Страница 36 из 40
А сейчас я в доме у Сережкиных.
У Алеши складочка в углах губ прячется в твердом изломе рта. Горькую «мамину» морщинку не скрыть реденьким юношеским усам.
В семье, росло двое сыновей. Алеша показывает мне фотографии: отец, Анатолий Иванович, совсем молодой, прижимает к себе Колю - первенца, в коротких штанишках, с чубчиком на выстриженной голове, в туфельках и носочках. Еще любительский снимок: отец, крепкий, по-рабочему сухощавый и мосластый, держит на руках обоих своих парней: Леше - год, Коле - шесть.
Коля ушел из жизни двадцати пяти лет от роду, раньше отца. Окончил 8 классов, получил специальность водителя. Однажды объявил родителям:
- Поеду на стройку. Посмотрю мир.
В дальнем краю встретил местную - Галю. Там у них появился сын. А вскоре произошла катастрофа.
На обледенелом большаке автобус, который вел Коля, развернуло, повлекло к речному обрыву. Коля закричал пассажирам, чтобы спасались. Кто успел - выпрыгнул, некоторые побились, но остались живы. Шофер до конца надеялся спасти машину… У него оказался перелом позвоночника. Надежды на выздоровление не оставалось. Мать, Анна Григорьевна, медицинская сестра, привезла сына домой, они с Анатолием Ивановичем много сделали сверх того, что могли. Да только сына не спасли.
Леша служил на Дальнем Востоке, с братом и не попрощался. Приехал, пошел на кладбище и только тут поверил: нет Коли…
Разучились родители улыбаться. Утрами в молчании собирались, пили привычный чай, шли на завод: отец - в цех, мать - в медпункт. Что они чувствовали, что пережили - об этом писать не могу, я чужой человек, не знавший Колю, да и не надо. Отмучился невезучий искатель счастья.
Аня и Толя были ровесниками. Когда загрохотала война, им было по 16 лет. Аня выросла в трудной семье. Гитлеровцы до ее мест не дошли, благополучно окончила фельдшерско-акушерскую школу и начала, как говорят и пишут, свою трудовую деятельность. Она была из нашего, военного поколения. Жизнь простая и непростая, надежды на будущее и война, хлебные карточки и похоронки на отцов и сверстников. Наивный и мудрый мир; доверчивые письма и бескомпромиссные взгляды. Полуголодное военное существование, тревожные ожидания почтальонов, конверты-треугольнички: «Покуда жив и здоров, чего и вам от всей души желаю. Шлю фронтовой привет и свою веру в победу над злейшим врагом нашего народа и всего прогрессивного человечества». «Дарю эту карточку на память другу: если любишь - береги, а не любишь - то порви. На память Толюше С. от Аннушки Трубиной».
Толя С.- Анатолий Сережкин - перед армией работал на заводе. Был слесарем, на эту же должность вернулся, отвоевав. Любил работу самоотречение Алексею передал привязанность к родному заводу, постоянную радость от сознания своей нужности производству, людям. Был он добрый, обстоятельный человек. О войне вспоминал неохотно, воспринимал с самой тяжелой стороны: бомбежки, обстрелы. Эшелоны со снарядами (служил в части, снабжающей фронт боеприпасами) на путях не скроешь от «юнкерсов». Случилось: неслись к фронту. Завыли проклятые пикировщики, будто из слепящего солнца вывалились. К счастью или несчастью для Анатолия (на войне не поймешь), машинист остановил эшелон; бойцы побежали прочь от вагонов, груженных снарядами.
Контузило. Кое-как, с ограничением, довоевал-таки: как же победа без него?
Леша в отца: всюду хочет поспеть, без него главные события не произойдут.
Когда потянулись с войны эшелоны, дал Анатолий телеграмму Ане. Ответила, что ждет такого, какой есть: раненого, контуженого…
Свалил старого солдата инфаркт в пятьдесят лет. Отправили врачи на инвалидность, но не мог или не хотел он менять специальность, хотя запретили стоять у станка. Вернул в райсобес пенсионную книжку, остался в цеху, где его знали 35 лет. И вот нет отца. А Галя уехала и вестей о себе не подает.
Мать говорит об Алеше:
- Он радует меня. Иные его ровесники с бутылками сразу после работы, а Алеша не пьет, даже не курит.- Помолчала.- А в бригаде любого защитит,- поможет, если неполадки с деталями или в чем другом…- Добавила с огорчением: - Только вот мало и нечасто видимся: поздними вечерами да ранним утром. Редко вечер у него свободен. Танцевать не научился. Но ничего - и слонов учат танцевать, а сын полегче, похудее…- Это с юмором.
Преображается ли человек, приобретя в нашей действительности такую «личную собственность», как легковой автомобиль? Для меня это вопрос. Вроде бы ответить просто: один - да, преображается, другой - нет, это оч-чень индивидуально. А проверка «собственностью» - непроста. Знаю неплохих людей, которые, «обретя» лимузин, вылизывают его, сдувают с него пылинки и страдают, когда получается царапина на кузове. А иной готов даже зашибить ребенка, который провел совочком для песка по лаковой поверхности машины. Эти научаются проезжать мимо тех, кто «голосует» на дороге («Пусть дожидаются такси, а я им ке извозчик…»). Классический пример душевного «ракообразования»: «собственник» отказался взять в салон раненного лихачом, пешехода; боялся, что кровь на чехлах «не отмоется». По-моему, таких надо лишать их автомобиля на тех же основаниях, на каких отбирают машины у спекулирующих субъектов!
У Алексея «жигуленок». Утверждаю: заимев дорогостоящую собственность, остался он душевно чутким, не залез в раковину «единоличника» - ездит с друзьями в путешествия, катает маму и племянника-сына Славку.
…Снимок: некрупный от рождения, худенький в призывные 18 солдатских лет, стоит Леша перед боевым армейским грузовиком и кажется беспомощным рядом с ним. А Леша водил эту машину, умел ее укрощать; за два года службы ни единой аварии, ни даже малого ЧП. Другой снимок. Алеша у «жигуленка»: костюмчик - об острую складку на брюках порежешься; модные ботинки на высоком каблуке; моднейшая белая рубашка в «пчелках». Стоит фертом, опершись о нарядную, обихоженную машину.
Что - другой человек? Вопрос меня интересовал чрезвычайно. В 22 года не всякий становится автомобилевладельцем. Не папина машина, в основном сам ее заработал, хоть немного и мама помогла. Сбылась мечта, а что за ней, что кроме нее? Как я был рад, что оказалось все так, как надо: не Алеша для машины, она для него. Не раб, как иные, «личной собственности» - повелитель своей «движимости».
Как же это здорово - быть молодым, любящим свой завод, свой труд рабочим! Как «выгодно» быть передовиком, получать высокую заработную плату, премиальные и «13-ю» надбавку. Как «выгодно» быть честным, открытым людям, все брать по праву, а не тайком. Не думаю, чтобы общественные организации любого предприятия помогли получить автомобиль человеку, который «поднакопил» деньгу, отказывая себе и семье во всем, работая сверх положенных часов, «прихватывая» рубль ради «вишневой мечты» на четырех колесах.
Как это у Алексея произошло? Получал до трехсот рублей, да зарплата матери. Откладывали половину. Начали не с нуля. После прихода Леши из армии подошел срок выплаты страховки на семью: отец даже после смерти, как мог, помогал сыну… Это не агитация за соцстрах… Копили годы, подошла очередь - нескольких сот рублей недоставало. Выручил друг. Нужно ли говорить, кто это был?
У Леонида тоже «деньги не делают деньги»: нужнее они другу сейчас, бери их, Алеша, процентов фирма «Моторин и сын» не берет. «Наследник» мал, все заботы - ему, а с машиной потерпится, благо она будет у холостого (пока) друга.
ПСКОВ-РИГА-КУРЛЯНДИЯ-ПОБЕДА
На станции Уренья, откуда нас отправляют на Северный фронт, Вася Барашков вертится, кого-то выглядывая. «Завел себе любушку»,- решаю я.
- Гвардии старший сержант Щедров, ко мне! - внезапно орет он, хотя я стою неподалеку и кричать нет необходимости. Я с досадой оборачиваюсь и вижу их, а потом уже Васину счастливую физиономию.
Сестры вылезли из кабинки подъехавшей полуторки и стоят, потерянно оглядываясь, схожие - в старых шубейках и платках, с одинаковыми узелками в руках, большеглазые, нестерпимо близкие, будто тыщу лет известные. Клавдия только на полголовы выше Нины.