Страница 40 из 42
Король и королева сидели на троне во дворце, ожидая процессию. Сбоку на малом стульчике сидел королевич Владислав. Ниже его – члены королевской фамилии.
В патетической тишине гетман Жолкевский ввел царя Василия, зажавшего в руке шапку. Взор Шуйского блуждал. Приписали: искал присутствующего Юрия Мнишека.
Гетман разразился многословной речью, где все свои московские победы приписал королю. Дивился его мужеству и твердости, проявленными в исключительных обстоятельствах. Судя по Жолкевскому, король превзошел целый мир, равняясь разве что римскому консулу Павлу Эмилию.
Указав на Василия, Жолкевский сказал:
- Вот он, великий царь Московский, наследник московских царей, которые столько времени своим могуществом были страшны и грозны польской короне, нашим королям, турецкому султану и всем соседним государствам. Вот брат его Дмитрий, предводитель шестидесятитысячного войска, мужественного, храброго и сильного. Недавно еще они повелевали царствами, княжествами, областями, множеством подданных, городами, замками, неисчислимыми сокровищами и доходами. Но по воле и благословению Господа Бога мудростью вашего величества, мужеством и доблестью польского войска ныне стоят они жалкими пленниками, всего лишенные, обнищалые, поверженные. Падая на землю, они молят о пощаде и милосердии.
При этих словах сохранявший тупое спокойствие низложенный склонился в земном поклоне, приложил правую руку к губам в неуместном воздушном поцелуе. Дмитрий Шуйский ударил пол челом, а князь Иван – так три раза и с рыданием.
Гетман поручал пленников королевскому великодушию:
- Ваше величество, я вас умоляю за пленников. Окажите им свое известное милосердие. Помните, что счастье непостоянно, и никто из монархов не способен назвать себя счастливым, пока не окончит земного поприща.
По окончании речи пленников допустили до королевской руки. Они целовали. После выступил канцлер и маршал посольской «избы». Оба хвалили Сигизмунда, гетмана и польскую нацию.
В заключение поднялся со своего места Юрий Мнишек. Он вспомнил о вероломном убийстве Димитрия, коронованного и всеми признанного. Говорил об оскорблении своей дочери, предательском избиении и заточении гостей, приехавших на царскую свадьбу. Требовал правосудия. Мнишек обращался и к Василию, но тот не отвечал. Стоял молча. Паны тоже молчали. Все сострадали пленным.
Сразу после триумфа свершилось королевское правосудие: Шуйских заключили в Гостинский замок под Варшавой. Василий там и умер 12 сентября 1612 года. Сообщают: больше от огорчения, чем стеснений. Дмитрий Шуйский скончался в следующем году, чуть позже оставила свет его жена Екатерина (Скуратова).
Князь Димитрий Пожарский воевал за Ляпунова. В составе первого ополчения он был ранен на Лубянке в зажженном Белом городе. Лечиться Пожарский уехал в свою вотчину Линдехе, в ста двадцати верстах от Нижнего Новгорода. К нему явились архимандрит нижегородского Печерского монастыря Феодосий и дворянин Ждан Болтин, приглашая вместе с земским старостой Козьмой Мининым – Сухоруком возглавить местное ополчение. Пожарский согласился стать воеводою при Минине, казначее.
Нижегородцы держались Ляпунова, но когда того убили, не согласились быть ни с псковским вором, ни с Заруцким, Мариной и ее сыном. Пожарский списался с Делагарди, обещаясь возвести шведского принца. Владислава и поляков в Нижнем ненавидели.
Когда в Москву дошли слухи о втором ополчении, поляки подступили к Гермогену, требуя написать в Нижний, потребовать остаться верными думской присяге.
Патриарх отвечал:
- Да будет нижегородцам милость Господа бога, а от нашего смирения благословение. На изменников излиется от Бога гнев, и будут они прокляты в сем веке и в будущем.
За это Гермогена стали содержать в большей тесноте и томить голодом. 17 февраля 1612 года он умер в Чудовом монастыре по скорбям, немощи и истощению.
В апреле 1612 года нижегородское ополчение перешло в Ярославль. Сюда пришло тайное письмо от Трубецкого, готового от Заруцкого перейти к Пожарскому. Минин со всей страны просил деньги и получал на движение пятую часть имущества.
В ополчении были нелады, старшинства Пожарского не слушали. Тогда он призвал бывшего ростовского митрополита Кирилла, жившего в Троице – Сергиевой лавре на покое. Митрополит остался при войске, молитвами и воззваниями укрепляя Димитриево единовластие. Порешили: идти не именем шведа, но кого Русская земля опосля выберет.
Во время осмотра князем пушек злодей от Заруцкого ударил Пожарского ножом в живот. Скользнул лезвием по кафтану Димитрия, попав сообщнику в бедро. Обоих перехватили. Берегли, уличая атамана с Мариною.
Пройдя через Ростов и Переславль, Пожарский остановился в Сергиевой лавре. Там получил благословение архимандрита Дионисия, сменившего Иосифа, командовавшего братией в осаду.
23 августа ополчение было в Москве. Трубецкой открыто призвал идти вместе. Ему отвечали: не мешайтесь, хотите помочь - идите другой колонною.
Через день появился гетман Ходкевич, везший Кремлевскому гарнизону четыреста возов со съестными припасами. Ходкевичу преградили путь. Схватились и в жаркой сечи прогнали гетмана.
Ополченцы обступили Китай – город и Кремль. Выкопали глубокий ров, заплели плетень в две стены и между стенами насыпали земли. Построили высокие деревянные туры, на них поставили пушки и принялись осыпать калеными и разрывными ядрами Кремль. Вместо уехавшего на родину Гонсевского, гарнизоном верховодил вельможа Николай Струсь.
Показывая образ Казанской Богоматери, наши призывали изменников сдаваться. Знали, в крепости нужда, но удивились, когда в павшем Китай – городе нашли первые чаны с человеческим мясом. Пленники рассказали ляхи едят крыс, мышей, собак, кожу с сапог, ремни. Сильный человек валит слабейшего, убивает, режет и ест. Будто бы ляхи и гробницы в Архангельском соборе вскрыли: ограбив, раздели трупы царей. Чего-то у тех отсекли и отъели!
24 октября поляки открыли Троицкие ворота на Неглинку и стали выпускать Думу. Первым шел Федор Иванович Мстиславский, следом – другие бояре, думные дворяне и дьяки. Все опасливо остановились на мосту.
Казаки закричали:
- Изменники! Предатели! Их надо перебить. Терема, поместья, рухлядь поделить меж войском.
Пожарский приказал земцам оградить думцев от нападок казаков.
Шатры земского войска стояли у церкви Иоанна Милостивого на Арбате, палатки казаков Трубецкого раскинулись за Покровскими воротами. 25 октября оттуда вышло два крестных хода. Навстречу им из Флоровских (Спасских) ворот вышло духовенство, запертое с поляками. Кремлевский клир вел галасунский архиепископ Арсений. Святители встретились и ушли в Кремль.
Князь Димитрий наказал не трогать сдавшихся на милость победителей поляков и вести в лагерь. Казаки его не слушали. Коменданта Струся заперли в Чудовом монастыре, многих ляхов, малороссов, русских переметчиков перебили. Пленников, которых уберег Пожарский, разослали по тюрьмам дальних городов.
21 декабря 1612 года стране сообщили об избавлении от поляков. Густаву II Адольфу, сменившему умершего отца – Карла IX, в Стокгольм и Делагарди в Новгород отправили отказ по брату Карлу - Филиппу, Сигизмунду – в Краков по сыну Владиславу.
От городов потребовали выборных. Но все определило вече на Пустой (Красной) площади, куда 21 февраля 1613 гола рязанский архиепископ Феодорит, троице – сергиевский келарь Авраамий и боярин Василий Петрович Морозов вышли с Лобного места спросить, кого угодно народу в цари.
Ненавистный Владислав не назывался, зато прозвучало имя престарелого эрцгерцога Максимилиана, брата немецкого императора Священной Римской империи Рудольфа, или другого единокровника. За него будто бы стоял списывавшийся с Веной Пожарский, рассчитывавший сделаться наместником у вряд ли приехавшего из Австрии царя. Дума, высидевшая осаду с поляками, поддерживала боярина Василия Васильевича Голицына, неоднократно с остальными думцами по ветру перевертывавшегося. Кто-то, не ведавши о смерти, вякнул требовать возврата из Польши Василия Шуйского.