Призраки кургана

Острые зубы демона вспыхнули, как загораются глаза хищника, почуявшего добычу. Теперь в них не было ничего призрачного, ничего придуманного.

— Елистара трижды искушала Киприана, — живописал гоблин, и его зеленое тельце оказалось в опасной близости от распахнутых челюстей беса.

Прежде, чем я успел произнести хоть слово, Махрудорус споткнулся, ноги его беспомощно заскользили по гладкому пергаменту, пытаясь уцепиться за строчки, — но черная вязь только смешивалась под ними, превращаясь в безобразную кляксу и не давая опоры.

Елистара раскрыла пасть, став вдвое больше, чем была вначале, и полугоблин, с отчаянным и жалобным писком, провалился внутрь, успев только взмахнуть острыми ушами и прокричать:

— Но дух его был сильнее искушения!

Мелькнули лапы с растопыренными пальцами, вспыхнул и затерялся где-то во тьме расписной кафтан с золотыми пряжками-колокольчиками, — и вот уже демонолог исчез, словно кто-то выдумал его, а потом расшутил.

Распахнутая пасть Елистары оставалась такой же огромной всего секунду. Потом она начала затворяться, и, складываясь, уменьшалась до размеров тонкого волоса сильфиды, пока не исчезла вовсе.

Книга сама собою закрылась, ее обложка хлопнула, издав при этом тяжелый, громоздкий звук, словно то была створка купеческих ворот.

Как я говорил, гоблины очень беспечны.

Темно-синие демоны перестали скользить вдоль высоких мраморных стен. Они замерли, подрагивая на месте, похожие на летающие шары гномов, — зависшие над вражеской армией, пока их хозяева спешно чертят карты укреплений противника, а маги и лучники с земли тщетно пытаются достать шпионов стрелами и шипящими заклинаниями.

— Ну? — спросила Снежана.

Я бросил взгляд на серебряную нить, которую держал в руке. Кончик ее уходил меж захлопнувшихся страниц книги.

— Деньги, — напомнил я.

— Послушай, — возмутилась девушка. — Он там страдает, а ты думаешь о деньгах.

— Думать о деньгах — верный способ, чтобы никогда не страдать самому, — отвечал я.

Снежана бурчала и исходила дымом, словно деревянный паровой танк, в который залили слишком горячую воду. Естественно, ее беспокоили не три динара, которые девушка мне проспорила, — а то, что я оказался прав.

— Тебе просто повезло, — бормотала она, пытаясь поймать в калите монеты. Деньги всегда имеют склонность прятаться, когда с ними надо расставаться. — Это совпадение. Да кто ж мог подумать, что он провалится в книгу.

— Я, — смиренно ответил я, принимая от амазонки выигрыш, и возвращая обратно. — Мы спорили на мифриловые динары, не золотые.

— Так они ж стоят в два раз больше.

— Именно поэтому.

Приняв от девушки монеты, я внимательно осмотрел их и убедился, что ни одна не подпилена — в основном, чтобы позлить амазонку. Затем потянул за серебряную нить.

Книга вспучилась, словно от избытка знаний с ней случилось несварение. Передняя страница обложки начала биться, как бьется лапа собаки, когда чешешь той за ухом. Несколько букв вылетело из фолианта, потом целая горсть, затем они полились широкой струей.

Я тянул дальше, хорошо зная, что даже Левиафан не порвет тонкий, но зачарованный шнур. Наконец книга распахнулась, и мы увидели ногу гоблина, которая торчала из пробела между абзацами.

Пока мы разговаривали, магическая веревка незаметно выбралась из моего кармана, и сама привязалась к щиколотке Махрудоруса.

Снежана, которая обладает множеством талантов, кроме терпения, — отпихнула меня и дернула за веревку так сильно, что гоблин взмыл к потолку, разрезая воздух со свистом и оглушительным воплем.

Он махал руками, пытаясь привлечь внимание демонов, однако те все еще не вышли из ступора, и только следили за полетом хозяина, как раскормленный сметаной и сливками кот глядит на пробегающих мимо мышек — чисто из любопытства.

Наконец вознесение гоблина закончилось, и он грянул вниз, наглядно доказав мудрость слов: «или взлетает, или падает[15]».

Хряснувшись о подставленные руки Снежаны, и едва не переломав их в четырнадцати местах, Махрудорус кошкой перепрыгнул на стол, и долго рассказывал нам о своих несчастьях, — впрочем, из его зубастого рта при этом вылетали не слова, а буквы и строчки, которых он наглотался во время своего путешествия.

Наконец он успокоился, развел руками, и смачно пролил мимо пасти стакан коньяка, который принес один из пробудившихся демонов.

Гоблин пошамкав губами, плюснул пару раз языком, не в силах понять, отчего не чувствует вкуса, и наконец убедил себя в том, что все дело в набившихся ему за щеки буквах.

Тогда он приосанился, при этом опасливо поглядывая на фолиант, и произнес:

— Как видите, это весьма полезная книга, особенно для того, кто хочет поближе познакомиться с Елистарой.

Можете смеяться, но он и правда уже успел убедить себя в том, что отправился в опасное путешествие сквозь книжные страницы по своей воле — единственно, чтобы больше узнать о коварном бесе.

— А потому я готов уступить вам ее, за смехотворную цену, в шесть золотых.

Кадык гоблина дернулся, при мысли о том, что он слишком заломил цену, и ему не удастся избавиться от столь напугавшей его книги, — а ни о чем другом бедолага сейчас думать не мог.

Я не стал торговаться — гоблины не умеют этого делать. В их голове не укладывается мысль о том, как один и тот же предмет может иметь разную цену, а тем более, мгновенно менять ее.

Передав Махрудорусу три мифриловых динара, я взял фолиант под мышку, заверил демонолога, что обязательно сыграю с ним партию в го или маджонг, но только не в шахматы, — после чего мы откланялись.

Возле особняка гоблина я взял экипаж — мне хотелось поскорее полистать купленную книгу, а сделать это, сидя в седле, если и можно, то только в том случае, если хотите насмешить всех вокруг своим внезапным падением.

Снежана сидела рядом, напрочь забыв о больном колене, — из чего я сделал блестящий вывод, что лучший способ излечить человека от ипохондрии, это развести его на шесть золотых динаров.

Впрочем, говорить подобного я благоразумно не стал, а иначе бы вы не читали этих строчек.

Амазонка уперла правую ногу в сиденье, и озадаченно бормотала что-то себе под нос. Наконец ее мысли вылились во фразу:

— А почему я заплатила за книгу?

— Девочка моя, — ласково ответил я, деликатно выпустив третье слово из известного стихотворения, которое гласит «пучеглазая». — Боюсь, ты была слишком занята, считая ангелов на кончике иглы, и не заметила, что расплачивался с гоблином я.

— Моими деньгами, — возразила Снежана.

— Разве? — спросил я.

Девушка прикусила губу.

— Напомни мне никогда, никогда больше не спорить с тобой на деньги, — сказала она.

Я захлопнул книгу.

— Это ничем тебе не поможет, Снежа. Не хочешь спорить на деньги — станешь спорить на интерес, а после этого окажешься в еще большей долговой яме.

Она задумалась.

— Я такая дура? — спросила она.

— Нет, просто я знаю твои слабости и беззастенчиво ими пользуюсь.

Амазонка хмыкнула.

Скашивать ко мне постоянно голову было неудобно, к тому же, так она казалась себе курицей. Поэтому девушка пересела на другое сиденье, оказавшись ко мне лицом.

— А как же честность? — спросила она. — Разве отношения не должны строиться на доверии?

— Нет, конечно, — живо возразил я. — Любовь состоит из маленьких уловок, как сказала одна девушка, влюбленная в полностью парализованного мужчину. Отношения рушатся оттого, что люди пытаются быть честными; ведь честность — лучшая политика, если хочешь что-то испортить.

Человек шел по переулку, заложив руки за спину и что-то насвистывая. Один раз он остановился, чтобы поболтать носком сапога в растекавшейся у стены луже. Увидев, как корчит рожи отражение в потревоженной воде, улыбнулся, и что-то ответил ему неразборчивым, слегка хмельным голосом.

15

Все или взлетает, или падает — девиз Дрехара, шестого императора гномов. Он видел смысл этих слов в том, что не существует ничего постоянного; если что-то не растет и не развивается, значит, уже начало погибать.