Страница 38 из 106
Все его спутники тоже были не из железа или камня, поэтому они шагали голодные и усталые, однако толкали его высочество в спину, тащили за руки и через тринадцать дней пути прибыли к реке Тодзугава.
Принц расположился в придорожной пагоде, сопровождавшие его люди пошли в селение и сказали, что они сопровождают отшельника-ямабуси, следующего на поклонение в Кумано, отчего местные жители испытали к ним сострадание, достали еду из каштанов, кашицу из конских каштанов и помогли утолить голод. Принцу дали такой же пищи.
Так прошло дня два-три.
Однако, не зная, сколько в таком виде можно оставаться, Коринбо-гэнсон пошёл в этом селении к дому, показавшемуся ему тем, который нужен, и, когда спросил у вышедшего наружу ребёнка, как зовут хозяина дома, тот ответил:
— Это жилище племянника господина Вступившего на Путь Такэхара Хатиро, человека по имени Тоно-но Хэйбэй.
«Вот оно. Это тот самый человек, который славится владением луком и стрелами. В любом случае, надо положиться на него», — подумал Гэнсон, вошёл в ворота, осмотрелся и прислушался. Как будто, в доме есть больной человек, он подал голос:
— Эй! Не прибыл ли это чудотворец-ямабуси? Ступайте сюда, помолитесь!
«Какой подходящий случай», — подумал Гэнсон и возвысил голос:
— Мы отшельники-ямабуси, которые вышли, чтобы семь дней провести у трёхступенчатого водопада[449], на тысячу дней затвориться в горах Нати, совершить поклонение в тридцати трёх местах почитания богини Каннон. Заблудились в пути и вышли к этому селению. Позвольте нам переночевать разок и утолить голод, отдохнув у вас один день.
Из дома вышла сельская служанка.
— Думаю, что это — провидение будд и богов. Супруга здешнего хозяина болеет, одержимая злым духом. Пожалуйста, удостойте её молением! — произнесла она. Тогда Гэнсон сказал ей:
— Мы простые ямабуси, нам это вряд ли по силам. Самые действенные молитвы у нашего предводителя, который отдыхает вон в той пагоде. Если ему рассказать о вашем деле, он непременно вознесёт моления.
Женщина очень обрадовалась:
— Тогда, проводите, пожалуйста, сюда того господина, главного священнослужителя! — и радости её не было предела.
Когда Гэнсон бегом вернулся к своим и сообщил об этом, все, начиная с принца и кончая его спутниками, явились в особняк. Принц вошёл в помещение, где лежала больная, и произнёс заклинания, сопровождая их магическими жестами.
После того, как он два или три раза громко возгласил дхарани Тысячерукой[450] и потёр свои чётки, больная сама забормотала, произнося разные слова. Заклинания действительно достигли слуха Пресветлого короля[451]. Руки-ноги у больной съёжились и задрожали, по всему телу заструился пот, больная сразу выпрямилась и внезапно выздоровела. Хозяин, её муж, обрадовался безмерно и сказал:
— У меня нет особых накоплений, так что я, может быть, не выполню ваших пожеланий. Но пусть это не так важно, только, пожалуйста, оставайтесь здесь дней на десять с лишним, дайте отдых вашим ногам. В последнее время ямабуси не могут срочно бежать отсюда незаметно, а потому нужно осторожно разузнать об этом.
С этими словами он велел собрать вместе дорожные корзины и все их разместил внутри усадьбы.
Хотя сопровождавшие принца люди внешне себя не проявили никак, в душе все испытали радость.
Так прошло больше десяти дней. Однажды вечером хозяин этого дома Хэйбэй вошёл в комнату для гостей, разжёг в печи дрова, стал вести разные разговоры и сказал так:
— Господа! Думаю, что вы наверняка об этом слышали. Правда ли это, не знаю, но говорят, что принц из Великой пагоды оставил Киото и направился в сторону Кумано. Но Дзёбэн-содзу, управитель района Трёх гор Кумано, — бесспорный приверженец воинских домов, поэтому я считаю, что укрываться в районе Кумано его высочеству трудно. Ах, если бы он приехал в наше селение! Хотя изнутри местность здесь узка, со всех четырёх сторон по краям долины размером в десять на двадцать ри высятся крутые обрывы, — это местность, через которую даже птице перелететь трудно. Сердце этого высокомудрого не лживо, он превосходно владеет луком и стрелами. Человек по имени Корэмори, потомок Хэйкэ[452], доверился нашим предкам и прятался в этих местах. Я слышал, что, когда мир был подчинён Гэндзи, он пребывал здесь в безопасности.
Тогда принц, действительно обрадованный, с довольным видом обратился к нему с вопросом:
— Если бы его высочество принц из Великой пагоды решил кому-то довериться и прибыл в эти места, мог бы он вам довериться?
Тоно-но Хэйбэй почтительно молвил:
— Нечего даже и говорить. Хоть я существо недостойное, но если я один так считаю, то вряд ли кто-нибудь станет возражать против этого от Сисигасэ, Кабурасака, Юаса, Адзэгава, Обара, Имосэ и Накацугава до восемнадцати уездов Есино.
— Тут принц встретился глазами с Кодэра-но Сагами, и Сагами придвинулся к Хэйбэй и проговорил:
— Вы и сейчас что-то прячете. Тот священнослужитель, который находится напротив, и есть принц из Великой пагоды.
Хэйбэй стал недоверчиво всматриваться в лица монахов, и тогда Катаока Хатиро и Яда Хикосити, произнеся: «Уф, как жарко!» — сняли капюшоны и положили рядом. Из-за того, что они не были настоящими ямабуси, стали явственно видны следы выбритых полумесяцем волос. Увидев это, Хэйбэй весьма удивился:
— И правда, вы не изволите быть ямабуси. А я так самоуверенно об этом говорил! Как совестно! Такое моё поведение непростительно.
Он прижал голову к земле, сложил руки и сел на корточки, опустившись с татами вниз.
Тотчас же провели срочные приготовления: построили для принца бревенчатый дворец и стали его охранять, в горах с четырёх сторон устроили заставы, перегородили дороги. Однако считая, что и этого ещё мало для того, чтобы осуществить такой важный план, о нём рассказали дяде хозяина, Вступившему на Путь Такэхара Хатиро. Тот сразу же стал сторонником Тоно.
Он быстро перевёл принца в свой особняк, выказал несравненную преданность ему, поэтому его высочество успокоился и провёл там взаперти примерно полгода, думая, что его никто не видит.
Принц снова приобрёл вид мирянина, потому и вызвал в свою опочивальню дочь Вступившего на Путь Такэхара Хатиро, и она стала его единственной возлюбленной. Говорят, что Вступивший на Путь хозяин дома тоже мало-помалу приблизился к принцу, что жители ближайшего селения стали изъявлять покорность его особе, к воинским же домам они, напротив, относились с пренебрежением.
Тем временем, об этом услышал Дзёбэн, управитель Кумано, и приблизился к реке Тодзугава. Но ему не хватало сил даже в сто тысяч всадников. Рассчитывая выманить принца наружу, пользуясь алчностью жителей окрестных селений, на перекрёстках дорог установили таблицы с надписью: «Имеется грамота из Канто о том, что человеку, который выдаст принца из Великой пагоды, пусть даже он не имеет чина или является простолюдином, в награду будет пожаловано поместье Курума в провинции Исэ. Сверх того, сначала Дзёбэн от себя в течение трёх дней выдаст шестьдесят тысяч кан[453] деньгами. Человеку, который убьёт его слугу или приверженца, — пятьсот кан, а тем, которые выйдут сдаваться сами, — по триста кан велено неукоснительно выдавать в тот же день». В конце текста были помещены жёсткие правила со словами клятвы.
Это было то же самое, что твёрдое обещание, данное для того, чтобы верили перемещённому столбу[454], и намерение похитить кого-то в обмен на пустяковые даяния, поэтому пошёл слух, что когда чрезвычайно алчные старосты восьми поместий увидели эти таблички, сердца их как-то изменились, цвет лица поменялся, а поступки стали неприятными.
449
Прим.56 Свиток 5:
Трёхступенчатый водопад — каскад из трёх водопадов в провинции Вакаяма.
450
Прим.57 Свиток 5:
Дхарани Тысячерукой — заклинания, адресованные буддийской богине милосердия Каннон (бодхисаттве Авалокитешвара). Одно из «таинств» сингон-буддизма.
451
Прим.58 Свиток 5:
«Пресветлый король» — здесь: Фудо-мёо, один из пяти буддийских воителей, сражающихся с силами зла.
452
Прим.59 Свиток 5:
Корэмори, потомок Хэйкэ — Тайра Корэмори, внук Киёмори, полководец. Сражался против войска Минамото Еритомо, После поражения распустил слух, что покончил с собой, утопившись в реке, а сам скрывался в провинции Кии. 1157–1184.
453
Прим.60 Свиток 5:
Один кан содержал тысячу мелких монет.
454
Прим.61 Свиток 5:
В Циньском Китае текст нового закона укрепляли на столбе, установленном возле южных ворот города, а затем переносили этот столб к северным воротам.