Страница 21 из 66
— Старик сразу успокоился, сделав единственно возможное, что было в его силах. Приказал убрать мертвых, заметив, что те сами виноваты в собственной гибели, чашу вновь запереть. Прикрикнул на тех, кто пытался заговорить о необходимости вернуть череп кагану, да и был прав — ведь тогда бы получилось, что он не справился с поручением хранить чашу.
Орк восхищенно покачал головой.
— Да, старик был как кремень, ничто не могло выбить его из седла. Видя его недовольство, все быстро разошлись по местам, а он, заперев подземелье, улегся спать.
Снежана с сомнением заметила.
— Возможно, следовало бы убрать эту смертоносную вещь подальше, в степи закопать, что ли.
Орк уставился на нее в почти комическом изумлении.
— Верно про тебя говорили, девица, что ты хорошо соображаешь. Я бы тогда так и сделал, да не было моей воли. А через пару дней, утром, он не появился в обычное время и когда вошли в комнату, то увидели на этом вот столе, — чтобы мы не растерялись и правильно поняли, о каком столе идет речь, Гриург оглушительно хлопнул кулаком по дереву, — стоящие в ряд головы — его и пятерых слуг. И перед каждой — дитячья игрушка, из ваших, человеческих — заяц деревянный, медведь, еще что-то. Но тел, как ни искали, не нашли.
Он поднялся с лавки, потянувшись и вновь устрашая своими размерами. Затем начал расхаживать вокруг стола, заставляя нас вертеть головами, чтобы видеть его лицо. На ходу разминаясь, Гриург откровенно заявил:
— Жаль его, да что скрывать — смерть старика открыла мне дорогу и я стал начальником форта. Но первые несколько дней дались мне нелегко — я ведь жил в том же доме, и каждую ночь как будто кто появлялся в комнате, я ощущал пристальный недобрый взгляд, жгущий затылок, но как только пытался стремительно обернуться, никого не находил. Наконец мне стало казаться, что скоро шея моя скрутится жгутом.
Я вставил свое слово:
— Точно как у нас со Снежаной, ты же ходишь кругами, а мы тебя пытаемся поймать.
Он остановился, как будто только сейчас поняв, что находился в непрерывном движении и засмеялся:
— Ладно, я сяду, а то и правда головы поотваливаются. А с гостями, — тут он ужасающим образом скривился, подмигнув Снежане, — тем более, такими красотками, следует обращаться прилично.
Та улыбнулась в ответ, синие глаза заблестели, губы приоткрыли белые зубы, и орк, любуясь ею, на секунду замер в нелепой полусогнутой позе, прервав процесс усаживания на лавку.
Проведя руками по лицу, восстанавливая его серьезность, он продолжил:
— А ночами спать не мог, все мерещились отрубленные головы на столе да игрушки, стоящие напротив. Стыдно признаться, спал с зажженным факелом, темноты стал опасаться. Однажды проснулся — черно вокруг, по комнате белые огни летают, на снег похожие, пол, лавка трясется, как будто из подземелья кто выбраться хочет.
Я на крышку пару сундуков навалил с золотом, серебром, оружием, еле с места сдвинул такую тяжесть. Сам пошел по форту, вроде стражу проверяю, да так всю ночь и бродил.
К рассвету решил, что от чаши избавлюсь, не посмотрю на то, что каган скажет. Да вряд ли он против будет, когда узнает, что случилось в крепости. Зашел в комнату — сундуки на прежних, обычных местах стоят, крышка откинута, но замок на двери комнаты в подвале, где чаша стоит, заперт снаружи.
Уже ни о чем не думая, решил прилечь на часок, кошму откинул — а на лавке две вырезанные из дерева руны лежат, одна в прямом положении, другая в обратном, но обе символизируют дурное — внутреннее зло и внутренний враг.
А между ними фигурка маленького мальчика на коленях матери, лица обоих искажены, то ли от боли, то ли от горя.
Тут у меня и сон прошел, крикнул троих своих лучших людей, самых осторожных, опытных, умных. Велел отнести чашу и знаки эти в степь, подальше, да там и закопать. Но они не вернулись, и мы не нашли их, так что не знаю, что стало с черепом.
— Любой магический предмет оставляет астральный след, — заметила Снежана. — Это как раненый враг, за которым тянутся капли крови. Вы не пытались идти по ним?
Гриург досадливо крякнул.
— Об этом я знаю, но в форте не нашлось умелого мага. А когда колдуна прислали, он сказал, что поздно, время упущено — ничего найти больше нельзя.
Ведунья разочарованно посмотрела на меня.
— Так мы даже не сможем найти место, где она закопана.
Я отозвался:
— Мы не знаем даже, в земле ли она, ведь орки пропали, а только они могли знать о ее судьбе.
Гриург с сомнением покачал головой:
— Кажется мне, что не чашу следует искать, а начинать с родового гнезда вашего князя Всеслава.
Я удивился.
— Почему ты так считаешь? Он был убит уже взрослым мужчиной, что может открыть нам его дом?
Орк с некоторым раздражением ответил.
— Да откуда мне знать? Но сам посуди, первые двое, умирая, упоминали его имя, говорили о доме, предательстве в нем, каком-то зле. О каком человеческом доме они могли говорить? Только о дворце князя. Я отослал Рандора, сказал, что все ему привиделось, чтобы не было лишних фантазий, да только он всю правду сказал. Те, которых воронка затянула, тоже кричали почти об этом, я слышал собственными ушами. А потом игрушки эти, фигурка матери с ребенком, руны — все говорит о том, что эта история связана с домом, а раз череп принадлежит Всеславу, то и дом должен быть его. Впрочем, это мои домыслы, а вы поступайте как угодно. Только если что разузнаете, постарайтесь сообщить — мне и просто интересно, да и, может быть, новые сведения послужат оправданием перед каганом, ведь чашу я не сберег, а он еще ничего не знает.
Мы обещали выполнить его просьбу, тем более, что нам это ничего не стоило, а поддерживать хотя бы подобие добрых отношений с орками было со всех сторон полезно.
Главным по-прежнему оставалось найти чашу. В жарком весеннем воздухе над остатками нашего пиршества роилось множество мух, зеленых, черных, синих, однако независимо от цвета одинаково отвратительных.
В углу раскинул гостеприимные сети большой коричневый паук. Самого хозяина не было видно, он спрятался и терпеливо поджидал, когда зазевавшаяся жертва прилипнет к паутине.
Снежана буркнула тихонько:
— Мне все время кажется, что они только что с трупа, а теперь решили сменить обстановку, погулять по нашим лицам.
Я был согласен с ее замечанием и только открыл рот, чтобы предложить Гриургу выйти во двор, как дверь отворилась, и вбежал Рандор, громко топая и звеня железными цепями, навешанными на шею в качестве украшения. Вспомнив, что начальник не один, он приосанился и прошептал тому что-то на ухо, скрипя всеми четырьмя рядами своих зубов и вращая от возбуждения глазками.
Сообщение было выслушано не только внимательно, но даже благосклонно. Лицо коменданта форта прояснилось, и он кивнул головой. Молодой воин, едва не припрыгивая от восторга, не удержался, воскликнув:
— Ну, теперь пойдет потеха, — и выскочил за порог.
Мы с ведуньей переглянулись, не понимая, что могло вызвать столь бурные чувства. Однако орк немедленно пояснил:
— Схватили тех, о которых вы говорили, гонец из дозорного отряда только что прибежал. Я велел перед казнью вас позвать, ведь их поимка — во многом ваша заслуга, да и развлечемся после неприятных воспоминаний.
Сердце мое неприятно заныло в предчувствии зрелища, которое Гриург считал занимательным. Мелькнуло запоздалое сожаление — возможно, и не следовало говорить оркам о готовящемся набеге.
Наш хозяин шел впереди и не мог слышать рассудительного голоса Снежаны:
— Оставь ты свои философические сомнения: что было бы, если бы. Случилось так, как случилось, а потому именно так и должно быть. Те люди — не ангелы, они даже не простые разбойники, которые грабят, ну, может, убьют одного — двоих, да и то случайно. Нет, они потеряли право называться людьми. Просто твари, которые не остановятся перед тем, чтобы уничтожить дитя, если это сулит грош.