные гостями в соблюдении обычаев. Но всё же старик был живым человеком, живым – и многие годы отрезанным от мира.

- Прости, старейшина, что спрашиваю не в свой черёд, - сказал М’рхайра. – Но как долго ты не слышал вестей с Кадары?

- Прощаю, - тот кивнул. – Сто двадцать кадарских лет.

Р’йенра со стуком захлопнул рот. М’рхайра так и моргал, потом мотнул гривой и вслух прошептал на лучэне: «Это же получается...» «Да, - подумал Р’йенра. Под сердцами что-то мучительно задрожало. – Не после Первой войны. До войны».

Всё стало понятней.

М’рхайра переступил на месте, когти его ног впились в землю. Собравшись с духом, он продолжил:

- Тогда... тогда я снова скажу, что сожалею и прошу прощения. И более не стану повторять попусту. Война проиграна. Кадара пала.

Зелёные глаза старика распахнулись. Раздулись ноздри, обнажились клыки, и на руке, спокойно лежавшей у пояса, вылетели из пальцев когти.

- Что?

М’рхайра стойко выдержал его бешеный взгляд.

- Мы готовы рассказать обо всём, - голос его звенел от напряжения, но он почти не запинался. – Это будет долгая повесть.

Внезапно старик оцепенел вновь. Он был похож на камень, застывший на склоне – перед тем, как обрушиться вниз всем весом и начать лавину. М’рхайра и Р’йенра тоже застыли, пожирая его глазами. Как бы то ни было, его древняя мощь завораживала их. Она казалась сродни стихийным силами природы. Пожалуй, в этот миг молодые люди впервые понимали, отчего их предков страшилась Галактика.

Старейшина размышлял несколько вздохов и ответил, наконец, бесстрастно, ровным голосом, только на тон ниже, чем прежде; в груди его рокотал рык:

- Да. Эту повесть должно произнести и должно услышать. Ацарши и всем другим.

Он скользнул взглядом по лицам юношей и приказал:

- Идёмте.

3.

- Что ты об этом думаешь? – спросил Н’йирра.

Они с Ацарши сидели на полу в тренировочном зале их чри’аххара, пустом и тёмном. Большинство систем корабля давным-давно были выключены, все его шлюзы – открыты. Всего лишь несколько дней назад Н’йирра и Ацарши обменялись грустными мыслями: когда перестанут работать вычислительные машины и корабль замрёт окончательно, он превратится просто в большое здание. Ветер и вода нанесут пыли, лианы оплетут острые крылья, и медленно, медленно гордый чри’аххар будет становиться зелёным холмом...Ацарши тогда молча обняла Н’йирру и зарылась лицом в его косы. Жили они вместе, и состарились вместе, и вместе лечь им в подножие того холма... До сих пор нос Н’йиррыпомнил её горький запах.

Но судьба решила иначе. Людей, совершивших в жизни столь многое, она не унизила тихой дряхлостью, плесневым тлением. На склоне лет вновь ждали их великие деяния, гром и яркость, ярость и мощь.

Ацарши задумалась, щуря глаза.

- Помню Р’харту аи Т’харргу, - сказала она тяжело. – Верю, что он недооценил противника. Верю, что никто не смог сместить его вовремя. Тупой цангхьяр! Ймерх-се! Эти бедные дети не знают даже, как шла та война. Но я уверена, что Цмайши разделяет вину брата. Найдись в штабе умная женщина – сумела бы заключить мир. Пусть позорный. Но Цмайшидовела до оккупации Кадары!

В груди её родился и погас гневный рык, а потом... Н’йирра замер, открывши рот: суровая, злобная, могучая Ацарши застонала в голос и повалилась на пол, сжимаясь в комок, как ребёнок. Она закрыла руками лицо и впилась когтями в собственные волосы. Струйки крови окрасили их. Несколько вздохов Н’йирра цепенел в растерянности. Опомнившись, он подался к Ацарши и привлёк её к себе, гладя её большую мудрую голову. Ацарши схватилась за него, пальцы её скрючивала судорога, когти раздирали одежду и кожу Н’йирры. Он не замечал физической боли. Ацарши дрожала и плакала в его объятиях.

- Ох, - шептала она, - ох... ничего нет... никого не осталось... Как они могли? Н’йирра, как?!

Н’йирра молчал. Что было тут отвечать ей? Тоска охватила его, как сильный противник, и болели его три сердца.

Признаться, иной раз он спрашивал свою душу: почему Й’ранла ничего не предпринял, когда стало ясно, что его «лезвие» задерживается сверх всякой меры? Пусть Й’ранла не из тех, кто одержим победами и ищет себе знаков доблести, но его слово много значит в Собрании Учителей. Ему не составило бы труда поднять в космос целую «малую свиту» и добраться до Тираи. Немыслимо ведь, чтобы парные лезвия предали свои клятвы...

Вот, значит, как оно было.

«Й’ранла, Й’ранла, прости меня за зловонные мысли. Верю, тогда, сто лет назад, ты забыл о своём мирном нраве и встретил светлую смерть», - Н’йирра закрыл глаза. С опозданием на сто лет он прошептал строки древней погребальной песни, которой «лезвия» прощались друг с другом. Её нужно было петь, но он не мог.

- Обещание светлой смерти: ни о чём не тревожься. К горизонту уходит ветер вслед за солнцем. Оставляет леса и реки, горы и долы – ради друга, не ради долга... Вечер. Уже скоро.

Слушая его, Ацарши перестала плакать. Некоторое время они сидели так, обнявшись, в темноте, и молчали, прислушиваясь к биению сердец друг друга.

Потом Н’йирра сказал ей:

- Так, Ацарши: ясно мне, в чём наш с тобой долг. Мы многое помним, и ещё больше помнит наш корабль. Кто мог бы предвидеть, насколько важным станет всё это! Даже развлекательные комплексы и те нынче дороже крови детей, потому что утрачено всё, всё... Люди Ррит Тираи ступят на Ррит Кадару, мир царствующий, и вернут ей душу прежних времён.

- Ты прав, воин и убийца воинов, - ответила Ацарши.

- Это ясно, - повторил Н’йирра, - и здесь нет вопросов, которые беспокоили бы меня.

Тогда Ацарши поднялась с его колен. Её огромные золотые глаза засветились в сумерках; линии тёмного пигмента на веках ещё оставались влажными от слёз, но взгляд вновь сделался твёрд и мрачен. Уши Ацарши приподнялись.

- Да, - вновь подтвердила она. – Беспокойства достойны другие вопросы.

- Если действительно утрачено всё, то кто, как и зачем сохранил координаты Тираи? – спросил Н’йирра.

Несколько вздохов Ацарши молчала. Затем усмехнулась:

- Вот ты о чём. Это мы спросим у мальчиков, так узнаем. Меня беспокоит другое.

- Что?

- Сами мальчики. – Ацарши села. – Что случилось с людьми? Меньше пары столетий прошло. Но я смотрю на наших гостей, и мне кажется, что минули тысячелетия.