Страница 24 из 42
- Так он на безрыбье, а ты и не искал! Имеешь перед собой Мономахов дом, всех ясноглазых по теремам сидящих, и равняешь их с малорослицей Мнишекова Дома. Где Мнишеки, а где Мономах? В своем ли ты разуме? Народ против поляков. Кто поддержит нас?! Иоанн Васильевич двадцать лет с ними воевал. Твоего единокровца брата Ивана убил по спору за Псков, а ты в вено Марине без боя обещался…
- Псков я не отдам!
- Да не прилип ли ты сердцем, Димитрий? Царям то негоже, да и редкая птица прилипка навек. Чем взяла? Что иностранка? Чем у них слаще? Не две ли дырки? Не по четыре ли груди?!
- Ах, Петр!.. Как ты можешь?
Басманова шатнуло, что он удержался за Димитрия. Со стороны показалось: держит его за грудки.
- Мы повязаны с тобой Димитрий… Иоаннович. Ой, как накрепко повязаны. И ежели тебя с Мариной смерть разлучит, то со мной! Куда ты, туда я. В моем животе твоя выгода. И кабы ты грамотно рассудил, женился бы ты на Ксении Борисовне. Полгода ты с ней валандался. Жил как с женой невенчанной. Народ, бояре, попы знают. Вот бы и обвенчаться! Годуновских прихвостней, все его мелкое и среднее московское шляхетство соединили бы с нашей чернотой, перебежчиками, подлостью – вот была бы сила! Не разобьешь. Мариной выбиваешь ты опору из- под ног.
- Отец ничего не боялся! Всех дразнил. Заметит, хотят – обязательно сделает наоборот. И его слушались!
- А ты отец?! Ты, Дима, отец?!! – Басманов волком чуял смертельную опасность, то возгоняло его силу до наглости.
Казалось, Димитрий взвесил обстоятельства, огляделся легко пьяным умом, заколебался, ища себе оправдания:
- Ксению сейчас стригут. Мы не поспеем.
Артистическая натура Димитрия разыгралась. Перед умственным взором встала красочная картина непреодолимого препятствия. Он заговорил со сдержанным порывом, скрытою насмешкою над Басмановым:
- Ты как представляешь: мы сейчас в полночь возвращаемся ко мне в покои. Видим монашек стригущих Ксению, молящихся вместе с нею, гимны поющих. Кричим: не сметь! А они уже поспели, и моя мать оборачивается с ножницами в одной руке, и русыми волосами – в другой.
Басманов хмыкнул. Потом – хуже: перегнувшись через Кремлевскую стену, сплюнул, блеванул:
- Мы можем идти медленно или лечь спать прямо тута… Дело Димитрий… Иоаннович в желании. И остриженные волосы прирастут, и бабки заткнутся, и мать, коли нужно. А без надобности, волость пиши!.. Я ж к тебе тоже не по любви к Иоанну Васильевичу пристал. Как люто казнил, он моего отца, кто не ведает!
Димитрий не хотел слушать, почему к нему перебежал Басманов. Ему не было секретом: русские, вступившиеся за него, это не сторонники отца.
- Бояре сметут нас!
Будто в подтверждение или опровержение из Китая раздалась разрозненная ружейная пальба, чего до расселения в тамошних монастырях и гостиных домах не было.
По ступенькам поднялся человек, которого Димитрий ждал. Сухонькая воздушная Нагая. Мать и сын обнялись с троекратными поцелуями. Басманов поглядел и, не стесняясь, сплюнул.
- Совершено?
Марфа Нагая показала косы. Пять монашек и согбенная Ксения между ними просеменили по стене к лестнице. Короткий взгляд Ксении. Димитрий отвернулся. Власьев, шедший сзади Ксении. вздохнул
- Ох, и напьюсь я ныне! – закричал Басманов.
- А тебе мало? – уколол Димитрий.
Он стоял и перебирал претензии Марины к нему. Их было более, чем предостаточно. Отчего царский дворец мал? Каждый уровень в шесть комнат, деревянный, а он их Мнишековский каменный дом помнит? Ездила она по Москве: вонь, хамство, сквернословие. Почему девки ли бабы московские разговаривают, пыжатся, что в столице живут и к друг другу: блядь да блядь? Честные женщины на Москве есть или только такие. Вот пеняли смотрины, бабки повивальные явились ее щупать, она не далась. Варварство и скандальное! У нас в Польше на подобные вещи давно не глядят.
- Ну, извини, - буркнул тогда Димитрий. – Бляди на Руси – присказка. Вот вместо имени и блядь.
Не по честному договору с Юрием, не по обязательствам Сигизмунду, а слегка по любви и на цивилизации женился Димитрий.
В ту же ночь Марина приняла православие. Крестными выступили православные паны Вишневецкие. Крестил патриарх Игнатий. Действо свершилось в тесном дворце Димитрия, куда невесту из Вознесенского монастыря привезли на колеснице при свете двухсот факелов, отроками в белых одеждах по бокам несомыми.
Утром совершилось обручение. И в тот же день, в четверг, накануне Страстной пятницы и Святого воскресения, заключили брак, что было не по правилу, так как брачная ночь выпадала на ночь мучений Христовых.
В Грановитую палату невесту вводили княгиня Мстиславская и воевода Сандомирский. Присутствовали ближайшие Мнишеки и назначенные свадебными чиновниками князь Василий Шуйский – свадебный тысяцкий, дружки: брат Василия Дмитрий и Григорий Нагой, дядя царя. Были свахи из нескольких бояр.
Марина выступала в красном русском сарафане, усыпанном алмазами, яхонтами и жемчугом, с широкими прорезанными рукавами. На голове ее сиял венец. Димитрий был в красной ферязи, обсыпанной драгоценными каменьями.
Царский духовник, по обыкновению - Благовещенский протоирей, читал молитвы. Дружки резали караваи, начиненные сырами, разносили дорогим гостям на ширинках.
Шли в Грановитую палату, где ожидала Дума, знатные ляхи и послы. Там стояли два престола, на которых некогда сидели Иоанн и сын его Иван. Теперь меньший предназначался Марине. Василий Шуйский выступил с земным поклоном царю и невесте:
- Наияснейшая великая государыня цесаревна Мария Юрьевна! Волею Божьей и непобедимого самодержца Цезаря и великого князя всея Руси ты избрана быть его супругою. Вступи же на свой цесарский маестат и властвуй вместе с государем над нами.
Димитрий сел. Марина села. Вельможа Михайло Нагой держал перед Мариной шапку Мономаха и диадему. Марине указали поцеловать их.
По разостланным алым сукнам и бархатам невесту с женихом повели в храм Успения. Жениха вел тесть, воевода Сандомирский. Невесту – княгиня Мстиславская. С двух сторон стояли иноземные наемники и стрельцы. Молодых предваряли свадебные чиновники и знать. Зрителей было множество. Жениха и невесту осыпали хмелем. Кидали в ноги пряники, сладости, золотую и серебряную монету. Толпа душилась, выхватывая бросаемое из-под ног. Невеста пыталась не замечать хаоса и растрат, улыбаться. Жених был сосредоточен, будто работу делал.
Нареченные сели с патриархом под балдахин на царское соборное место. Димитрий сидел на персидском золотом троне, Марина – на серебряном. Димитрий не уклонился от пышной речи. Патриарх отвечал ему. С молитвой Игнатий возложил Животворящий крест на Марину, бармы, диадему и корону. Произошла заминка: когда русские свахи снимали девичий венец, вырвали Марине волосья.
Клирошане пели многолетие царю и царице, украшенной Мономаховой цепью. Патриарх Игнатий помазал новую царицу елеем и причастил - обряд менее пышный, чем царский, но достойный восхищения. Злоречивцы осудили: прежде жены, Марина стала царицей. Бояре. Дворяне, духовенство потянулись к ее руке с обетом верности. Брезгливость Марины подверглась испытанию: руку ей целовали по-настоящему, не изображали, как было принято в Польше, где, склоняясь. прикладывались к собственному большому пальцу.
Из храма попросили выйти всех, кроме знати, высшего духовенства и напрямую к событию причастных. Димитрия и Марину венчал Благовещенский протопоп. Оставшиеся поляки глядели на то, сидя в креслах, как в театре.
Пропустив руку под руку, оба в коронах, царь и царица вышли из Успения. Василий Шуйский в золотом летнем кафтане, третьим лишним - по просьбе Марины, держал ее под правый локоток. Было час пополудни. Немедленно послали сигналы на колокольни. Малиново взыграли колокола. Выпустили белых и пегих голубей великое множество. Председатель Думы Федор Иванович Мстиславский стоял в дверях храма, сыпал на выходящих золото с большой мисы. Стрельнули двенадцатикратно пушки. Народ кинулся собирать червонцы и памятные золотые медали с изображением двуглавого орла: Димитрий и Марина глядят в разные стороны? Ликование было всеобщее, как всегда, неподдающееся холодному пониманию.