Сорванцы

— Мы ошиблись на полгода, — буркнул Берци.

— Если не больше.

— Я говорил, что ему давно пора в школу.

— Но не оставим же мы его здесь!

Друзья наклонились к ребенку и поцеловали его. Малыш точно почувствовал момент расставания — охотно отвечал на поцелуи и даже пытался обхватить ручонками то Терчи, то Карчи, то Берци.

— Кроха, будешь вспоминать о нас?

— Гггее-ггее-муцц…

— Слышите? Он произнес что-то похожее на «гезенгуз»[36]!

Малыш смеялся и хлопал в ладошки.

— Берци, надо бы оставить какое-то сообщение о том, что мы здесь были.

— Здесь мог быть кто угодно. Но мы…

— Подождем его родителей.

Нет! Им не хотелось, чтобы родители Крохи подумали, будто они возились с малышом, надеясь получить какую-либо награду. Вовсе нет!

— У меня идея! — Берци вынул из кармана тюбик с клеем и значок. И прилепил значок на дверь палатки.

Карчи одобрительно кивнул головой, потом достал свой значок и тоже приклеил его к коляске.

— Теперь отец ребенка будет знать, что это с нами он встретился на площади Героев.

Только Терчи не могла дать знать о себе. Что она заботилась и беспокоилась о малыше. В знак памяти она ставила поцелуи, несметное количество прощальных поцелуев, которыми она наградила малыша.

— Ну, теперь пошли. Они сейчас будут здесь. Я видел его мать на автобусной остановке.

Ах, как трудно было расставаться с Крохой! Малыша посадили на траву, вложили в ручки шапочку в горошек — пусть играет.

Сорванцы спрятались неподалеку от малыша за кустами, их было не видно.

…Трудный день выдался сегодня и для папы-туриста, и для мамы-туристки: они так и не встретились друг с другом. Беспокойство одолевало их, и наконец каждый из них твердо решил, что они никогда больше не будут ссориться, что на следующий день вновь отправятся на Крепостную гору — теперь уже вместе полюбоваться достопримечательностями Будапешта. Разными, правда, путями, но почти одновременно они попали на площадь Баттяни[37], спустились в метро и затем электричкой доехали до Сентэндре. Один из них сел в первый вагон, другой — в последний. Оба внимательно смотрели в окно.

Супруги не встретились и на автобусной остановке в Сентэндре. Она поджидала автобус (теперь ей и впрямь показался тяжелым туго набитый рюкзак), а он отправился на остров Пап пешком.

Папа-турист заглянул по пути в продовольственный магазин и купил там две коробки рыбацкой ухи и два батона салями: ну стоило ли ссориться из-за такого пустяка?!

Молодые люди одновременно подошли к кемпингу. Это одна из тех случайностей, которые сыграли важную роль в нашей истории.

Каждый из них уже тысячу раз пожалел об утренней ссоре, каждый тысячу раз мысленно повторил: «Это я виноват, дорогая», «Это я виновата, мой милый». И, наконец по счастливой случайности встретившись у входа в кемпинг, они с распростертыми объятиями бросились навстречу друг другу.

— Милый!

— Дорогая моя!

— Какая случайность!

— О, бедняжка! Мне так не хватало тебя!

— А мне тебя!

И тут они разом спросили одно и то же:

— А малышка?!

И умолкли выжидающе.

— А малышка? — прошептала мать. — Тебе с ним очень досталось?

— Но ведь я… оставил его с тобой.

— Что?!

— Ребенок остался с тобой. Где он?

— Разве он не с тобой? Где он?

Они смотрели друг на друга словно пораженные громом.

— Где ребенок? — закричала молодая женщина. — Боже, куда ты его дел?

— Где ты его оставила? — прошептал мужчина. — Это безумие!

У обоих кровь отлила от лица. Женщина покачнулась, но муж успел поддержать ее.

— Ты шутишь, скажи, что ты шутишь! Какая дурацкая шутка!

— Шутка? Если бы это была шутка!

Ужас железными лапами сжал сердце, и сразу пришла страшная догадка:

— Мы потеряли его!!!

Но в этот момент невдалеке от них раздался звонкий голосок и появился Кроха. Он вез коляску и никак не мог понять, почему родители бросились к нему и чуть не задушили его своими поцелуями и объятиями.

— Гггее-гге-муцц!

А за кустами притаились три тени. Потом они проследовали мимо регистратуры, с достоинством поклонились седовласому портье и смело взглянули на милиционера:

— Добрый вечер!

Автобус мчался к Будапешту. Почти пустой. На заднем сиденье устроились трое ребят. Они сильно шумели.

— Шесть восемьдесят, двенадцать, семь тридцать! Шесть восемьдесят, двенадцать, семь тридцать! До меня дошло, почему у Панчане все в порядке. Шесть восемьдесят, двенадцать, семь тридцать. Что бы ты ни купил, она всегда насчитывает одни и те же суммы.

— Сорванцы, открываю заседание!

— Терчи, это я съел печенье.

— Да позабудь ты об этом!

— Нет! Я решил сам себя воспитывать. Вот не смог же я встать в шесть часов. В наказание не буду есть целый день. Даю себе зарок. Но я так люблю печенье…

Автобус мчится в Будапешт.

— А насчет значков хорошая была идея.

— Да, замечательная.

— И вообще здорово, что ты додумался, кто его отец.

— Мы прибыли вовремя. Родители малыша ни о чем не подозревают.

— Но ведь мы им расскажем.

— Терчи!

— Что?

— Ты была очень симпатична, когда Кроха спал у тебя на коленях. Это я так, к слову.

— Спасибо.

— А что скажут наши родители?! Ну и ну!

— А мы все им расскажем.

— Представляю, как папа стукнет кулаком по столу и сделает вид, будто сердится: этих сорванцов ни на минуту нельзя оставлять без присмотра!

36

Гезенгуз (gezentfuz) по-венгерски: сорванец.

37

Баттяни — Лайош Баттяни (1806–1849) — граф, выдающийся общественно-политический и государственный деятель Венгрии, лидер дворянской либеральной оппозиции, а с 1847 года — председатель созданной в том же году Партии оппозиции. В этом качестве он в марте 1848 года стал премьер-министром первого венгерского революционного правительства. Казнен в октябре 1849 года по приговору австрийского военно-полевого суда.