Страница 30 из 132
- Иван Петрович! Поздравляю! Стреляли отлично!…
Хотелось сразу ответить,- да вот беда - у Доронина не оказалось под рукой мегафона, а в свисте ветра все равно ничего не разберут, и он только помахал рукой в знак благодарности.
Катер тут же развернулся и лег на обратный курс. Он быстро отдалялся от атомохода, на полном ходу мчался вперед и скоро затерялся среди валов, что катились один за другим и где-то на горизонте сливались в одну серо-свинцовую массу.
- Слышали? - спросил Доронин, будто очнулся после долгого сна.
- Так точно, слышал! - откликнулся вахтенный офицер. - Значит, все в порядке? Можно поздравить вас, товарищ командир!
- Меня меньше всего. Себя поздравляйте, - буркнул Доронин и стал поспешно спускаться вниз, чтобы объявить по трансляции о встрече с командующим и повторить его слова.
Через полчаса лодка входила в гавань.
9
Если Максимов не отлучался в Североморск или еще дальше - за пределы Мурмана, он ежедневно в восемь ноль-ноль являлся в штаб. Еще с курсантских лет из всего распорядка корабельной жизни ему больше всего полюбился торжественный ритуал подъема флага, эти непередаваемо прекрасные минуты, когда все останавливается, все отступает на задний план. Эти священные минуты знаменуют начало трудового дня, а кроме того, моряки отдают почести боевым товарищам, всем известным и безвестным, кто когда-нибудь сражался под этим флагом и сложил свою голову.
И сегодня он стоял в одном строю с офицерами, старшинами, мичманами, взяв руку под козырек, следя за тем, как бело-голубой флаг бежит наверх и трепещет на ветру…
По пути в каюту Максимов увидел Доронина и протянул ему руку:
- Небось сердитесь на меня?! Не дал отоспаться, с утра пораньше вызвал на доклад.
Доронин молодецки тряхнул головой:
- Привычны, товарищ адмирал.
- Рассказывайте.
Они вошли в каюту. Максимов сел, откинувшись на спинку кресла, и стал слушать обстоятельный доклад командира корабля.
Доронин извлек из папки плановую таблицу и другие отчетные документы и принялся рассказывать, как прошли пять суток - от выхода атомохода с базы до старта ракеты. Получалось - поход как поход, ничего особенного… О том, что случилось за несколько часов до старта, Доронин сообщил скрепя сердце. Скрыть такое немыслимо и признаться в грехах тяжело… Он неторопливо все изложил, подчеркнув, что в этом происшествии есть большая доля вины Таланова. Лень и беспечность дают себя знать…
Максимов кивнул понимающе.
- Что вы можете сказать насчет лейтенанта Кормушенко?
- Решил доказать, будто инструкции по уходу за техникой устарели, вроде корабль значительно быстрее можно изготовить к бою.
- А вы знаете, вероятно, он прав! - оживился Максимов. - Представьте, я тоже об этом все время думаю…
- Возможно, и прав. Только, товарищ адмирал, посудите сами, разве можно накануне похода устраивать эксперименты?! Я их с Талановым крепко продраил… А в остальном ничего худого о Кормушенко сказать не могу. Парень разворотливый, старательный, толк будет…
- Очень хорошо, - удовлетворенно сказал Максимов.
Когда доклад был окончен, Максимов вскинул голову, тряхнул седой шевелюрой и достал из сейфа фотопланшет.
- Теперь я продолжу, - он дал знак Доронину подойти ближе. Оба наклонились над снимками, сделанными с самолета в момент взрыва ракеты. - Можете полюбоваться своей работой. Тут эпицентр взрыва, а тут - центр цели. Как видите, почти абсолютная точность попадания.
И, отложив планшет, он выпрямился во весь рост.
- Командующий флотом доволен стрельбой и, скажу по секрету, решил наградить вас, Иван Петрович, ценным подарком.
Доронин смутился, покраснел:
- Мне бы лучше своих поощрить, товарищ адмирал.
- Кого именно?
- Хотя бы ракетчиков, энергетиков, боцмана. Ну и Таланова. Все же он обеспечил стрельбу.
- Согласитесь, Иван Петрович, у нас есть скверная черта. Мы чересчур либеральны, терпимы к ленивцам и болтунам. Порой возмущаемся, глядя на них, кипим, из себя выходим - и сами же зло поощряем.
- Неудобно обойти… Все-таки командир боевой части… - нерешительно произнес Доронин.
Максимов возмутился:
- Что значит неудобно?! Запомните раз и навсегда: оценивать людей по делам, и только по делам, а не согласно табели о рангах.
- Вы правы, товарищ адмирал. Если говорить откровенно, я бы скорее поощрил лейтенанта Кормушенко.
- Не торопитесь. Без году неделя на корабле. Еще посмотрим, на что он способен. Ну хорошо, готовьте представление на остальных. Я буду ходатайствовать перед комфлотом.
Доронин повеселел:
- Есть! Будет исполнено.
Дверь в каюту была плотно закрыта, Максимов приказал во время разговора никого к нему не впускать. На телефонные звонки отвечал коротко, односложно: «Занят. Не могу! Звоните позже!» И все время о чем-то думал.
Доронин уже поднялся, считая, что дела закончены, но Максимов, как видно, не собирался его отпускать. Прошел по каюте, отдернул шторку иллюминатора, в лицо брызнуло солнце.
- Весна стучится к нам в двери.
- Пора, - отозвался Доронин.
- Весна, весна, - задумчиво произнес адмирал. Он подошел к Доронину совсем близко и положил руку на плечо. - Стреляли вы хорошо, Иван Петрович. Даю маленькую передышку, отдохните, займитесь мелким ремонтом. А потом… - Он намеренно сделал паузу и продолжал, растягивая слова: - Потом вашему экипажу предстоит одно весьма серьезное дело.
- Какое, разрешите узнать?. - насторожился Доронин.
- Эээ… Пока не скажу.
- А все-таки? Никто, кроме нас двоих, не узнает.
- Не выпытывайте. Все равно не скажу. Секрет, военная тайна… - улыбнулся Максимов, взглянул на часы - было время обеда - и пригласил Доронина в салон.
10
Весна приносит людям радость и новые надежды. Северяне полгода не видят солнца, и для них это счастье вдвойне.
После долгой, невыносимо тоскливой полярной ночи, в которой часами колеблются сполохи северного сияния, будто завеса, скрывающая далекие неведомые миры, после метелей и ураганов наконец-то в небе повисает хилый желток, пока еще даже непохожий на настоящее солнце. Он светит, да не греет. И все же это первые признаки весны.
В такую пору небо отливает голубизной, вода светлеет и что-то напоминает о юге. Увы, только напоминает…
…Нынче весна шла победным маршем, и морякам было чему радоваться: на всех кораблях соединения контр-адмирала Максимова стрельбы прошли с высокими оценками - итог нелегкого воинского труда. Впрочем, не все чувствовали себя причастными к этой победе.
После возвращения с моря Геннадий ходил удрученный. Поход он считал не очень удачным началом своей службы на корабле. История с навигационным комплексом наверняка стала известна всем, вплоть до командира соединения. И наверняка все порицают Геннадия. Правда, ему в глаза ни одного худого слова не сказали. Но это еще ровно ничего не значит. Люди тактичны, делают скидку на молодость. Он не находил себе покоя… Правда, на работе это состояние не сказывалось. Таланов по-прежнему нагружал его делами и, нельзя жаловаться, относился к нему неплохо. Особенно после награды, полученной от командующего, - именных штурманских часов - он подобрел и при каждом удобном случае старался проявить свои дружеские чувства. Однажды он сказал:
- В последнее время вы мне что-то не нравитесь. Что с вами, Геннадий Даниилович?
И Геннадий признался:
- Да вот, история с комплексом…
Таланов рассмеялся:
- Чудак вы! Если по такому поводу волноваться, то совсем жизни не будет. Берегите здоровье, оно приходит граммами, а уходит килограммами. Вырабатывайте в себе иммунитет. Неприятности были, пронесло, и тут же забудьте. Старайтесь жить проще, и все будет в порядке.
- У меня так не получается, - сознался Геннадий.
- Не волнуйтесь, через несколько годков службы получится. Бытие определяет сознание. Обратите внимание на нашего командира. Сухарь сухарем. Попробуйте вывести его из терпения. Не выйдет! Горячие, не в меру экспансивные личности быстренько выходят в тираж, а он со своим иммунитетом сто лет проживет, ничего не станется. Поймите, Геннадий Даниилович, наше героическое время требует железных нервов. Закаляйтесь, воспитайте в себе равнодушие, и тогда вам тоже сто лет жить и радоваться.