Страница 48 из 76
Казалось, танк устал в схватке с деревом и рекой, а он постоял несколько секунд и, сделав полукруг, опять вошел в воду. На берегу танк встретили, как победителя, криками восторга.
- Какое имя у героя? - спросил Ворошилов Кошкина. Сказать, что об этом не думали, называли танк Встречным, было бы неуместно.
- Скромничает, крестить не осмеливается, - вмешался Павлов.
- Крести, крести, Михаил Ильич. Как назовешь, так и будет! - разрешил Ворошилов.
- Тридцатьчетверкой… Т-34, если можно…
- Почему ж нельзя?
И никто здесь, кроме Малышева, который был с Кошкиным на том ночном совещании в Наркомтяжпроме, не знал, что конструктор назвал свой танк в честь тридцать четвертого года, когда партия приняла решение о техническом перевооружении Красной Армии; назвал в честь Серго, который поверил в его мечту и воодушевил его на создание такого танка
ЕСЛИ ОСИЛИШЬ…
1
Перед Новым годом на завод поступило задание Наркомата машиностроения: за четыре месяца сделать установочную партию - одиннадцать танков Т-34.
Работа предстояла огромная.
Если бы основные механизмы и вооружение тридцатьчетверки остались такими же, как на опытном образце, с которым в сентябре тридцать девятого года знакомился Ворошилов, срок был бы реальным, хотя и нелегким. Но тогда, во время смотра у Москвы-реки, когда восторги улеглись, Ворошилов спросил у Кошкина, не уменьшится ли скорость танка, его проходимость и маневренность, если броню сделать еще толще, а пушку установить более крупного калибра. Кошкин ответил, что машина имеет для этого резервы.
После смотра конструкторы рассчитали танк на более мощное вооружение, которого, как они полагали, пока не было. Но оказалось, такая пушка уже спроектирована, создана и опытный образец ее проверен на артиллерийском заводе в Поволжье. Об этом танкостроители узнали от посланцев Грабина, главного конструктора артиллерийского завода.
- Принимайте! - сказали они, разворачивая чертежи. - Как раз то, что требуется для вашего гусеничного.
- Откуда знаете о танке?
- От наркома. После смотра под Москвой он дал нам очень жесткие сроки.
- И убеждены: пушка подойдет?
- Судите сами!
Да, это была именно та пушка, о которой мечтали создатели Встречного. Длинноствольная, 76-миллиметровая, с небывало высокой начальной скоростью снаряда, легкая, с ограниченным откатом. Чертежи компоновки ее в башне были сделаны быстро, и вскоре грабинская пушка встала в новый танк.
Когда поступило задание на установочную партию тридцатьчетверок, экспериментальный цех уже накопил опыт сборки измененного образца. Корпуса имели бортовую броню в сорок миллиметров, башня - сорок пять. И подвижность, проходимость, маневренность не снизились - дизель будто не чувствовал двадцати шести тонн танка.
К началу марта, раньше сроков, определенных Наркоматом машиностроения, на сборке находились последние четыре танка установочной партии, а два первых успели пройти не только заводские полигонные испытания с их стокилометровым пробегом, но и накопить дополнительную тысячу километров на каждый танк из тех трех тысяч, которые требовала инструкция сверх заводского пробега.
Танкостроителей заставили спешить тяжелые бои на Карельском перешейке. Оттуда прибывали на завод для капитального ремонта «бетушки». И конструкторам, и рабочим горько было видеть их искалеченными; страшно было сознавать, что в их машинах гибли танкисты.
Кошкин хорошо представлял сложность зимних боев на Севере. Он воевал в гражданскую войну на Архангельском фронте, а когда работал в Ленинграде, не раз бывал на государственной границе, проходившей в тридцати двух километрах от города. Знал крутые холмы, густые леса, глубокие снега, незамерзающие озера и болота перешейка - каково там танкистам на легких машинах с узкими гусеницами!
Кошкин мучился оттого, что не смог убедить наркомат отказаться от выпуска слабых тонкобронных БТ. Взялись бы в тридцать седьмом так же дружно, как в последний год, и новые танки были бы в армии к декабрю - началу войны с белофиннами. Мощные, с противоснарядной броней, на широких гусеницах, они раздавили бы маннергеймовские крепости из бетона и железа. А теперь танкостроители работали по две смены подряд, без выходных дней, чтобы максимум за месяц завершить производство и заводские испытания всей установочной партии, доказать самым строгим приемщикам, что тридцатьчетверки готовы к боям.
И вдруг сообщение: семнадцатого марта в Москве состоится правительственный смотр новейших танков. Новость взволновала Михаила Ильича: «На смотре отберут лучшие образцы, отправят на штурм линии Маннергейма… А тридцатьчетверки останутся в обозе?…»
Дирекция запросила у наркома Малышева и командарма Кулика разрешения на погрузку и отправку на смотр двух танков, прошедших испытания. На следующее утро поступил положительный ответ Малышева. Надеясь, что и Кулик примет такое же решение, Максарев направил отряд заводской охраны и свободных от вахты пожарников расчистить подъездные пути от снежных заносов. На помощь им прибыла молодежь, закончившая первую смену. Ее привел Михаил Ильич.
Работа убыстрилась - с наступлением темноты была расчищена почти вся заводская ветка. И тут примчал на дрезине порученец директора: Кошкину немедленно возвратиться на завод.
- Что?… - Прямо в шубе ввалился Михаил Ильич в директорский кабинет.
- Читай… - Максарев протянул телеграмму Кулика: «Погрузку танков и выезд в Москву запрещаю».
Едва Кошкин глянул в нее - скуластое, задубелое на морозном ветру лицо побелело и вытянулось.
- Не расстраивайся, Миша, запрет-то ненадолго… Месяца через два повезешь всю установочную партию.
- Не месяцы - годы потеряем! Звони командарму, возможно, военпреды не доложили, что два танка отлично выдержали заводские испытания. Скажи: новый танк, не допущенный к смотру, не участвующий в войне, - позор и…
Он не докончил фразы - надсадно закашлялся. Максарев встал, подошел к Михаилу Ильичу, усадил его на стул и сел рядом.
- Помолчи, послушай - ты должен правильно понять.
Я только что разговаривал с Григорием Иванычем. Причина его отказа основательная: неполный пробег машин в счет армейских испытаний. Я сказал ему, что ты за неделю до этих снегопадов наездил тысячу километров на каждую машину, а он свое: пока не имеет положенных трех тысяч на каждый танк, считайте, что их на свете нет… И в общем-то тут ничего не возразишь. Разве может заместитель наркома по вооружению отказаться от разработанных наркоматом требований? Армейские испытания - закон, его не перепрыгнешь. И еще скажу: запрет командарма обернется для нас меньшими потерями, чем разрешение на погрузку и отправку машин сейчас.
- Ну уж, хватил! - отмахнулся Кошкин.
- Но представь себе ситуацию: привез ты в Москву танки, а завтра-послезавтра смотр. Думаешь, никто не докопается, что машины наездили лишь часть законного пробега? Скандал - не отмоемся… Не вернее ли форсировать выпуск всей опытной партии, совершить трехтысячный поход и тогда уж со спокойной совестью явиться…
Кошкин вдруг круто встал, схватил со стола линейку и быстро прошел к висящей на стене карте.
- Что ты к Москве тянешься? - Директор глянул через плечо Михаила Ильича на поднимающуюся снизу вверх линейку. - Маршрут двухтысячного проложим не по прямой на север, а по кругу, через Белоруссию.
- Я завтра поведу машины в Москву.
- Запрет же!
- При первой встрече скажу командарму спасибо. Его запрет меня и надоумил. Это единственный выход, единственный способ прибыть на смотр, увеличив заодно пробег. Своим ходом двинем! Погода подходящая. Если прорвемся сквозь этакую пургу, разве Москва скидку не сделает? Подобная тысяча километров стоит двухтысячного пробега. - В хриплом голосе Кошкина уже не было и следа растерянности.
- Ты, кажется, бредишь… Метровые сугробы до самой Москвы, утонешь на первом километре.