Игра Лазаря

— Три дня… — мысли Лазаря неожиданно превратились в слова.

— Да, — протянул Джуда, покачиваясь на стуле и обводя глазами кухню, — клали на нас в ООН.

Лазарь посмотрел на Янику. Девушка казалась полностью погружённой в свои думы — только веки подрагивали в унисон с дверью в прихожей.

Лазарь поспешил сменить тему:

— Чем ещё, кроме воды, питаетесь?

— Перебиваемся, — вздохнул Джуда. — Осталось всё, что не портится. Есть мешок картошки, есть сухари. Только готовить не на чем: газа нет. Разве что сырьём жевать.

Проблемы питания Лазаря не беспокоили. От голода хозяин инсона умереть не может, как не может умереть от тоски в жизни. Умереть здесь можно, только перестав бороться. Но девчонка этого не знала, и, увядая в инсоне, угасала наяву. Именно в такой последовательности.

— А туалет?

— Ты же канитель. Воды нет. Тебе по-большому или по-малому?

— По-малому.

Физиономия Джуды расплылась в ухмылке:

— Тогда делай, как я. Идёшь на балкон, становишься на табуретку и вперёд. Если повезёт, обделаешь кого-нибудь из этих уродов.

— Пойду, попрактикуюсь, — Лазарь встал из-за стола. — Расскажешь потом, как делать это по-большому.

Балкон находился в спальне, в другом конце квартиры.

Выйдя в прихожую, Лазарь прошептал:

— Можешь уходить, я надолго застрял. Поезжайте с Сенсом к её дому, осмотритесь, соседей расспросите. К ночи постараюсь вырваться.

«Сейчас, только полюбуюсь, как ты писаешь с балкона, и сразу уйду!» — рассмеялась Дарения.

— Или уйдёшь и посмотришь, как я надую себе полные штаны наяву.

Глава 3. Говорят выжившие

За окном неустанно тявкала собака, по неясной прихоти прокажённых до сих пор остававшаяся непойманной. Её лай казался чем-то инородным в сонном царстве брошенного города, одиноким и жалостным. Бессмысленное «гав», как отчаянное «ау» заплутавшего в лесу путника.

«АУ! АУ! АУ!»

Они перешли в гостиную — стало немного потише. Зверь в тамбуре обессилел от бесплодных попыток пробить железную дверь, и отступил. Ничего не происходило, инсон пребывал в так называемой стадии «кейфа». Конечно, дефиниция «кейфа» в условиях почти свершившегося конца света звучала довольно странно, но по опыту Лазарь знал: настоящая Игра ещё не началась. Обычно в такой ситуации от тебя ничего не требуется, и остаётся просто ждать, когда акция начнёт двигаться сама собой. Наверное, оттого Лазарю сейчас особенно некомфортно — он не из тех, кто привык кататься на велосипеде без рук.

«АУ! АУ! АУ!»

Глупая псина даже не подозревает, что зов о помощи в лесу может спровоцировать совершенно противоположный эффект, и тогда вместо бригады спасателей к тебе явится оголодавшая волчья стая.

Лазарь посмотрел на часы и выдохнул: с момента его появления в инсоне минуло чуть больше двух часов. А казалось, что все четыре — время тянулось катастрофически медленно. Но самое неприятно, что он вынужден сидеть взаперти наравне с Яникой, даже если сейчас от него не было никакого проку. Покинуть инсон теперь, растворившись в воздухе прямо на глазах у девушки, равносильно проигрышу. Это называется испарением, и демонстрировать его хозяину инсона категорически не рекомендуется. Испарение неминуемо приведёт к закупорке сознания, а туннель в инсон будет навсегда заблокирован обвалом разрушенных устоев: ведь всем хорошо известно, что люди не исчезают просто так. Оставалось сидеть здесь и надеяться, что хотя бы Сенсор с Дарой проводят время с большей пользой.

«АУ-АУ-АУ-у-у»…

Дворняга взвизгнула, захлебнулась и умолкла.

— Ёжик сдох, — задумчиво выговорил Джуда.

Они с Яникой устроились на диване и с индифферентным выражением на лицах разглядывали журнал «Авторевю».

Лазарь наблюдал в окно, как несчастное животное рвут на части четверо прокажённых. Работали твари молча и методично, встав кружком над жертвой — через минуту от собаки осталось лишь мокрое пятно на земле. Теперь ясно, почему в городе нет ни одного трупа.

— Ёжика убили, — Лазарь вернулся в кресло. — И съели. Знаете, почему люди не едят ежатину?

Яника оторвалась от журнала:

— Почему?

— Слишком острая.

Тень улыбки выдали проступившие на привычных к этому щеках ямочки. При довольно остром подбородке у неё были высокие, чуть выпуклые, скулы, отчего овал лица напоминал перевёрнутую луковицу. Когда она улыбалась, скулы приподнимались ещё выше, превращая глаза в две очаровательные щёлки — точь-в-точь, как в японском аниме. Очевидно, в жизни она очень улыбчивый человек — только лица очень улыбчивых людей достаточно натренированы для молниеносных микроулыбок, вроде этой.

— А почему люди не едят людей, знаешь?

Улыбка сошла с губ так же быстро, как и появилась.

— Люди едят людей, — серьёзно сказала она.

— Ещё как едят, — поддержал Джуда. — Спроси нашего соседа, если не веришь.

Лазарь отмахнулся:

— У нас разговор не заладился. Он показался мне каким-то нелюдимым.

Джуда запрокинул назад голову и расхохотался, а Яника принялась сосредоточенно листать журнал. Эта шутка, на вкус Лазаря, вышла куда острее предыдущей, но Яника никак не отреагировала, и продолжала листать журнал про автомобили.

— Интересный? — спросил её Лазарь.

Она смотрела на него поверх журнала:

— Что?

— Твой журнал — интересный?

Девушка качнула головой.

— Я не читаю. Так, картинки рассматриваю.

— Машинами, то есть, не интересуешься?

— Не особенно, — она пожала печами. — Во всяком случае, пока у меня нет своей.

— Тогда откуда журнал?

Яника вскинула голову и уставилась на Лазаря с видом проштрафившейся школьницы, застуканной с сигаретой в школьном туалете.

— Необязательно было врать, ты же мне ничем не обязана, — мягко заметил Лазарь. — Могла просто не отвечать, когда я спрашивал про «третьего». Помнишь, мы предусматривали такую возможность?

Это было смешно и нет сразу. Стыдить человека в его же собственном инсоне — всё равно, что воспитывать чужого ребёнка.

Яника переложила журнал на колени Джуде и выпрямилась.

— Мне совершенно безразлично, что ты обо мне подумаешь! — заявила она. На щеках выступил чуть заметный румянец. — Никогда не понимала дурацкой манеры совать нос в чужие дела.

— Это в человеческой натуре. Мы бы все передохли со скуки, если бы не обращали друг на друга внимания.

— Не померли. Ты вот, Лазарь, сейчас жил бы спокойнее.

— Если под спокойствием ты подразумеваешь упокоение, то да, без сомнения. Но вот жил бы? — Лазарь кивнул в сторону прихожей. — Если бы всем было плевать?

Яника не нашлась, что ответить.

Воцарившуюся тишину нарушил Джуда:

— Жрать охота.

Девушка вызвалась принести. Она вскочила с дивана чуть быстрее, чем собиралась, и от Лазаря не ускользнуло, как болезненно сморщилось её лицо, когда она отталкивалась от сиденья руками. Яника ушла на кухню, и какое-то время оттуда слышался шорох целлофановых пакетов.

— Сухпай? — усмехнулся Лазарь.

— Суххрень, — ворчливо отозвался Джуда. — Слушай, э-э… мы же с тобой договорились…

— Я помню, помню. Суххрень — не самоё моё любимое блюдо.

Джуда удовлетворённо кивнул.

Яника принесла большой пакет с сухарями, зелёную пачку чипсов «Лэйз» и пластмассовый термос.

— Приятного аппетита, — Лазарь подавил в себе желание поиздеваться над их совестью, и, дабы им легче жевалось, отвернулся к окну.

Впрочем, размышлял он, о каком смущении может идти речь, когда речь идёт о выживании? В современной художественной литературе и кино на постапокалиптическую тематику оставшийся на попечение анархии народ обычно изображается сообществом первобытных хищников: охотников, кто посмелее, и падальщиков, кто нет. И дело здесь вовсе не в деградации. Дело в прогрессе — эволюции, обусловленной одним лишь дарвиновским естественным отбором.

Что-то ударилось Лазарю в спину, отскочило и упало на пол. Он обернулся. Джуда энергично хрустел чипсами, запивая чаем из крышки термоса, Яника грызла кусок высохшей ковриги и задумчиво смотрела в антрацитовый экран телевизора. Точно таким же куском она только что бросила в Лазаря.