Страница 81 из 105
Он прошелся вдоль пляжа, стараясь держаться в тени, нашел укромное, безлюдное местечко, разделся и несколько минут нежился на солнце. Но, помня приказ Гордея - солнцем не злоупотреблять, особенно дневным и послеполуденным, Андрей попрыгал на одной ноге в воду. И снова, как во все эти дни, - беспредельное удовольствие, облегчение всему телу. Даже голова, кажется, остывала от дневных забот и душе приходило умиротворение.
Вдруг он увидел, как по берегу медленно идут два пограничника с автоматами. «Это ребята майора Стасова, - сообразил Оленич, - обход приграничной зоны! Какие красивые парни, какие стройные, молодые! Господи, неужели и я был таким?…» И вспомнился день двадцать второго июня сорок первого. Зеленая поляна в лесу. Тихое росистое утро. И он, командир пулеметного взвода, в новеньком офицерском обмундировании, в начищенных сапогах, идет по вызову комиссара Уварова получать партийный билет… И те самолеты, и первые бомбы, и позеленевшие от страха пробегающие бойцы, и ослепленный комиссар… Где он? Жив ли?
С гордостью и в то же время растроганно смотрел Андрей вслед пограничникам… Вокруг солнечный мир! Ослепительный, звенящий детскими голосами! Нельзя допустить, чтобы на них падали бомбы! Нужно не жалеть ни сил, ни времени, готовить бдительных и достойных защитников.
Хотя, быть может, важен и благороден его порыв - помочь инвалидам войны в их теперешней жизни, но пограничный патруль напомнил ему завет Белояра: пополнять его полк. Вспомнился Виктор. Как там парню служится? Нравится ли ему курсантская жизнь? И не беспокоит ли ранение? И сразу же мысль: а Крыж где-то ходит, не наказанный и постоянно опасный. Враг ходит рядом, и в этом он, Оленич, повинен.
Нет, в этой жизни не соскучишься! Лежа на госпитальной койке, думал, что до конца дней своих отрешен от жизни. Не очень-то верил, что он может еще почувствовать себя бойцом. И вдруг подарок судьбы - сверкающее море, веселые, беззаботные детские голоса, люди, мирно отдыхающие, ослепительное солнце, чайки, белые паруса. И сам он, Андрей Оленич, еще не старый, опьяненный жаждой жизни и ощущающий внутреннюю духовную и физическую силу.
Андрей еще никогда в жизни так не чувствовал себя свободно, раскованно и легко!
У ворот Чибисового подворья он увидел мотоцикл Романа: значит, есть какие-то новости. Но во дворе, у столика под абрикосом, сидела девочка в белом халате. Сначала он подумал, что из больницы сестра пришла, но увидев у ее ног подойник, догадался: Ляля!
«Вот она, еще одна твоя забота!» - мысленно сказал сам себе, подходя к девочке.
Она поднялась ему навстречу - так похожа фигурой на Таню! И глаза мамины - вопрошающие. На ее круглом личике Оленич искал черты Гордея Криницкого и не улавливал их. В глазах - любопытство, ожидание, настороженность. Наверное, Ляле хотелось узнать правду, но она боялась ее. Представил сейчас на этом месте Гордея, и сердце зашлось: сирота, забытая самыми родными, еще и не знающая, что такое родство, что означает, когда рядом близкий человек, которому можно довериться и с которым чувствуешь уверенность и спокойствие? Невольно слезы навертываются на глаза.
- Здравствуйте, Андрей Петрович, - остановилась в шаге от него, замялась, не зная, как вести себя. - Мне сегодня тетя Варя рассказала о маме и об отце. Мне даже не верится… Правда, что есть отец?
- Да, правда.
- Может, он и не считает меня за свою дочь? Вот выросла, а он и не показался…
Ляля чуть-чуть не заплакала - голубые глаза блеснули слезами, заморгали. Девочка даже отвернулась. Роман упрекнул ее:
- Лялька, чего выдумываешь? Кто б говорил о нем, если бы он не признал тебя? Ну, ладно, вы тут разговаривайте, а я съезжу к отцу в гараж. Через час заеду за тобой, на ферму отвезу.
Ляля словно не слышала и головы к нему не повернула, она вся была во власти таких необычных размышлений и таких волнующих чувств.
- Роман правильно говорит, - успокоительно произнес Оленич, грустно улыбнувшись. - Как отец мог отказаться от тебя, если он даже не знал о твоем существовании?
- Но почему? Почему? - встрепенулась девочка. Это было так неожиданно и так непонятно, что у нее даже глаза сразу просохли и брови взметнулись кверху.
Оленич хотел было сказать, что ее мать и отец не успели узаконить свои отношения, что Татьяна Павловна, ничего никому не объяснив, уехала, но в последнее мгновение сдержался: ей было бы горько осознать, что так сложилась ее жизнь. И тут же подумал: «А ты сам как поступил? Бросил женщину при своих интересах, даже не оформил брак. Что она теперь думает о тебе? А вдруг она в положении?» Это так глубоко взволновало его, что он, разговаривая с девочкой, проявляя участие в ее судьбе, ощущал угрызения совести.
- Видишь ли, Ляля, между людьми иногда возникают непредвиденные обстоятельства, и разлука бывает необходимой, неизбежной…
- Ну, какие у них были обстоятельства? - На него смотрели большие, по-детски чистые и невинные глаза.
- А вот это нам с тобой и предстоит узнать.
- У вас есть его фотография?
- Карточка имеется. Правда, на ней трое - твой отец, Гордей Михайлович, его сестра Людмила Михайловна и я собственной персоной. Так сказать, семейная фотография.
- Покажите, пожалуйста. Интересно посмотреть.
Фотография, сделанная Эдиком на вечере у Криницких, неожиданно оказалась кстати: Ляля впервые увидит отца. Оленич пригласил Лялю в дом. Ему хотелось поговорить с ней откровенно и доверительно, понять, чем живет девочка, к чему стремится, какие у нее интересы. В комнате посадил к столу, поставил вазочку с конфетами.
- Бери, не стесняйся. Мы ведь с тобой в какой-то мере родственники.
- Да? Здорово! А кто я вам?
- Я женат на сестре твоего отца, то есть на твоей тетке. Значит, ты мне племянница.
- А вы мне дядя? А тетя приедет?
- Непременно. Как же иначе?
Сказав это, Андрей тут же решил: надо вызвать Люду. А заодно и Гордея. Пусть встретится с Лялей и сам с нею объяснится.
Девочка долго смотрела на фотографию, неожиданно спросила:
- Неужели он такой надменный и строгий? Или это только кажется? Может, я буду бояться его?
- Что ты, что ты, Ляля! - воскликнул озадаченный Андрей Петрович. - Да, он строгий: военный, полковник. Но как человек - общительный и добрый. Поверь мне. Когда ты его увидишь, то поймешь…
- Я увижу его? - дрогнувшим голосом спросила она.
И вдруг Оленич заметил, как у нее округлился подбородок, как поджались по-волевому губы. Это же приметы Гордея! И высокий лоб, и гордый поворот головы! Оленич почувствовал какое-то нежное чувство к этой девочке, и в его сердце уже нашлось для нее место.
Ляля подняла на него глаза:
- Разрешите взять домой фотографию? Я верну ее.
- Ну, конечно, что за вопрос! Да, послушай, Ляля, у меня к тебе есть разговор. Но он требует доверия, дружбы. Считаю дружбу и доверие, честные отношения самыми лучшими отношениями между людьми. Ты меня понимаешь? Пройдет время, возможно, нам с тобой придется много пережить и испытать - вокруг нас такие разные люди, так много еще зла и несправедливости! А мы с тобой должны сохранить достоинство. Иначе и жить будет невозможно. Согласна?
- Такие необычные слова говорите! И как я могу не согласиться, если вы говорите о том, о чем я думаю?
- Тогда послушай: я хочу помочь одному человеку. Может, и не только ему одному, а и тем, кто дружит с ним, кто его уважает. Дело в том, что я теперь работаю в сельсовете и занимаюсь приписниками и допризывниками, буду стараться помочь им лучше подготовиться к службе в армии. Так вот, я слышал, что хотят сообщить в милицию и объявить розыск одного хлопца. А сельсовет воспротивился, чтобы парня возвращали в село в сопровождении милиции. Ты знаешь, что я говорю о Степане Потурнаке?
- Да, - тихо проговорила девочка. Потом вдруг воскликнула, почти крикнула: - Да почему они обязательно должны его вернуть? Да еще с милицией?
- Понимаешь, он еще несовершеннолетний. Он должен где-то жить, учиться, воспитываться, не бродяжничать. Тут такая штука, что закон прав, и ему надо подчиняться. Ну, и еще я тебе открою уже свой секрет: задумал я его направить на учебу в школу механизации. Через год вернется трактористом, а там получит паспорт и станет полноправным гражданином, и никто тогда ему не указ - где жить и что делать. Пойдет в армию, возмужает.