Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 50



Очень трудным был штурм «дома со скворешней» — так его назвали из-за причудливого мезонина. Пулеметчик засел в теремке и не давал поднять головы. Фашисты упорно обороняли этот дом, а в одном месте даже отрезали горстку наших людей. На помощь к ним не пробраться: подступы простреливал снайпер. Но более опасным оказался пулеметчик в «скворешне». Два или три связных не прошли и половины пути…

Тогда Дорохов — он возглавлял штурм этого дома — обратился к Воедило:

— Ну, Коля, наберись храбрости… — Тяжело мне тебя посылать, а надо!

И снова этот бесстрашный парень — уже в который раз! — проявил сноровистую солдатскую смекалку.

Выследив, откуда бьет снайпер, Воедило, тесно прижимаясь к стене, пополз. Главное теперь — быть по отношению к снайперу в мертвом пространстве. Это ему удалось. Он сумел незамеченным пробраться сквозь расположение противника к тем, кто был отрезан. Передав приказ Дорохова — держаться! — и выяснив обстановку, связной ползком же пустился в обратный путь. Вернулся он весь в поту, хотя на дворе стояла зима…

— Ваше задание выполнил, товарищ старший лейтенант, — доложил он, тяжело сопя. — Ребята закрепились, ждут помощи… А снайпер — вон в том окне, — добавил он словно между прочим.

Золото, а не парень! Дорохов готов был его расцеловать.

Меткий бросок гранаты в окно, где Воедило высмотрел снайпера, и уже можно двигаться дальше. Еще один смелый рывок вперед — и вот уже этот дом, с шаткой лесенкой, ведущей в «скворешню»… Здесь у Дорохова с вражеским пулеметчиком дошло до рукопашной…

За этот бой он получил орден Красной Звезды. А в армейской газете появилась заметка, которая так и называлась: «Храбро дрался Алексей Дорохов».

Две недели воевал сорок второй полк в развалинах рабочего поселка завода «Красный Октябрь». То были тяжелые кровопролитные бои. Из участников обороны Дома Павлова в эти дни получили ранения Афанасьев, Рамазанов, Свирин…

Именно здесь, в районе заводского поселка, был осуществлен замысел советского командования — встречными ударами с запада и с востока расчленить окруженную группировку на два части.

Рано утром 26 января, без артиллерийской подготовки, советские армии перешли в новое наступление. С запада двигались два армии — двадцать первая генерала И. М. Чистякова и шестьдесят пятая генерала П. И. Батова, а им навстречу, с востока — шестьдесят вторая генерала В. И. Чуйкова.

Противник, как упорно он ни сопротивлялся, выдержать ударов советских войск не мог.

Соединение двух фронтов произошло в половине десятого утра. Полк Елина встретился с одним из гвардейских полков армии Чистякова. Гвардейцы Родимцева передали представителям этой части алое знамя, на котором написано: «В знак встречи 26.1,1943 года».

Гитлеровцы сдавались теперь в плен целыми полками и дивизиями. Но в районе рабочего поселка завода «Красный Октябрь» фашисты продолжали ожесточенно драться.

Тридцатого января, накануне того дня, когда в городе прекратились бои, разрывная пуля перебила ногу командиру батальона Виктору Дронову, и он навсегда оставил свой третий батальон, которым командовал десять трудных месяцев войны.

И вот враг разгромлен.

Замолкла канонада. И непривычная тишина настала в Сталинграде.

Из заводского поселка на прежний свой участок — в район сгоревшей мельницы и Дома Павлова — вернулся сорок второй полк.

Похоронили погибших товарищей — им вырыли братскую могилу тут же на площади, недалеко от легендарного дома солдатской славы.

Подобрали разбросанные повсюду снаряды, разминировали улицы и пустыри. Тяжелая и опасная работа — она вызвала новые жертвы. Именно тогда трагически погиб славный командир бесстрашных саперов Василий Гусев. Тяжело был ранен — потерял ногу — секретарь партбюро полка Николай Капралов…

В эти же дни по местам недавних жестоких боев прошли люди с кистями и ведерками краски. На огромной стене вдоль набережной Волги чья-то рука вывела:

«Здесь стояли насмерть гвардейцы Родимцева».

Немного поодаль появилась вторая надпись:



«Выстояв — мы победили смерть».

А на стенах дома, изрешеченного пулями, пробитого снарядами, обожженного пламенем, та же рука написала:

«Мать — Родина!

Здесь героически сражались с врагом гвардейцы Родимцева

Илья Воронов, Павел Демченко,

Алексей Аникин, Павел Довженко».

Ниже, более крупно:

«Этот дом отстоял гв. сержант»

И совсем уже большими буквами:

«ЯКОВ ФЕДОТОВИЧ ПАВЛОВ!»

Девятого февраля дивизия перешла по скованной льдом Волге на левый берег и расположилась в Красной Слободе — в том самом поселке, откуда в тяжелые сентябрьские дни минувшего года началась переправа на пылающий сталинградский берег.

Дивизия выполнила свой долг. Наступил долгожданный заслуженный отдых. Полки и батальоны приводили себя в порядок. Получено новенькое обмундирование, все приоделись — не узнать! Особенно когда на плечах гимнастерок, кителей и шинелей появились только что введенные в Красной Армии такие непривычные погоны.

Горячка в эти дни — ив штабе полка, в его строевой части. Надо быстро подготовить наградные материалы. Эта работа целиком легла на плечи Константина Гаврикова. Писарь, которого в сентябре прошлого года, когда шел бой за вокзал, Елин назначил на командную должность во второй батальон, недолго там оставался. Как только появилась замена, Гавриков вернулся в штаб. Теперь он помощник начштаба полка и носит офицерские погоны. А работы — по горло. Шутка сказать: надо составить три, если не четыре сотни реляций — наградных листов — с коротким, но четким описанием подвига, который совершил каждый, кого представляют к награде.

А впереди — парад. Он назначен на день празднования двадцать пятой годовщины Красной Армии.

К нему люди готовились с волнением. И те, для которых это был первый парад в их военной жизни, и особенно те, которых парад как бы вернул в ту далекую теперь пору — неужели оно было, такое время? — когда из оружия, которым владеешь, приходилось стрелять разве что на учениях…

Парад прошел блестяще. Принимавший его генерал Жадов, командующий, шестьдесят шестой армией, в которую теперь входила Тринадцатая гвардейская, дал дивизии высокую оценку.

Вечером после парада ветераны сорок второго полка собрались в просторной избе. На следующий день гвардейцам предстояло покинуть берега Волги, и вот теперь перед отъездом — прощальный ужин.

Большие перемены произошли в полку. Многие из тех, кто воевал в самые тяжелые сталинградские дни, отсутствовали за праздничным столом.

Вначале почтили память товарищей, отдавших жизнь за Родину. Вспомнили памятные дни в Доме Павлова, когда на дом обрушивались снаряды и мины. Где он сейчас, наш боевой сержант? Этого никто не знал… Потом вспомнили артиллеристов, отважно корректировавших огонь с верхнего этажа дома. Вспомнили храбрых девушек, которые шли в разведку через площадь Девятого января. Вспомнили славные дела разведчиков Лосева, и тогда все поглядывали на великана Хватало — он сидел тут же за столом и уписывал за двоих…

Всеобщее оживление внес своим сообщением капитан Розенман, начальник полковой разведки. Ему довелось видеть личную карту, отобранную у Паулюса. Против зеленого дома на площади Девятого января — Дома Павлова — имеется пометка, что здесь оборонялся… целый батальон! Хотя было там едва два десятка человек.

На прощальном ужине были и гости из штаба дивизии, из политотдела, из редакции газеты. Пришла и Валя Пахомова — ей очень обрадовалась Маруся-Чижик — теперь ведь девушки разлучены: с тех пор как при политотделе дивизии создан ансамбль художественной самодеятельности, «актрису» прикомандировали туда одной из первых.

Пахомова и трое ее друзей по ансамблю исполнили несколько концертных номеров. В заключение участники вечера спели хором под аккордеон традиционный «Марш гвардейцев Родимцева» — гимн Тринадцатой дивизии на слова поэта-однополчанина.