Лазурные берега

Джеф крепче сжал нож.

— Вы даже не поверите, мадам, как быстро я исчезну. Каждый, кто здесь находится, на моей стороне, а не на вашей. Один из нас сейчас выйдет отсюда и скажет вашему мужу, что вам стало плохо. Что вас отвели в вашу комнату и он должен пойти туда, чтобы посмотреть на вас. А наверху его будут ждать, и, таким образом, он станет вторым. Добрый доктор будет третьим, потому что он, без сомнения, присоединится к вашему мужу. Он ведь всегда готов помочь…

Голос Джефа дрожал от насмешки. Таким образом он пытался выразить презрение к обществу, к которому принадлежала Нора Фортнэм. Однако в глубине души его мучили вопросы. Откуда она знает его имя? Почему не боится его? И почему ему кажется, что он уже слышал ее голос? Раньше, гораздо раньше, чем тогда в сарае, когда она обнаружила его вместе с Деирдре.

— Но сегодня он вам не поможет! — продолжал Джеф. — Все белые на этой плантации умрут. И не только на этой. Здесь находится Дух, мадам! Он принесет смерть и опустошение… боль и страх…

— А как же Деде? — спокойно спросила Нора. — Ее ты тоже хочешь отравить?

Деде… Это слово снова что-то вызвало в памяти Джефа. Это, должно быть, уменьшительная форма от имени Деирдре. Однако почему при этом слове у него перед глазами возникают картинки? Маленькая девочка. На голове у нее венок из цветов, венок, который сплел он, Джеф…

Джеф выкинул эти мысли из головы. Он уставился на Нору взглядом, полным ненависти.

— Деирдре? Ее — в первую очередь! — Он не хотел продолжать, однако затем ненависть и разочарование вырвались из его сердца. — Сначала она говорит, что любит меня, а потом… Когда стало трудно, она убежала назад, к своему доктору! Предательница! И вот что я вам скажу, белая леди: раз Деирдре не досталась мне, то пусть не достанется и ему! Я буду смотреть, как она умирает, и при этом буду смеяться… Смеяться буду я…

Он стоял позади Норы, но она по его голосу слышала, что он борется со слезами. Высокая худощавая женщина, которая до сих пор держала в руке мешочек с ядом, изумленно смотрела на Джефа. Платок сполз у нее с головы, обнажив коротко стриженные курчавые волосы.

Нора покачала головой.

— Ты ошибаешься, Джеф, — мягко сказала она, и перед ее внутренним взором снова возник маленький мальчик, играющий в палатке королевы с барабанами племени ашанти. — Деде… Деирдре… очень любит тебя. Однако она не может любить тебя как… как своего мужа… она не имеет на это права. Я знаю, это уже случилось, но это был… это был, хм… ошибочный путь… это был грех…

— Потому что я черный, а она белая? — процедил Джеф с горьким смехом. — Какой бог это провозгласил?

Нора повернулась к Джефу и решительно опустила его руку с ножом.

— Какой бы бог ни правил на небе, иногда он проделывает с нами странные штуки, — проговорила она тихо. — Однако в данном случае божественные законы и законы мирские все же совпадают. Ты не можешь быть вместе с Деде, хоть по законам Ямайки она такая же черная, как и ты. Да, это так. Я родила Деирдре от бывшего раба. Аквази, твой отец, был и ее отцом. Ты — ее брат, Джеф. Неужели ты ничего не помнишь? У Аквази было две жены, тогда, в Нэнни-Тауне, и одной из них была я. Ты называл меня «мама Нора» и каждый день хотел идти со мной в поле. Потому что со мной была Деде. Потому что ты уже тогда любил ее, точно так же, как она любила тебя. Все это хорошо и правильно. Но вы — брат и сестра, Джеф. Быть мужем и женой вы не можете.

Нора решительно посмотрела Джефу в глаза и увидела, что в нем что-то сломалось. Не важно, что он говорил, — и не важно, что было между ним и молодой черной женщиной, которая, ничего не понимая, следила за этой сценой — боль от потери Деирдре никогда не пройдет.

Нора с удовольствием предоставила бы ему время справиться с этими новостями. Однако сейчас надо было немедленно что-то предпринять. Луиза Дюфрен только что позвонила в колокольчик, требуя подавать следующее блюдо. Суп — по крайней мере тот, что не успела разлить Нора, — был уже съеден. Нора спрашивала себя, чем Дюфрены объяснят ее странное поведение, и надеялась, что в первом блюде не было яда.

Женщина отступила на шаг назад и бросила презрительный взгляд на нож, который Джеф все еще держал в руке.

— А теперь делай то, что ты должен сделать, Джеф. Если ты считаешь, что это правильно, тогда зарежь меня. Прикажи своим людям сервировать еду и отрави свою сестру. Но я сразу скажу тебе: тем самым ты убьешь любовь, которая есть в твоем сердце.

Джеф опустил свое оружие.

— Мы… мы этого не сделаем… — прошептал он. — Если… если вы нас не выдадите… если вы не выдадите людей… — Он указал на рабов в кухне, которые, оцепенев от страха, наблюдали за этой сценой. — Иначе их…

Нора кивнула.

— Иначе их всех убьют, — сказала она. — Или по крайней мере продадут. Дюфрен вряд ли прикажет убить триста рабов. Что касается меня, я буду молчать. Если только ты…

— Нет!

Внезапно к молодой женщине с короткими волосами — очень красивой женщине, как успела заметить Нора, — вернулась жизнь. Нора надеялась, что Джеф любит ее. Что она принесет мир его душе. Однако эта женщина, казалось, видела все иначе.

— У нас есть план, Цезарь! У Духа есть план! Ты не должен сдаваться из-за того, что там внутри твоя любовница или сестра… Я пожертвовала ребенком, Дух пожертвовал рукой… многие пожертвовали жизнью! А ты теперь пожертвуешь Деде! — Она решительно высыпала яд в рагу и размешала его. Затем женщина сунула котел ближайшей помощнице по кухне.

— Вот! Ты вынесешь еду! И убьешь всех!

Молодая рабыня беспомощно смотрела на котел. Конечно, она не могла подавать еду в горшке. Сначала рагу надо было разложить на фарфоровых мисках, а затем передать официанту в ливрее… Девочка приняла решение немедленно. Она высыпала содержимое горшка в мусорное ведро.

— Мы не делать этого! Они всех нас убивать! — воскликнула она.

Остальные слуги, стоявшие вокруг нее, закивали головами.

Сималуа сдавленно вскрикнула.

— Тогда… тогда все напрасно! Вы все предатели! Я скажу Духу! — И с этими словами она бросилась наружу.

Нора проследила за ней взглядом. Она пыталась понять, что имела в виду молодая женщина.

— Макандаль… — произнесла она глухим голосом. — Макандаль здесь?

Джефу не надо было это подтверждать. Нора прочла ответ на лицах рабов. Она с трудом сделала вдох. Сначала ей надо было взять себя в руки. В первый раз, с тех пор как она попала в кухню, Нора чувствовала себя в опасности. Если эти люди решат, что она выдаст их предводителя…

— Я ничего не скажу, — решительно заявила она. — Я вас не выдам. Я против рабства, и я могу… я могу понять вас… Сейчас же… сейчас мне нужно уходить. Если мое отсутствие обнаружат…

Нора краем глаза заметила, что один из поваров схватился за нож, а другой — за ручку тяжелого горшка. Джеф ничего ей не сделает, но остальные рабы могут попытаться избавиться от нее. Однако затем она с облегчением вздохнула: на пороге кухни появился Дуг.

— Вы не видели мою жену Нору?

Нора бросилась к Дугу:

— Я здесь, Дуг… Я… Тут возникла проблема с приправой… которая… ну, неизвестно, съедобна ли она… Однако сейчас…

Она отметила, что Дуг, несмотря на праздничное убранство, прицепил к поясу шпагу. Раньше Нора не обратила на это внимания. Может быть, его предупредила Бонни? Дуг отправился наверх, чтобы взять оружие… Это, по крайней мере, объясняло то, почему он только сейчас бросился на ее поиски. Иначе Дуг начал бы искать жену сразу же, как только она не заняла место рядом с ним.

— Сейчас мы снова пойдем туда, да?

Нора улыбнулась своему мужу — робко, но, как она надеялась, с заговорщическим видом. Джеф стоял среди слуг. Нора не думала, что Дуг узнал его, и надеялась, что он не станет разговаривать с ним, даже если узнает.

Дуг, однако, смотрел только на Нору, и в его глазах читалось облегчение. Он не стал сопротивляться, когда она потащила его из кухни.

— Черт возьми, что там случилось? — все же спросил он у нее. — Бонни сама не своя. Она говорила что-то о Цезаре. Ты вдруг исчезла, а половина зала плавала в супе из бычьих хвостов.