Страница 41 из 132
Доронин только кивнул, а командир поста отозвался:
- Есть, товарищ командир!
Отданы нужные команды: все взгляды обращены к одному-единственному человеку - старшине, командиру поста. Он стоит в позе мага, совершающего таинство; перед его глазами одни лампочки вспыхивают, другие гаснут, и чувствуется, как невидимые силы подтягивают корабль все выше и выше…
Доронин видит серо-голубое пятно и темные ледяные бугры по краям. Только стрелка глубиномера все время отклоняется влево: 16… 15… 14… 10… метров.
- По местам стоять, к всплытию… - послышался голос командира.
И вот откинулся люк. Максимов, Доронин и сигнальщик выбрались наверх. Крепкий морозный воздух ударил в голову и опьянил. Перед глазами лежала снежная волнистая поверхность, покрытая застругами. Сквозь завесу перистых облаков светило солнце. Белая пустыня успокоилась.
- Совсем по-другому встречает нас полюс, - обрадовался сигнальщик.
Моряки щурились под лучами ослепительного солнца. Не верилось, что совсем недавно где-то поблизости крутила пурга и корабль был среди плавучих льдов, наступавших со всех сторон. Казалось, сейчас сама природа в союзе с подводниками.
- Радистам настраиваться на волну по УКВ, - напомнил Максимов.
Теперь была одна забота: оповестить десантников, что корабль снова всплыл. Придется помимо радиосигналов каждые три минуты выстреливать сигнальные ракеты. Минуты летели, в небо взмывали новые и новые ракеты: красные, белые, зеленые… Они растворялись, таяли в высоте. Пустыня молчала…
Ледяное безмолвие становилось нестерпимым. Хотя бы чайки или снежный буревестник пронеслись над кораблем. Нет.
Глядя в бинокль, Максимов думал: а что, если все попытки ни к чему не приведут?… Он вспомнил и о том, что, вопреки своему обычаю ласково и заботливо опекать молодежь, к Кормушенко он первое время относился с известной предвзятостью. При встречах старался не замечать. Все, что говорилось о нем, - воспринимал без интереса. И все потому, что когда тот попадался на глаза, в памяти точно просыпались от глубокого сна далекие воспоминания. Их Максимов, казалось, давно перечеркнул и не собирался к ним возвращаться. И все же - так или иначе - фамилия Кормушенко напоминала о многом.
«Теперь только бы их найти, - думал Максимов, - лейтенанту Кормушенко никогда больше не придется почувствовать, что когда-то до войны я, по злой воле его отца, пережил черные дни…»
…Каждую новую ракету, взлетевшую ввысь, Максимов провожал глазами с надеждой: авось как раз ее-то и заметят.
Ледяная пустыня по-прежнему была безответна…
Максимов решил: выпустим еще десятка два ракет, а там придется радировать в штаб флота - пропала группа Кормушенко, просим начать поиски силами авиации. Конечно, это значит расписаться в своей беспомощности. Но что ж поделаешь? Разве можно думать о чести мундира?! Только бы их спасти!
И вдруг слышится снизу звонкий голос, заставивший всех вздрогнуть:
- Товарищ адмирал! «Кит пятнадцать» отвечает!
И тут же кто-то заметил вдали зеленую ракету. И моряки, расставленные на мостике, закричали:
- Они! Они!…
- Тише! - Максимов припал к биноклю, неторопливо рассматривал казавшиеся совсем рядом, а на самом деле далекие торосы, каждую складку на белом поле, простиравшемся до самого горизонта.
И опять небо прорезала зеленая ракета…
- Они, наши!
Ракета погасла, а восторги не умолкали. Только Максимов с Дорониным стояли на мостике с невозмутимым видом, еще не веря тому, что все кончилось - они нашлись…
Но, заметив наконец на снегу темные фигурки, Максимов тоже не удержался, схватил Доронина за руку и по-мальчишески воскликнул:
- Вон они! Видите?…
- Вижу, товарищ адмирал…
- Пошлите людей, пусть встретят…
Доронин поднял мегафон, передал команду на палубу, и тут же кубарем скатились на лед матросы и бросились к далеким фигуркам, едва заметным на белой пелене.
…Скоро почти весь экипаж встречал пленников ледяной пустыни. Кормушенко и Голубев, хоть и с посиневшими лицами, но шагали твердо, уверенно, стараясь не показать усталости. Пчелка сидел на санках, которые с удовольствием тащили матросы. У самого корабля мичман хотел было подняться с саней, и не получилось. Так вместе с санями матросские руки и подняли его на палубу.
Подойдя к Максимову совсем близко, Геннадий вытянулся, приложив руку к заиндевевшей ушанке, и доложил:
- Товарищ контр-адмирал! Задание выполнено! И очутился в объятиях контр-адмирала. Максимов не мог сдержать волнения, нежно обнимал каждого, и на его лице нервно подергивалась жилка…
- Молодцы! Поздравляю… Что случилось с мичманом Дубовиком?
- Бур сорвался, повредил ногу. Сначала думали - пустяк, пройдет, вместе на монтаже работали до самого конца, пока не опробовали приборы, а потом он не выдержал, свалился, - объяснил Геннадий.
- Пусть доктор сейчас же осмотрит и доложит мне. Идите отдыхайте, утром поговорим.
* * *
Атомоход скрылся в толще вод океана и все дальше уходил от полюса. Люди, утомленные и от напряженных вахт, и от тревоги и волнения за судьбу товарищей, теперь отдыхали, забывшись коротким сном. Максимов тоже расположился у себя в каюте, зажег настольную лампу. И первый раз за сутки стало удивительно легко. А вместе с тем казалось, что именно сейчас ему остро не хватает забот и волнений… Он поднялся и пошел в лазарет. Корабельный врач встретил его у входа и доложил: ничего страшного, просто сильный ушиб. Кость не задета. Нужно время, и все обойдется…
Утро началось намного раньше обычного. Максимов оделся, по привычке первым долгом прошел в центральный пост, увидел - все идет нормально, успокоился и приказал вызвать к нему Геннадия.
И вот он вошел. Свежий, порозовевший, правда, на щеках выступили пятна обморожения, напоминая об опасном путешествии. Он был все в том же сером свитере, словно только что шагнул со льдины на палубу корабля.
Максимов протянул руку, показал на диван и добродушно спросил, показывая на унты:
- Вам все еще холодно?
- Наоборот, жарко, товарищ адмирал. Кажется, из ледяной пасти вырвались.
Максимов рассмеялся:
- Да, именно из ледяной пасти. Не думал я, что так получится… Многое можно предусмотреть, кроме капризов природы.
- Ничего, товарищ адмирал, в жизни все надо испытать.
Максимов с беспокойством рассматривал пятна на щеках Геннадия.
- Крепко вас морозец прихватил.
- Не мороз виноват. Я сам прохлопал. Надо было щеки растирать, а я растирал пальцы. Нужны для дела… Сначала съемка, потом пурга поднялась, ничего не видно, и мы сами чуть-чуть не потерялись. Ну, все обошлось. Программу выполнили полностью. Станцию установили точно по чертежам. Опробовали приборы. Работают как часы…
Максимов взялся за термос и начал разливать чай: один стакан протянул Геннадию, другой поставил перед собой. И было все очень просто, как бы по-семейному.
- А представьте, если бы мы не нашли «окно», не всплыли в тот же день. Что бы вы стали делать? - спросил Максимов, неторопливо раскуривая свою неизменную трубку.
- Поставили бы палатку и ждали…
- Ну а если бы на другой день мы тоже не появились?
- Опять ждали бы, - как о чем-то само собой разумеющемся сказал Геннадий. - Нам некуда было торопиться. Я так и решил: пошли наши на погружение. «Не вешать носы, - говорю ребятам, - если лодка не всплывет, за нами пришлют самолет. Тут дрейфующая станция недалеко». Голубев спрашивает: «Сколько километров до станции?» А откуда мне знать? «Километров двести, не больше…» - сказал я наугад, для успокоения.
- Точно! - подтвердил Максимов. - Только куда лучше не ждать авиацию, а своим ходом прийти домой. Не так ли?
- Конечно, - согласился Геннадий и начал по порядку рассказывать обо всем, что было после высадки на лед… - А ракета, товарищ адмирал… Я ничего подобного не представлял… Выскочила из лодки, как рыба из воды, подумала-подумала и понеслась в небо… Все запечатлено от первой до последней секунды, пока она не скрылась…