Сотворение брони

- Не утонем! Прошлой ночью мы с Мальгиным набрали почти сто километров по кругу, а машина во все легкие дышала, подхлестывала нас: придумывайте еще преграды - возьму!

- Сто не тысяча, и бронхи твои воспалены.

- Пустяки! Люди на войне гибнут, а ты - бронхи… Директору и самому не хотелось отговаривать конструктора, но и согласиться с ним он не мог, не имел права.

- Свирепые морозы - дизели застынут, заглохнут, что тогда?

- Своим дыханием согревать будем…

- Секретные машины, ну сам подумай, кто тебе разрешит - чуть не половину России в открытую пройти.

- Так мы же обойдем города, да больше ночью двигаться будем. Чего боишься? Маскировку устроим - сам дьявол не поймет, что движется… Не мучь ты себя и мне не мешай! Представь, какая будет проверка тридцатьчетверке, какая аттестация ей, когда своим ходом явимся в Москву к началу смотра.

- Такую аттестацию пропишут - костей не соберем.

- Если за себя боишься - отбей молнию: Кошкин выехал самовольно, хотя ты, директор, запретил…

В полночь партийный комитет завода по просьбе Кошкина заслушал его и Максарева о подготовке машин к походу и составе участников. Оба и словом не обмолвились о вечернем споре. Максарев предложил послать с танками не один, а два тягача - на первый погрузить запасные части и двойную норму горючего; на второй тягач с утепленным кузовом посадить механиков-испытателей, слесарей-ремонтников и военпредов, сюда же погрузить продукты питания и медикаменты.

2

Закрытые брезентом, тонущие в снегу по верхний обвод гусениц, шли сквозь белую мглу тридцатьчетверки. Они меньше всего походили на танки. Передки машин были обрывисто-вертикальны. Стволы орудий повернуты назад, к корме. Под ними - связанные проволокой бачки с запасом горючего, уложенные до высоты башен. Даже если закинет нечистая сила в степную заварушную крутоверть лазутчика или вытянет моторный гул человека на улицу села, которое нельзя обойти, - что он, посторонний, поймет, что ему могут раскрыть движущиеся с напластованным снегом поверх брезентов машины, лучами фар выхватывающие из завихренной мути телеграфные столбы?

Позади танков оставался тоннель, стенки которого осыпались от вибрации машин, рева двигателей и завихрений дымных хвостов, вырывающихся из выхлопных труб. Два тягача, шедшие за танками, траками гусениц впивались в уплотнившийся снег, нередко застревали в нем. Тогда ближний танк пятился назад на выручку. Сменные механики-водители, слесари, инженеры-исследователи и военпреды помогали танку сдвинуть с места обессиленные тягачи.

На третий день похода Кошкин вел головной танк на пару с Игорем Мальгиным. Когда один занимал место за рычагами, другой отдыхал на сиденье справа, рассчитанном на стрелка-радиста. Игорь от усталости засыпал сразу, а Кошкина и дремота не брала в час отдыха. Его знобило, и, чтобы не замерзнуть, он сгонял Игоря с места водителя. Двигая тяжелые, сопротивляющиеся рычаги, он согревался, и грудь, спина, лицо покрывались потом. Но это лишь в первые минуты. Вскоре мороз опять пронизывал до костей, превращал пот в игольчатые льдиики.

Игорь настаивал, чтобы Кошкин уступил место одному из трех сменных механиков, но Михаил Ильич хотел сам проверить машину, прочувствовать ее в сложных условиях, узнать возможности, обнаружить слабинки, чтобы устранить их, перед тем как танк попадет туда, на финскую.

Как- то, провозившись у порванной гусеницы тягача, Кошкин дал Игорю уговорить себя пойти выспаться в теплом, прожаренном «чугункой» кузове. Там к нему опять пристали военпреды:

- Пора наконец и нам на танки. Мы их обязаны опробовать в любых условиях.

Военпреды имели право на вождение, но доверить им машины в такую метель было опасно. А они требовали, настаивали, и Кошкин разрешил. Только приказал взять в танки опытных механиков, пусть не для вождения - для совета, подсказа в сложной ситуации. Военпреды согласились, чтобы успокоить Кошкина, но, сев за рычаги, от помощи механиков отказались. Сочли, что им, специалистам, слушать советы механиков несолидно, тем более что военпреды уже водили БТ на заводских трассах и даже наездили часа по четыре на тридцатьчетверках. И в то время, когда Кошкин спал, случилась беда.

Между Белгородом и Обоянью шли холмистыми полями. Поднимутся на холм - он вылизан ветрами, спустятся в низину - снег по башню. Военпреды растерялись. Когда машины застряли в сугробах, попытались вырвать их на недозволенных режимах. Трогать с места в таких случаях надо с бортовых фрикционов при включенном главном, а они давали перегрузки главным фрикционам. Диски перегрелись, покоробились, вышли из строя сначала на одном танке и тут же на другом.

Военпреды ополчились на инженеров-исследователей, что те, мол, вышли в такой поход с негодными фрикционами.

Проснулся Кошкин от шума голосов за тонкими стенками кузова. Выскочил в пургу без танкошлема, в валенках на босу ногу и шубе, накинутой на исподнее белье. Понял все сразу.

- Доездились!…

- Мы хотели проверить танки в критическом режиме, - пытался оправдаться старший военпред. - Есть запасные фрикционы, сменим.

- В метель, на снегу?

- В Орловском танковом хорошие мастерские, там…

- До Орла надо еще доползти… - И Кошкин, согнувшись, пошел обратно в кузов тягача.

Слесари, исполнявшие также обязанности истопников, проложили лыжню к лесу, навезли хвороста, бересты, и затрещала «чугунка», закипел в горшке гороховый суп с картофелем, поспело горячее молоко из сгущенки для простуженного Кошкина. Ели молча, сердито. Пошептавшись с друзьями-механиками, Мальгин предложил дотянуть до Орла на одних бортовых фрикционах.

- Дьявольски трудно будет, ребята, - сказал Кошкин. Но он знал, что это единственный выход. Больше ничего не придумаешь.

- Только вы уж, пожалуйста, побудьте в тепле, Михаил Ильич.

Без главного сцепления невозможно на ходу переключать передачи. Пришлось все время двигаться на второй. Скорость упала. Раньше на час делали семнадцать, иногда девятнадцать километров, сейчас - восемь, а то и семь. Временами, когда вьюга выдыхалась на минуту-другую, Кошкин слышал, как надрываются моторы. И все же двигались днем и ночью, медленно приближаясь к цели. «А если изменить коробку передач, выбросить главное сцепление?» - задумался Кошкин и по привычке схватил карандаш, начал что-то рисовать, высчитывать в блокноте. Ничего не выходило. Кошкин пожалел, что нет Морозова и Белана, любящих копаться в трудных проблемах. «Придется отложить поиски до лучших времен. Да, техника еще не доросла до решения такой проблемы… Пока надо думать, как заменить главный фрикцион запасным в полевых условиях. В бою можно попасть и в такую обстановку, как сейчас, и похлеще!…»

В Орловское танковое училище колонна прибыла, когда стемнело. Старший военпред хотел пойти договориться с начальником мастерских о смене главных фрикционов, но Кошкин не разрешил - не мог задерживаться на двое суток, боялся опоздать в Москву на правительственный смотр.

Всю ночь занимались ремонтом танков. Курсанты напросились помочь слесарям. Еще бы: такая машина! Скоро придется овладевать ею и в бой, возможно, вести…

На седьмой день похода, 12 марта, подошли к Оке южнее Серпухова. Мост оказался шире тридцатьчетверок всего на несколько сантиметров - не сорвать бы перила, не полететь под лед. Кошкин сел в головной танк. Плавно управляя рычагами, он осторожно провел машину через мост. За ним - второй танк и оставшийся тягач; другой был до того разбит, что его пришлось оставить в Орле.

За Серпуховым колонну остановил встречный автомобиль. Начальник главка Наркомата машиностроения подбежал к раскрывшемуся люку первой машины, сорвал шапку с головы:

- С праздником, Михаил Ильич! С финнами подписан мир! А ну-ка выходи, конструктор-водитель! Механиков тебе не хватает?

Когда Кошкин выскользнул из люка, пошатываясь встал на дороге, начальник главка понимающе сказал: