Страница 85 из 122
2
Хотя Богомолов упорно отказывался от помощи, говорил, что и сам великолепно доберется до дома, Киров все же вышел из машины и, взяв его под руку, проводил через шумную Крепостную улицу, а потом по тихому переулку до самых дверей квартиры.
Тронутый вниманием, Богомолов тепло распрощался с Сергеем Мироновичем и, не выпуская его руки, хмурясь и колеблясь, сказал:
- Я подумаю над вашим предложением и ответ сообщу в Центральный Комитет. А вы известите меня о результатах «бури».
- Ну чудесно! - Киров обхватил инженера за плечи, встряхнул его, точно желая вселить в него ту же уверенность, какая была у него самого, в вопросе о бухте. - Пусть вас не пугают трудности этого дела, хотя трудностей будет много. Мы и беднее капиталистов, да и хозяйства пока никакого у нас нет. Но не бойтесь трудностей и неудач. Мы вам поможем.
Богомолов постоял на лестничной площадке и, усмехнувшись нахлынувшей сумятице мыслей, в которой он не мог разобраться, сказал себе: «Надо достать бутылку пива и пачку папирос. Это не менее трудная проблема, чем проблема нефти…»
Он позвонил, вдруг ощутив тяжесть в голове и боль в висках.
Матрена Савельевна открыла дверь, всплеснула руками:
- Как загорели, барин, посвежели как!
По этому певучему и восхищенному голосу он представил себе ее улыбающееся лицо, добрые прищуренные глаза и впервые не умилился той материнской любви, которой всегда дома окружала его Матрена Савельевна, его «мамка», или «нянюшка», как звал он ее с самого детства. Он ничего ласкового не сказал в ответ и, словно желая хоть раз ее обидеть, сердито, резко бросил:
- Мерзкая жара!
Нянюшка захлопнула дверь и, гремя засовами, уже говорила, что после такой поездки на бухту ему хорошо бы ванну принять, что вот сейчас она приготовит ему ванну…
Не дослушав «мамку», Богомолов прошел переднюю и в коридоре у двери кабинета ударился об угол туалетного столика, за ненадобностью в комнате выставленного сюда, под телефон. Вот уже полтора года, со дня переезда в эту квартиру, столик стоял на этом самом месте и никогда никому не мешал, но сейчас он подумал, что столик стоит совсем не на месте, и решил сказать Лиде, чтобы она сегодня же убрала его в кухню.
Богомолов сел, или, вернее, повалился, на оттоманку, бросив на письменный стол панаму и связку чертежей, и в это время услышал, как в ванной комнате зашумела вода из открытого крана. Он представил себе, с каким удовольствием снимет с себя пропотевшую и пыльную одежду и погрузится в холодную воду, нетерпеливо разулся, раскаленными ногами ступил на холодный пол, поняв, что сидит в темной комнате с закрытыми ставнями. Он встал, и ему приятно было шагать по этому холодному полу, думать над «проблемой папирос и пива».
Не разрешив этой проблемы, Богомолов позвал Матрену Савельевну и - как это не хотелось ему! - сказал:
- Попробуйте, нянюшка, достать бутылку пива и пачку папирос.
Он уже целый месяц не курил и не пил пива - а курил обычно много и пиво очень любил, - ибо не было денег, и дома все жили впроголодь. И, попросив пива и папирос у Матрены Савельевны, которой он сказал: «Попробуйте, нянюшка, достать…», он ждал каких-то возражений с ее стороны, жалоб на безденежье, но вместо всего этого ему в ответ робко и покорно раздалось:
- Хорошо, барин.
Это почему-то вывело его из себя, и он сказал:
- У вас же нет денег, нянюшка. Как же вы говорите: «Хорошо, барин»? Как же «хорошо», когда нет денег? Кто поверит вам, кто в долг даст?
Матрена Савельевна стояла молчаливая и смущенная, не зная, что ответить. И правда, у нее не было ни одного миллиона, на который можно купить бутылку пива и пачку папирос. Ее смущение еще более возрастало от обиды, от того тона, каким сегодня с ней разговаривал «ее Павел».
Она думала, что, наверное, с ним случилось что-нибудь очень неприятное, наверное, что-то плохое ему сделал этот невысокий, коренастый мужчина, приехавший за ним утром на машине, - и хотела обо всем этом расспросить его, сказать что-то ласковое, материнское и колебалась, думала, мучительно потирая худенькие руки, наперед зная, что никогда в жизни не решится на этот разговор.
Богомолов приподнял крышку сундука, достал из вороха чертежей и всяких бумаг шкатулку из слоновой кости, развязал платок, в котором хранились последние драгоценности, сбереженные им на черный день; остальное все уже давно было продано. В платке лежали бриллиантовые серьги и медальон, оставшиеся от жены, и золотая десятка, его последняя десятка. Он потрогал ее, точно боясь, что ее могли подменить простой монетой, и, убедившись, что это та самая десятка, прижал ее мизинцем к ладони, ловко скрутив в платок серьги и медальон, предназначенные Лиде на память о матери.
- Вот, нянюшка, разменяйте, - сказал Богомолов.
Она подержала монету в руке, прищуренным глазом посмотрела на изображение царя и вернула ее.
- Меня, барин, обманут там.
Он подумал, что нянюшка, пожалуй, права: такую большую сумму ей никак нельзя доверить, на биржу надо пойти самому с Лидой.
Матрена Савельевна сказала:
- Я, барин, уж как-нибудь достану вам папирос и пиво. Обязательно достану. А вы пока примите ванну, - и вышла из комнаты.
В ее голосе было что-то решительное, и в то же время Богомолов уловил нотки обиды…
Он оставил шкатулку на сундуке и прилег на оттоманку, чувствуя страшную усталость во всем теле.
В коридоре раздалось:
- Барин, ванна готова.
Он встал, взял со спинки кресла шуршащую чесучовую пижаму, перебросил ее через плечо и, усталый, босой, вытянув вперед руку, пошел в ванную.
3
Окончив два института - горный и путей сообщения, - изучив во Франции и Голландии землечерпательное дело, Богомолов по возвращении в Россию два года с успехом работал на Херсонском канале. Там он прослыл талантливым специалистом, новатором, «искателем больших творческих просторов». В 1908 году Богомолова переманили из Херсона в Баку, и он стал руководить работами по засыпке Биби-Эйбатской бухты.
Но вскоре же он разочаровался в своем переезде, и причиной этому был нелепый проект, по которому он работал.
Автором проекта засыпки был главный инженер строительного общества во Франкфурте-на-Майне Людвиг Гюнтер. Автор до составления проекта никогда в Баку не бывал, плохо разбирался в условиях окружающей бухту местности, и потому его проект был полон погрешностей. Но проект Гюнтера был премирован на международном конкурсе, утвержден министерством земледелия. «Исполнительный комитет» арендаторов бухты строго придерживался проекта, боясь внесения в него каких-либо поправок. О новом же проекте и разговора не могло быть, хотя многие из арендаторов и соглашались с доводами Богомолова. Причиной было присутствие в Баку самого Гюнтера, человека состоятельного, занимающего солидное положение в мире нефтепромышленников.
Составив конкурсный проект засыпки бухты и получив за него первую премию, Гюнтер всерьез увлекся будущим Биби-Эйбатского промысла, предложил арендаторам свои услуги в качестве руководителя работ, на исключительно выгодных условиях получил согласие и, ликвидировав свое «дело» во Франкфурте-на-Майне, с пятилетним сыном Карлом приехал за счастьем в Баку.
В Баку в то время началась новая «нефтяная лихорадка». Производилась широкая разведка новых нефтяных площадей, закладка больших и малых промыслов, купля и продажа старых участков. Это был год расцвета бакинской нефтяной промышленности, первый год двадцатого столетия, ознаменовавшийся небывалой добычей и вывозом нефти за границу. Будущее сулило еще больше успеха. Инженер по специальности, но авантюрист и человек риска по характеру, Гюнтер дал ход работам в бухте и, близко связанный по роду своей деятельности с нефтепромышленниками, заручился их поддержкой и со всем своим капиталом окунулся в «нефтяную лихорадку». Он стал компаньоном небольшой фирмы, которая все свои средства вложила в малоразведанный участок, там пробурили три скважины… и из каждой ударил мощный фонтан! Фирма выиграла и вместе с ней Гюнтер: в течение первого же полугодия его небольшой капитал превратился в солидную сумму. Тогда он перенес свою предприимчивую деятельность на бухту, купил здесь четыре участка еще не существующей бухтинской земли, став одним из крупных арендаторов. Как инженер-специалист и руководитель работ, он был выбран в «исполнительный комитет» арендаторов бухты, где имел большую возможность спекулировать на перепродаже участков, на чем в первые же четыре года заработал около миллиона рублей. Вот тогда-то он окончательно отказался от руководства работами на бухте - это мешало его коммерческой деятельности - и, прослышав про молодого инженера Богомолова, работавшего на Херсонском канале, уговорил его перебраться в Баку, взвалив на него всю работу по засыпке бухты.