Страница 67 из 75
За границей некоторые думают (или, вернее, хотят думать), что победы даются легко. Эти «оптимисты» твердят о разложении германской армии. Действительно, немецкие войска, попавшие в минский «котел», представляли собой довольно жалкое зрелище. Но нельзя принимать результаты за первопричину: не потому мы разбили немецкие армии, что они были деморализованы, нет, они стали деморализованными потому, что мы их разбили. Накануне нашего наступления немцы в Витебске и в Орше были уверены в своей победе. Ведь это были еще не битые немцы. Они кричали из окопов: «Рус, начинай». Генералы отдавали приказы: «Русское летнее наступление должно начаться со дня на день. Мы не отойдем ни на шаг». Удар был сокрушительным. Я видел линии немецкой обороны, которые тянулись в глубину на десятки километров. Они не уступали «атлантическому валу». Они были прорваны в несколько дней, а после этого наши танки и кавалерия кинулись на запад.
Попав в окружение, немцы еще мечтали о спасении, у них были и «фердинанды», и «тигры», и опытные генералы. Облава длилась добрую неделю. Я видел бои с окруженными немцами, порой жесточайшие: автоматическая дисциплина и тупость, присущие гитлеровской армии, сказались особенно ясно в эти дни. Наши войска были в 200 километрах западнее Минска, а немцы, находившиеся на востоке от этого города, еще рассчитывали прорваться к своим. В плену многие сохраняют тупую веру если не в победу, то в какой-то «компромисс». При мне сдался немецкий генерал-лейтенант Окснер, командир 31-й ПД. Он был переодет в солдатскую форму. Он мне спесиво заявил, что он «прорвал французскую оборону Седана и завоевал Туль». Потом он стал говорить, что «маленький 90-миллионный немецкий народ успешно борется против трех больших государств». Командир 130-й ПД Кутервальд, говоря о перспективах, сказал мне, что немцам, может быть, придется «несколько отодвинуться на запад», так как «во Франции мало французов и много свободного места». Многие солдаты верят в чудодейственную силу «секретного оружия» и в победу на западе. Словом, было бы безумием рассчитывать на моральное перерождение фашистской армии. Мы, однако, можем быть подлинными оптимистами: мы видим ее физическое уничтожение. Я видел горы неприятельских трупов: фашисты, шагавшие по улицам французских, бельгийских, датских городов, гнили под солнцем июля.
Наши армии теперь находятся в непосредственной близости от границ Пруссии. Разумеется, эти границы на славу укреплены, но справедливо сказал мне генерал-полковник Глаголев: «Линии сами не защищаются, линии нужно защищать…»
Неудержимо рвется Красная Армия на запад.
Теперь ничто не спасет Гитлера от расплаты. Я верю, что замечательные победы, одержанные в течение одного месяца нашими войсками, придадут еще больше сил нашим союзникам. Мы прошли за этот месяц путь, равный пути от побережья Нормандии до Кельна. Мы уничтожили десятки лучших немецких дивизий. И мы идем на Берлин.
23 июля 1944 года
Две недели я провел с наступающими войсками в Белоруссии и в Литве. Прошло время, когда нас удовлетворяли описания эпизодов, сделанные наспех военными корреспондентами, и еще не настало время для той эпопеи, где художественные детали создадут нечто целое. Мне хочется рассказать о самом главном. Весь мир спрашивает себя: что произошло в течение последних недель? Ведь еще недавно немцы были на полпути между Оршей и Смоленском, а теперь Красная Армия за Неманом, и она спешит, окрыленная тоской, гневом, надеждой, к границам Германии.
В предместье Вильнюса, на кладбище Рос, был сборный пункт для военнопленных. Шел дождь, и осыпались чересчур пышные красные розы. У ворот стояли партизаны - светловолосый литовский крестьянин и смуглая девушка, еврейка, студентка Вильнюсского университета. Каждые десять минут приводили новых пленных. Они глядели тусклыми непонимающими глазами. Бой не замолкал: он шел за дома, за улицы в центре города. Немцы сидели на старых могилах среди мрамора и буйной высокой травы. Один из них, капитан Мюллерх, уныло говорил мне: «Что случилось? Три года тому назад мы шли на восток, как будто вас нет. Мы не хотели вас замечать, и мы одерживали победы. Теперь мы поменялись ролями: вы идете на запад, не замечая нас. И я спрашиваю себя: есть ли мы?…» Он долго что-то бубнил под дождем. Вдруг раздался острый невыносимый звук: упала ворона, раненная где-то на соседней улице и долетевшая до кладбища Рос, чтобы умереть у ног завоевателя.
На следующий день летний дождь сменился осенним. Было очень хорошо. Я шел по городу к западной окраине. У лазарета Скрев еще разрывались мины: последние группы немцев пытались защищаться в лесочке. Горели дома. На тротуарах лежали тела убитых жителей. Мне запомнился мертвый старик: он сжимал в руке палку. Потом мы увидели трупы немцев, брошенные машины с барахлом, шампанским и пипифаксом, с пистолетами и наусниками, с железными крестами и банками крема «для смягчения кожи».
Мы прошли в центр города, и необычайная его красота потрясла меня: древний замок, костелы в стиле барокко, холмы и старые тенистые деревья, старые женщины, молящиеся у Острой Брамы, и юноши-партизаны с гранатами, узенькие средневековые улицы, напоминающие Краков, Вену, Париж, улицы писателей и дом, где родился Мицкевич, изогнутые жеманные святые костелов Казимира и Анны и мемориальная доска на православном соборе, напоминающая, что здесь, в городе Вильно, император Петр Великий в 1705 году присутствовал на молебствии по случаю победы над Карлом XII, постоялые дворы, где стояли гренадеры Наполеона, красота женщин и певучий язык, - крайний запад нашей державы.
А бойцы шли в атаку. Я увидел на груди бронзовые медали с зелеными ленточками: это были сталинградцы. Они проделали путь от Волги до Днепра, и теперь они прошли к Вилии, и каждый из них знал, что он идет через Неман к Шпрее. Это не эпизод, это даже не глава, это торжественное начало эпилога.
Я скажу еще об одной встрече, чтобы стала яснее грандиозность происходящих событий. Желая оправдать себя, Гитлер говорит немцам, что Нормандия его интересует куда больше, нежели Белоруссия или Литва. Но вот на лес близ Вильнюса посыпались парашютисты. Зрелище напоминало карикатуру на лето 1941 года. Я не знаю, надеялся ли Гитлер с помощью этих солдат отстоять город? Интересно другое: парашютисты, солдаты 2-й авиадесантной дивизии, прилетели в Вильнюс на «Ю-52» 8 июля из Нормандии. Я разговаривал с пленным парашютистом Альбертом Мартинсом из 6-го полка названной дивизии. За несколько дней до своего злосчастного приземления он находился в Абвиле и охранял стартовые площадки пресловутых самолетов-снарядов. Если Гитлер вынужден отправлять солдат из Нормандии в Литву, значит, наше наступление его весьма и весьма занимает…
Что же приключилось на центральном участке нашего фронта? Ошибочно думать, будто победа далась нам легко, будто против нас оказались морально подточенные немцы. Мы встретились не только с мощными оборонительными сооружениями, но и с отборными войсками противника. На юге гитлеровцы были обескуражены рядом поражений. Немец на Донце с ужасом вспоминал Дон, на Днепре он помнил Донец, и, дойдя до Буга, обремененный мрачными воспоминаниями, он становился легким на подъем. Иначе выглядели гитлеровские солдаты, защищавшие Витебск или Оршу: им не раз удавалось отбивать наши атаки, и миф о немецкой непобедимости, давно похороненный на Украине, еще жил в Белоруссии. За два дня до наступления, 21 июня, фельдфебель Иоганн Штольц писал в дневнике: «Русские явно готовятся к чему-то. Пусть сунутся - это будет красивое истребление всех советских сил…»
Каждый, кто видел рубежи немцев, знает, что не искусство фортификаций подвело Гитлера: у немцев было достаточно времени для сооружения оборонительных линий, и немцы не спали. На двадцать - тридцать километров в глубину шла немецкая оборона. Защищали эти рубежи такие крепкие части, как, например, 78-я штурмовая дивизия, слывшая среди немцев неодолимой.