Страница 43 из 132
Геннадий смотрел на ее отекшее лицо, на уродливо полные ноги и думал: к чему хоромы, если нет здоровья?
- А вот и твой кабинет.
Они вошли в небольшую квадратную комнату с широким окном и балконом, с видом на проспект. Это была единственная комната, не загроможденная мебелью. В ней стояли письменный стол и диван-кровать. Геннадий обрадовался встрече со старым знакомым, с удовольствием подошел к обшарпанному, заляпанному чернильными пятнами столу и провел рукой по неровной доске.
- Ты посмотри сюда! Сколько подарков! - воскликнула Наташа, указав на сорочки с модными косыми углами воротничков и безразмерные носки в елочку, разложенные на диване, как на выставке.
Геннадий смотрел на все это с умиленной улыбкой:
- Мама, зачем военному человеку столько барахла?
- А я что говорил?! - горячо подхватил отец.
- Пригодится, - сказала Полина Григорьевна. - Мы старики, а у него вся жизнь впереди…
Даниил Иосифович, как тень, следовал за сыном, довольный тем, что его предсказания оправдались.
Теперь, при ярком свете, Геннадий с особым любопытством рассматривал живую, экспансивную сестру, с бесовским огоньком в глазах, ее свежее загорелое лицо, высокую модную прическу, стройную фигуру в черном джерсовом костюме. И под стать ей Федора - крепкого, холеного, в пестром свитере с оленями на груди…
Наконец все расселись за столом, выпили за приезд гостя, а потом отдали должное хозяевам дома. Молодые смеялись, шутили, и у Даниила Иосифовича развязался язык, он тоже включился в разговор, стараясь поддержать компанию.
- Читали сегодня про иностранных туристов? До какого безобразия доходят: статую из «Европейской» гостиницы украли. Гнать бы их всех грязным помелом. Летом хоть не выходи из дому, на каждом шагу их болтовня… Я давно говорил - не надо с ними якшаться. У нас одни интересы, у них - другие…
- Ты не прав, папа, - послышался протестующий голос Наташи. - У нас есть один общий интерес: жить в мире и дружбе.
- Подожди, они тебе покажут дружбу, - погрозил пальцем Даниил Иосифович. - Ты им о дружбе, а они вокруг нас военные базы создают… Геннадий рассмеялся.
- My и что же?! Не волнуйся, папа, не зря мы существуем…
- Перестаньте, - воскликнула Наташа. - Поговорим лучше о поэзии… Федор, почитай новые стихи Вознесенского.
Идея понравилась, все поддержали:
- Давай, давай, Федя… Он же не торопился.
- Вознесенского сразу не поймешь. Такие стихи нужно сначала про себя читать, думая, постигая все богатство мысли, зато потом они легче воспринимаются на слух, как музыка…
- Откровенно сознаюсь, Вознесенский до меня не доходит… - объявил Геннадий.
- Что значит не доходит?! - Федор покраснел от досады. - Не доходит потому, что мы страшно консервативны, хуже английских лордов. Не признаем новаторской поэзии. Нам подавай вирши, набившие оскомину… Маяковский говорил насчет поэтов хороших и разных? Так вот, разным-то нелегко пробиться к нам, грешным…
- Не знаю, я не слежу за поэзией, - без особого пыла отозвался Геннадий. - Только мне кажется, ты, Федя, что-то путаешь… Дело вовсе не в том, новатор он или не новатор. От поэта прежде всего требуется талант…
- Э нет, голубчик. Есть поэзия чувств и есть поэзия мысли. В наш век, в этот бешеный ритм жизни, поэзия чувств как бы отступает на второй план. Зато поэзия мысли нужна как хлеб насущный. Она способствует общественному прогрессу. Писать, как прежде, сегодня нельзя, это мало кого волнует.
Геннадий не соглашался:
- Мне кажется, в поэзии мысли и чувства находятся в единстве. Попробуй голову оторвать от туловища. Что останется?…
Даниил Иосифович молчал, прислушиваясь к спору, а тут вставил свое:
- Поэтов оценивают после смерти. Ты, Федор, назвал Маяковского. Я помню, в тридцатых годах крепко его стегали. А сегодня… улица Маяковского, площадь Маяковского, памятники везде…
Геннадий посмотрел в глаза Федору и продолжал:
- Послушаешь тебя, и получается вроде - Пушкин и Лермонтов безнадежно устарели, их поэзия себя изжила!…
Федор вскочил, в эту минуту он напоминал драчливого петуха:
- Прошу не передергивать. Пушкин и Лермонтов вечны, нетленны.
Геннадий подумал: «Родной брат Таланова». И не мог сдержаться, улыбнулся.
- Федя, до чего же ты похож на моего начальника. Такой же скептик.
- Очень хорошо! Значит, думающий человек.
- Думает много, а работаем мы за него.
- Тогда ты в своем сравнении попал пальцем в небо. За меня никто не работает, - обиженным тоном произнес он. - Все сам. Даже посуду мою вместо своей супруги.
Наташа громко рассмеялась:
- Бедненький ты мой! Однажды вымыл две тарелки и не можешь забыть. Какая гениальная память!
Видя, что обстановка накаляется, Полина Григорьевна поспешила внести разрядку.
- Геночка, - голос ее дрожал от волнения, - мы не знаем, что там у тебя за начальник. Наш Федечка - ученый-физик, кандидат технических наук.
- И наш Таланов считает себя без пяти минут профессором…
- Считать - это не значит им быть, - лихо подмигнула Наташа.
- Вот именно!… - обрадовался Федор тому, что наконец-то у него с женой сошлись позиции.
Наташа взбила волосы и поправила прическу.
- Между прочим, в наше время развелось довольно много тупых, самовлюбленных дураков, - сказала она, негодуя. - Они решительно ничего в жизни не совершили, а мнят о себе черт знает что…
- И не совершат! - добавил Федор.
- Определенно! Но, представьте, это не мешает им считать себя солью земли.
- Ты думаешь, по дуракам мы планы перевыполнили? У нас их больше, чем в другой стране?
Все рассмеялись.
- Возможно, не больше, у нас они просто заметнее на общем фоне…
Геннадия задело такое сравнение.
- Извини, Таланов не дурак. Десять умников заткнет за пояс. По любому поводу у него свое суждение…
- Ах вот как?! - удивился Федор. - Мне кажется, это немыслимо в среде военных.
- Дорогой мой, твои представления о военных устарели. Сегодня военные - это инженеры, люди с высшим образованием. Я там цыпленок рядом с Талановым.
Начав было дремать, Даниил Иосифович вдруг встрепенулся, поднял голову и пробормотал с неудовольствием:
- Таланов, Таланов… Распустили народ. В наше время твой Таланов пикнуть бы не смел…
Наташа сердито глянула в его сторону:
- Ну и что в этом хорошего?
- По крайней мере, порядок был, законы уважали, а теперь кто во что горазд…
- Нет уж, папа, мы как-нибудь без таких порядков проживем.
- Живите на здоровье как вам угодно. Наша песня спета. Каждому свое. Мы так считали, вы считаете этак, ваши дети еще что-нибудь заявят…
- Да, ничего не поделаешь, - тяжко вздохнула Полина Григорьевна и спохватилась, вспомнив о своих хозяйских обязанностях: - Кому еще чаю?
* * *
Наташа с мужем поздно отправлялись домой. Метро уже закрылось, и можно было рассчитывать только на такси. Геннадий вызвался их проводить. Все трое были навеселе, но это не помешало Геннадию спросить Наташу, что случилось с отцом, почему он так сильно изменился, следа не осталось от прежнего бравого орла-мужчины. И сам же заметил:
- Оно понятно. Сколько пережито! Война…
- Милый братец, с папой произошла обычная метаморфоза. Человек вылетел из тележки и никак не может примириться. Давно ли вершил судьбы людей, а теперь командует одной мамой.
- Ты напрасно иронизируешь, - оборвал Федор. - Пойми трагедию крупного военного работника остаться не у дел и ходить за хлебом в булочную или за картошкой на рынок…
- Кто же виноват? Любой может найти для себя дело. А папу потянуло на лоно природы. Ну, посуди сам, к чему двум взрослым, пожилым людям дача, сад и огород? Ты посмотри, до чего он довел маму! Все хозяйство свалил на ее плечи, а сам ходит руки в брюки и по привычке командует. Мне жаль маму. Все время настаиваю - расстаньтесь вы с этим проклятым поместьем. Продайте, что ли… Наконец, просто подарите детскому саду. У нас появилась болезнь, неистребимая страсть к дачам, машинам… Форменная эпидемия… Вот и папа поплыл по течению. А этот пижон, его верный адвокат, - ядовито заметила Наташа, указав на мужа, - только масла в огонь подливает.