Дом Павлова

Да, недолго командовал ротой лейтенант Иван Бойко. Елину хорошо запомнился этот бравый комвзвода. Еще там, в заволжском резерве, бывало, на весь плац раздавалась его всем полюбившаяся прибаутка: «Не жалей коленок, не жалей локтей… у старшины одежды хватает!»

— Полегли, должно быть, ребята, — как бы отвечая мыслям Елина, произнес Кокушкин.

— Должно быть, полегли, Олег Иольевич, — глухо отозвался командир полка на голос комиссара.

Он не знал, кого именно имел в виду комиссар. Но Елин сам непрестанно думал все о том же: об отрезанной за домом военторга девятой роте, о первом батальоне, попавшем в тиски у вокзала, о разведчиках, отправившихся в зеленый дом… Идут вторые сутки, а оттуда никаких вестей.

И вдруг, словно в ответ на эти думы, в штольне появился боец. Его внешний вид говорил, что он побывал в переделке: без пилотки, весь в глине и известке, рукав шинели изодран. Он ввалился в помещение и прямо с порога выпалил:

— Товарищ полковник, разрешите обратиться!

Рука солдата дернулась — хотел, видно, отдать честь, но, вспомнив в потерянной пилотке, вытянул руки, по швам. Санинструктор Калинин — это был он — с трудом сдерживал волнение.

Блуждая в ночи по изрытым улицам, избегая наиболее простреливаемых участков, Калинин запутался в городских развалинах и не смог найти штаб батальона. Зато дорогу в штольню он знал хорошо. И вот он здесь, в штабе полка.

Елин, все еще занятый невеселыми мыслями, даже не взглянул на солдата, только молча кивнул.

— Я из дома Павлова! — четко отрапортовал Калинин.

Так впервые прозвучало сочетание двух простых слов — Дом Павлова, — впоследствии ставших символом солдатской славы.

— Что это за дом Павлова такой? — удивился полковник. Только теперь он обратил внимание на необычный вид бойца, на его возбужденное лицо.

— А это наш сержант Павлов занял большой дом на площади, зеленый, четырехэтажный, — уже без всякой официальности весело пояснил Калинин. И он вытащил из-за обмотки помятый листок бумага — донесение сержанта, адресованное капитану Жукову.

С тех пор как четыре смельчака овладели зеленым домом, прошли целые сутки. И уже второй раз за сутки исчезал в ночной мгле санинструктор Калинин. Кто знает, чем окончится эта вторая его попытка доставить донесение?

А напряжение в доме росло. Просто загадка — почему противник не штурмует? Не оставит же он в покое дом, являющийся ключом ко всему участку! Не может этого быть. Не иначе как что-то затевает. Скорей всего жди ночью гостей..

Из окон первого этажа Александров и Глущенко наблюдают за площадью.

Небо заволокло густыми облаками — лучам луны их не пробить. Пусто на площади. И подозрительно редко взвиваются осветительные ракеты.

Зловещая это тишина!

Но где-то там, в стороне, бой не умолкает. Со стороны заводских поселков доносится артиллерийская канонада да слышится приглушенный треск автоматов и пулеметов.

Глаза впиваются в пустынную площадь. Здесь все уже хорошо знакомо — каждая груда щебня, каждая воронка от снаряда. Вон из-за того домика, слева — до него метров полтораста, не более — прошлой ночью выползали фашисты. С каким упрямством лезли они под убийственный огонь четырех автоматов! Там еще валяются неубранные трупы…

Горячая была ночка! А что предстоит сегодня? Может быть, уже через час, через минуту? Удастся ли отбить еще один натиск? Патронов взято немало, но ведь всему приходит конец! Павлов проверяет свой запас: осталось только полдиска… Пожалуй, и у ребят не больше.

Наблюдение за двором ведет Черноголов. Эта сторона вроде благополучная. Там — свои. Но это лишь считается так. А на самом деле, кто разберется в этом «слоеном пироге», когда до противника порой сотня метров или того меньше — хоть переговаривайся! — а где-то позади тоже засели фашисты. Обстановка меняется каждый час, и тут знай только одно: держи ухо востро.

Для себя Павлов постоянного места не определил. Он патрулировал по всему дому. Еще в сумерки он отослал своих молодых помощников, добровольцев-связных Тимку и Леньку домой, в подвал — от греха подальше. Нечего мальчуганов тут держать, когда того и гляди начнется «заваруха». Зато теперь приходится самому носиться из конца в конец большого дома — от Александрова к Глущенко, потом к Черноголову и снова к Александрову. У каждого надо побывать, каждого проверить, а главное — подбодрить, чтобы человек чувствовал, что не один он тут. Да еще за площадью надо понаблюдать, своими глазами все посмотреть…

Но вот, кажется, и долгожданное подкрепление.

Темно — хоть глаз выколи! — а молодец Черноголов, все-таки узрел.

— Ну, сержант, видать, Калинин дошел, — радостно доложил он, когда Павлов появился с очередным обходом. — Вон туда гляди… кажется, ползут. Или померещилось?

Нет, ему не померещилось. Со стороны Волги действительно кто-то движется. Но кто заверит, что это — свои?

— Подпустить на самое близкое расстояние, — приказал сержант, — а я пошел туда, — и он кивнул в сторону первого подъезда. — Скорей всего они оттуда и постараются попасть в дом.

Павлов рассчитал правильно. Люди ползли по-пластунски и довольно быстро приближались к двери, за которой он притаился с автоматом наизготовку. В нескольких шагах от крыльца двое внезапно выпрямились во весь рост.

— Стой! Кто идет?

— Здорово, Павлов!

— Жив? Не убило!

Они ответили хором, и Павлов узнал голоса своих. Это были Афанасьев и Воронов.

— Рано меня хоронить. Не отлита еще для меня пуля!

— Ну и не тоскуй по ней, леший ее побери… А сейчас, комендант, принимай на постой. Там еще народ идет.

Следом, волоча станковый пулемет, подползли еще четверо — Иван Свирин, Идель Хаит, Алексей Иващенко и Михаил Бондаренко. Все они спускались по ступенькам вниз, вслед за Черноголовым, который показывал им дорогу.

— Хватит места в твоих хоромах? — спросил Афанасьев, наблюдая, как темнота подвала поглощает его людей.

— Хватит, дорогие гости, милости просим, — весело отозвался Павлов. — Всех устроим с удобствами. И работенка каждому найдется… Только потчевать нечем, — с деланной досадой добавил он.

— А нам не страшно, — в тон ему ответил Афанасьев. — Мы в дом со своим добром…

В эту минуту в дверях показался старшина роты Сидашев. Он полз одним из первых — вместе с пулеметчиками — и приволок термос с кашей.

— На чужой обед надейся, а свой припасай, — проговорил старшина, втаскивая увесистую посудину. Он был рад и тому, что добрался невредим, и тому, что наконец накормит людей, не евших целые сутки.

Из темноты вынырнули еще несколько фигур. Это были «сабгайдаки» со своими противотанковыми ружьями. У самого входа шальная пуля полоснула бронебойщика Нурматова. Он слабо вскрикнул и бессильно поник головой. Тщедушный боец, с которым они вдвоем тащили длинное противотанковое ружье, не смог и с места сдвинуть припавшего к земле напарника — тот был чуть ли не вдвое тяжелее. Но подоспел Рамазанов, такой же великан, как Нурматов, и быстро втащил раненого в дом.

Потом появились автоматчики Шаповалов и Евтушенко. Земляков из Лозовой Черноголов проводил вниз особенно радостно.

Приполз Нико Мосияшвили, за ним бывший повар Иван Шкуратов и, наконец, пятый автоматчик Камалджон Тургунов.

Последними — уже глубокой ночью — прибыли минометчики. Их привел младший лейтенант юркий и задорный Алексей Чернушенко.

Всех этих людей капитан Жуков снарядил сразу же, как только из полка сообщили, что появился Калинин с долгожданным донесением.

Отправляя отряд для подкрепления в зеленый дом, Жуков напутствовал Афанасьева и Чернушенко:

— Помните, товарищи, офицеров вас там пока будет только двое. На вас и ложится наибольшая ответственность. Дом фашисту не отдавать!

Бронебойщик Нурматов, раненный у самого входа в дом, оказался не единственной потерей в этом отряде. Путь был нелегок, местность простреливалась, и отряд имел жертвы: один солдат убит, а трое раненых возвратились на мельницу с полдороги.