Страница 32 из 49
Из-за недоедания кисти рук майора истончились. Батарею же он изрядно расшатал. Пользуясь, что за ним плохо следят, Степанов ждал удобного случая.
Вечером к нему заглядывали особенно редко. Странник с братвой кутил в кабаках. И вот в такой вечер Степанов расслышал в квартире ниже. Откуда давно не доносилось ни звука, шаги и голоса.
Мучительным напряжением мышц языка и шеи Степанову удалось вытолкнуть кляп. Он закричал хриплым истошным голосом, застучал об пол ногами. Дёрнулся всем телом. Расшатанная батарея грохнулась, раскроив плинтус.
Внизу замерли. Вскоре Степанов услышал скрип дверных петель и шаги на лестнице.
Толчками Степанов согнул трубу отопления, вырвал батарею с корнем, наполнив квартиру потоком шипящей горячей воды. Таща батарею за собой на наручнике, майор пробрался к двери. В приступе последней надежды он заколотил во внутреннюю дверь: «Спасите! Помогите!!»
Через час шебаршение в подъезде усилилось. Фыркнул сварочный аппарат, лязгнула фомка. Сине – багровые искры вылетели под притолку, скатились по двери, обожгли Степанову лицо.
Вскрыли наружную стальную дверь, потом – внутреннюю. Степанов не уходил внутрь квартиры, не веря спасению.
Когда дверь открылась, он почти упал на руки освободителям. Синие мундиры казались родными. Магаданский акцент местных милиционеров ласкал ухо.
Степанова отвезли в ближайшее отделение, оттуда после короткого опроса переправили в Управление. Степанов потирал ободранные запястья, улыбался прохожим, которых видел за решёткой окна фургона.
Степанова принял сам генерал и поручил заняться им важному магаданскому чину, тому полковнику, кто приезжал в Пятнадцатую и парился в сауне, когда Рудник совершила неудачное покушение на Странника.
Василий Николаевич искренне посочувствовал попавшему в переплёт майору, привёз домой и накормил отменным обедом, приготовленным молчаливой тихой женщиной, выглядевшей старше мужа. В соседней комнате готовили уроки три сына полковника.
На блат-хате, где держали Степанова, устроили засаду. ОМСНовцы сидели десять дней. Никто на квартире не появился, будто Степанова обрекли на голодную смерть, или была уже в курсах, что она провалена.
Проскочил как-то мимо чёрный «нисан» с затемнёнными стёклами. Высунул оттуда нос худой субъект в кепке на бритую голову, газанул, поднял плотнее затемнённое стекло и скрылся.
5
ПРОКУРОР
Степанов жил в предоставленном ему номере гостиницы.
Однажды он заметил подозрительную машину, стоявшую внизу на парковке. Короткостриженные парни вылезли наружу. Стояли, курили, лениво перебрасывались односложными фразами. Взгляды нет – нет скользили по освещённым окнам лучшего центрового отеля города.
Степанов выключил свет, спрятался за штору и выглянул на улицу. От перенесённых испытаний он стал подозрительным. Ему показалось, пацаны пасут его. Завтракая и ужиная в гостинице, он не встретил никаких VIP - персон, которыми бандюганы могли бы заинтересоваться, чтобы наехать с гоп – стопом или наоборот – охранять.
На другой день «нисан» появился снова, а четвертью часа спустя Степанов услышал, как из коридора к его номеру подбирают отмычку.
Степанов смело шагнул к двери, сознательно громко загремел ручкой. За дверью возникла тишина паузы. С той и другой стороны двери ждали развития событий.
Вскоре послышались быстро удалявшиеся по коридору шаги.
Сняв пистолет с предохранителя, Степанов высунулся за дверь – никого.
В тот же день он попросил ответственного за него Василия Николаевича подыскать более безопасное место. Ему предложили гостевой дом за городом, близ речки, с рыбалкой. Степанову было не до развлечений. Он не верил в безопасность гостевого дома и предпочёл одиночку городского СИЗО на первом этаже рядом с дверью, сразу за которой в служебном помещении круглосуточно сидела охрана. Среди ожидавших определения суда пошёл слух, что в СИЗО ждёт назначения срока отсидки какой-то проштрафившийся мент.
Степанов же ждал лишь оформления командировки и получения задержанных суточных и подорожных, чтобы вернуться в столицу. Удерживала его от немедленного отъезда и информация, что жена из Москвы, а Яков Андреевич и племянница из Ейска летят к нему. Как говорится, лучше поздно, чем кстати. Они были уже в дороге и не получалось никак отменить их приезд.
Жена, племянница и прокурор приехали навестить Степанова прямо в тюрьму. Он не отваживался на исключение, выйти для встречи на волю.
Ещё болели натёртые запястья. Слишком свежи были печальные воспоминания. Груз пережитого висел дамокловым мечом. Люди Странника казались вездесущими. Недаром Василий Николаевич настоятельно рекомендовал майору подлечить нервы в отдельной палате тюремного лазарета. Но не доверял Степанов и невропатологам вместе со всеми прочими, кто по человеческую душу.
В гостевой комнате Степанов пообнимался с женой и племянницей. Посюсюкался с новорождённым, которого Надежда взяла с собой. Младенец ещё требовал груди… Пожал руку Якову Андреевичу.
Потолковали о том, о сём. Степанов не знал, раскрыл ли прокурор карты племяннице. Своей супруге Степанов не сказал ничего. Ей приходилось гадать, и она терзала мужа предположениями, что и почему случилось, какие неведомые обстоятельства заставили её, племянницу и Якова Андреевича тащиться через страну, за тридевять земель. Конечно же, она знала, что Степанов был похищен, но кем и какой целью - оставалось для неё скрытым.
Наконец Степанов остался наедине с Яковом Андреевичем.
Прокурор не стал говорить с майором о существенном в гостевой комнате. Работая в Мусорской структуре, он хорошо был знаком с повадками своих. Гостевая комната открыто прослушивалась, простреливалась объективами видеокамер. Скрытые «жучки» и «глазки» не требовались.
Пошли говорить по коридорам СИЗО, где с обоих сторон тянулись общие камеры. Железный пол гремел у лестницы. Сверху через сетки, разделявшие этажи и сохранявшие жизнь шальным самоубийцам, иногда кидавшихся в пролёты, сыпалась тонкая седая пыль, набиравшаяся за день с топотом ботинок подозреваемых.
Из камер через глазки с оторванными наглазниками потенциальные «пассажиры» видели прогуливавшегося прокурора в форме и неизвестного лысача в штатском. Полагая, что Яков Андреевич посетил Учреждение по вопросам надзора, в двери камер сначала робко, затем – громче и громче застучали. Вскоре появились и вопли с просьбами о скорейшем суде или пересмотре дела. Просящих было много. Большинство считало себя несправедливо взятыми под арест. Каждый старался перекричать соседа. Вопли слились в громогласный ор. Так что разговор шёл под какофоническую сурдинку, впрочем, надёжно перебивавшую нежелательных живых или электронных слухучей.
- Почему ты его не убрал? – сетовал прокурор, - С твоей стороны, это – как минимум, легкомысленно.
Степанов злился.
- А почему, по-вашему, я напросился в грёбаную командировку на Колыму?.. Я договорился с Хозяином Пятнадцатого строгача. Он должен был подстроить потасовку на стройке с чеченскими авторитетами… Комар носа не подточит. Серёжу ударили бы по голове куском трубы или арматурины, для верняка – заточку в бок, и дело с концом.
- Теперь джин вырвался из бутылки, - вздохнул прокурор.
- С детства на шее его характер! Упёртый, чёрт! Станет мстить.
- От ментуры на новой стезе ему не отмыться. Я привёз пакет документов, как ты просил. Хотя, как понимаю, под его влиянием.
Степанов изучающее поглядел на Якова Андреевича. Прокурор ухмыльнулся: