Сорванцы

А раз так, у папы-туриста пропало всякое желание бродить по Будапешту.

Некоторое время он пребывал в полном унынии, сидел, печально качая головой: «Что же теперь делать, что делать?» Но постепенно лицо его прояснилось. Кто-то из них все же должен осмотреть город и сфотографировать его достопримечательности!

Молодой человек решительно вскочил и быстрым шагом направился к Дунаю, и вот он уже перед Цепным мостом.

Тут у папы-туриста перехватило дыхание, его глазам открылась восхитительная картина: широкий, бурлящий Дунай, Цепной мост, этот древний великан с гигантскими пилонами.

Замечательное дело прогуляться по Цепному мосту! Вдали высится гора Геллерт с цитаделью на самой вершине. Правее видна Крепостная гора с огромным зданием бывшего королевского дворца. Если повернуться на север, можно увидеть собор Матяша и гостиницу «Хилтон». А чуть ближе к Дунаю виднеется исполинская башня-бастион с аркадами, переходами, башенками. Романтическое место для прогулок, откуда город виден как на ладони. Это и есть Рыбацкий бастион.

Там они с женой собирались погулять, выпить какао, полюбоваться видом на город.

Папа-турист огорченно пожал плечами и встряхнулся, гоня неприятные мысли. Но, немного подумав, все-таки не пошел через мост к Буде, а решил осмотреть еще кое-что на этой стороне Дуная, в Пеште.

Глава восьмая, в которой речь идет о родительской и сыновней любви. Вроде бы все образуется, но на самом деле…

Ребята шагали как на параде. Словно доблестные бойцы, одержавшие победу. Впереди Терчи катила коляску с малышом, радостно хлопавшим в ладоши. Мальчику очень нравилось его новое окружение.

После всех треволнений и возни — переодели ребенка, напоили его чаем — Терчи пыталась выглядеть веселой, но производила впечатление смертельно уставшего существа: руки у нее дрожали, улыбка была кислой.

Вышагивающие следом за ней мальчики казались весьма удовлетворенными и радостными, словно на самом деле одержали победу. Они гордо поглядывали по сторонам, будто каждый из них был отцом ребенка.

— Молодец парнишка, а?

— Точно.

— Умница!

— Уж это верно.

— Терчи, не беги так!

— Терчи, не тряси его! Он себе язык откусит!

— Не злите меня, ладно? — остановилась Терчи. — У него и зубов-то нет!

— Есть. Когда он ревел, я видел.

— Значит, языка нет.

— И язык есть! У такого-то парня? У этого чудо-малыша?!

Терчи снова покатила коляску, а Берци и Карчи, как обычно, принялись усердно фантазировать.

— А вдруг выяснится, что…

— Может, он уже осиротел?

— А если у него и отца нет?

— Тогда мы его усыновим.

— Он станет самым молодым сорванцом великого союза сорванцов.

— Думаешь, нельзя это устроить? Почему нет? По очереди станем за ним ухаживать. С родителями тоже договоримся. Если все три наши семьи объединятся, то уж как-нибудь справимся с уходом за одним-единственным карапузом.

Карчи усердно кивал, а лицо у него при этом было озабоченным и даже грустным: он не решался сказать, что после смерти отца мать уже во второй раз легла в больницу и воспитание малыша вряд ли окажется ей по силам.

— Мне всегда хотелось братика, — наконец выдавил он.

— И мне, — кивнул Берци.

— Помнишь, у нас в школе этот глухарь Дино совсем спятил, когда у него брат родился. Все твердил, что из дома сбежит.

Некоторые ревнуют к малышам. Конечно, сам посуди, новорожденным столько времени уделяют — и нянчат их, и баюкают, и посыпают тальком. Не очень-то приятно все это видеть. Да ты и сам носился за тальком малышу, а потом кормил его печеньем.

Карчи замолчал. Он так долго безмолвствовал, что Берци удивленно посмотрел на приятеля: что это с ним, отчего он покраснел и смущенно зашаркал ногами?

— Ерунда, — отозвался Карчи, — Дино тоже чудак, хочет, чтобы его пеленали? Ему бы, дурачку, радоваться, что его взрослым считают.

Берци кивнул:

— Я так рад, честное слово!

На этом они и порешили, а малыш все лепетал и хлопал в ладоши. Прохожие с улыбкой поглядывали на него. Славный бутуз!

— Послушай, Карчи!

— Да?

— Сколько ему?

— Понятия не имею. Странно, что он еще не умеет разговаривать.

Мне тоже непонятно. Но мама утверждает, что мальчики позже начинают говорить.

— Когда мне год исполнился, я вроде бы уже сто слов знал. Конечно, это ерунда…

— Да, — согласился Карчи. — Родители всегда преувеличивают. И все же странно, что Кроха, кроме «мама», ничего не говорит.

— Иногда мне кажется, что говорит.

— Да нет, только лепечет. Он один себя понимает.

— А ведь он умненький.

— Даже очень, только говорить не может.

— Ну и что? Не в этом дело. Скажем, если он физиком станет, это не имеет никакого значения. Главное, закон Архимеда знать: тело, погруженное в жидкость, выталкивается кверху с силой, равной весу вытесненной им жидкости.

И тут снова между мальчиками начались разногласия. Перебивая друг друга, они принялись смеяться над школьными учителями. Дагес, толстяк историк, с какой силой будет выталкиваться? А тетя Этуш? Ха-ха! Школьная королева красоты! Нет, замер тут должен быть совершенно точным, все следует учесть, даже вес купальника. Кстати, она сегодня приснилась Берци, очень красивая женщина!

Терчи внезапно остановилась:

— Может, перестанете?!

— Хорошо, хорошо! А что случилось?

— Ничего, просто мне скучно слушать ваши бредни. Мы уже подходим, я знаю этот дом. И парня с его дурацкой собакой!

— Отлично!

Берци радостно гугукнул, смешно подражая малышу, но успеха у приятелей эта его шутка не имела.

Мальчик поднял на Берци взгляд своих больших глаз, некоторое время с тревогой смотрел на него, а потом быстро сунул палец в рот и усердно принялся сосать его.

И вот ребята оказались перед подъездом нужного дома. Над входом два унылых атланта держали балкон, справа виднелась вывеска скорняка с белколисой и курицей у нее в зубах.

Мы уже посмотрели. Здесь живет семья Хайду. На втором этаже в третьей квартире.

У друзей перехватило дыхание: еще несколько минут, и им придется расстаться с Крохой. Терчи опустилась на корточки и стала целовать румяное личико малыша.

— Милый мой, дорогой Кроха, вот мы тебя и доставили домой. Тебе у нас понравилось? А дома будет еще лучше! Там папа, а потом и мама придет.

Малыш засмеялся и крепко шлепнул Терчи по щеке. У девочки едва искры из глаз не посыпались, но зато теперь у нее была уважительная причина для слез.

— Привет, малышка, дорогой ты наш Кроха! Мальчики тоже присели перед ребенком.

— Целуем тебя, Кроха. Будь хорошим.

— Целую, малыш. Ну, дай и мне хорошенько… Ой, я сейчас тоже заплачу.

Берци легонько щелкнул малыша по носу и показал рукой на дом:

— Ну, маленький профессор, узнаешь свой дом? А? Этого зверя на вывеске признаешь? Здесь твои родители живут.

Но малыш не выказывал ни малейшего интереса к дому. Смешно подмигнув, он вдруг схватил Берци за ухо.

— Ой-ей-ей! Ах ты негодник! Ты что делаешь?!

— Не вопи, это он прощается с тобой.

Но у Берци было свое мнение о подобном прощании. К тому же малыш не выдержал испытания. Что это за ребенок, если он не узнает собственный дом?!

— Говорят, даже лошадь дорогу домой находит.

— Ребенок не лошадь. Глупости болтаешь. Ждешь, чтобы он ринулся в подъезд? Малышу это не под силу.

— А я мог. Когда в сад уходил, мама мне на шею вешала ключ от дома, и я всегда сам возвращался и квартиру находил! — заявил Карчи.

Напрасно старался он побороть себя, ему было очень грустно.

— Привет, Кроха! Будь здоров и слушайся маму с папой! Ты не проголодался?

Терчи недовольно вытаращила глаза:

— Как он может быть голодным, если только что слопал целую пачку печенья!

Второй этаж, квартира номер три. Квартира Хайдуне.

Мальчики тяжело дышали. С них градом катился пот. Они вдвоем тащили коляску и все-таки сильно устали, пока подняли ребенка наверх. Кроха, разумеется, наслаждался тем, что двое друзей несут его по лестнице да при этом еще и укачивают, — словом, ему явно по душе пришелся подобный «лифт».