Страница 10 из 80
Каменев удивленно уставился на нее:
— Вы все знаете?!
— Просто я наблюдательна. — Она снова улыбнулась, заиграв ямочками. — А кроме того — это же стандартный трюк.
— А почему вы решили, что у меня есть и деньги и работа? — вяло спросил он.
— Во-первых, «Зеленый плющ» — довольно дорогое заведение, а вы здесь уже как минимум второй раз. Значит, цены вас не пугают. Во-вторых, на вас пиджак от Армани. Странно, почему его не украли. Видимо, воры не так разборчивы в мужской одежде, как в бытовой электронике. А насчет работы… как бы вам удалось обзавестись всем этим барахлом, если не с хорошей зарплаты?
Он изумленно молчал. Потом вздохнул и решил расставить все точки над «i» одним вопросом:
— Вы из милиции?
— Я не похожа на милиционера.
— Тогда кто вы?
— Что именно вы хотите узнать обо мне? — Девушка явно издевалась.
Он пожал плечами и честно ответил:
— Все.
— Зовут меня Валерия. Мне 27 лет. Живу в Москве. Ну, а прочее… — она снова сморщила носик и мило улыбнулась.
«…вас не касается», — завершил про себя ее фразу Егор.
— А я Егор, — представился он, — Егор Каменев. Работаю в рекламном агентстве…
— Что ж, Егор, можешь обращаться ко мне на «ты»…
— Я?! — выдохнул он.
— Почему бы и нет? Кажется, мы почти ровесники, и я не твоя коллега, — она одарила его холодной улыбкой. Потом потянулась к нему, обхватила его запястье своими пальчиками и посмотрела на циферблат его часов. От ее прикосновения Каменев оцепенел, почувствовав, как сердце застучало с удвоенной силой, как напряглись все мускулы, а кожа покрылась мелкими пупырышками. Он посмотрел на нее в отчаянии.
— Сегодня этот человек уже не придет, — проговорила она и поднялась. Ее фигура действительно оказалась прекрасной. Тонкая талия, округлые ягодицы, стройные ножки, в меру длинные… Егор почувствовал слабость, сухой язык прилип к гортани. Руки задрожали.
— Я провожу вас… — Он подскочил, пожалуй, слишком поспешно.
Она снова улыбнулась и снисходительно кивнула:
— Что произойдет, если ты обратишься ко мне на «ты»?
— Ваш заказ, — сообщил подлетевший с подносом официант.
— Оставьте его себе, — отрезала она и направилась к выходу. Егор расплатился и поплелся следом.
На улице она подошла к отливающей в свете фонаря бордовой «девятке» и, обернувшись, снова улыбнулась ему:
— Теперь можешь вернуться и поужинать со спокойной совестью. Ты спас меня от всех хулиганов.
— Я думал, что прогулка будет несколько длиннее, — разочарованно протянул он.
— Может быть, в следующий раз, — она взглянула на него, заправив прядь волос за ухо. — Но последнее время мне не везет с симпатичными парнями. Будь ты обладателем большой бородавки на носу или прыщей на щеках, я, может быть, пригласила бы тебя на чашку кофе, а так… — Лера развела руками, словно извиняясь.
— Я обязательно отращу себе что-нибудь в этом роде, — пообещал он, слегка смутившись.
— Не слишком усердствуй с этим, — рассмеялась девушка. — Избыток — тоже недостаток.
Каменев угрюмо пронаблюдал, как девушка нырнула в салон, захлопнула дверцу, завела мотор и, помахав ему напоследок, отъехала от бордюра. Машина быстро скрылась за углом дома.
«Болван, — обругал он себя, — даже телефон не спросил! Валерия… Лера… В Москве тысячи Лер. Если, конечно, ты на самом деле Лера…»
*
— Вот возьми, — Глеб протянул ей большой конверт из плотной бумаги. Он кашлянул и поерзал на сиденье, оглядывая темный салон ее машины. — Неуютно у тебя. Терпеть не могу совковые «раскорячки».
Лера посмотрела на него внимательно, словно изучая, и промолчала. Она взяла протянутый конверт, повертела его в свете фонаря, но не стала распечатывать. Глеб сухо рассмеялся.
— Анекдот вспомнил, — как бы извиняясь за неуместное хихиканье, проговорил он. — Штирлиц сел враскорячку. «Раскорячка» поехала.
Девушка даже не улыбнулась.
— Тут все? — тихо спросила она.
— Как и договаривались. — Он мгновенно изобразил обиду, поджав и без того тонкие губы. — Паспорт на имя…
— У меня есть глаза, я прочту сама, — нетерпеливо перебила она его.
Глеб пожал плечами:
— Как знаешь. Кстати, пробивать выездную визу в Штаты теперь труднее. Эти крючкотворы из посольства… А ты просила еще и Шенгенскую поставить, так что… Шенгенская — это Европа, это не США. Мне пришлось кое-кого попросить, ну и заплатить, соответственно…
Лера протянула ему плотный сверток:
— Здесь пять тысяч. Пятьсот — за молчание.
— Мне нужно пересчитывать? — Его маленькие глазки сверкнули в темноте салона.
— Какой мне смысл тебя обманывать?
— Н-да… Действительно. — Он отворил дверь и выставил ногу наружу. Потом повернулся к девушке. — А как с английским? Как в Америке без английского?
— Это уже не твое дело, — усмехнулась она. — И до Штатов еще нужно добраться.
— Слушай, — Глеб тоже ухмыльнулся, — ты такая от рождения или это приобретается?
Лера одарила его улыбкой, осветила холодным взглядом и ничего не ответила.
— Что ж… счастливо тебе. — Он почти вылез, но потом приостановился и спросил: — Ты от Кости ничего не слышала?
— Нет. — Она повернула ключ зажигания, мотор послушно заурчал.
— Просто хотел знать, как у него тогда прошло… — озадаченно промычал Глеб. — Все-таки моя работа…
— Ты остался доволен оплатой? — Она не смотрела в его сторону.
— Разумеется.
— Тогда какая разница?
— Как это — какая разница! — возмутился Глеб. — Что я, шарашкина контора, мать вашу! Я должен знать. — Он вдруг резко осекся, глядя на ее мертвенно-бледную щеку, и тихо, зачарованно спросил: — Вы что же, разошлись?
— У этой истории годовалая борода! — Лера нетерпеливо выпихнула его, толкнув в спину, и закрыла дверь машины с его стороны.
Оставив Глеба на тротуаре, она быстро отъехала, выжимая из мотора все возможное.
— Я же только спросил! — крикнул он вслед, но девушка его уже не слышала. Она вцепилась в руль с такой силой, будто бы он был виноват во всем. Ее «девятка» неслась по ярко освещенному Кутузовскому проспекту. По правую руку проплыли красно-синие волны Поклонной горы. Она вспомнила, как вдвоем с Костей катались здесь на роликах, держась за руки. Как смеялись, давясь пепси-колой, которую по очереди отхлебывали из большой двухлитровой бутылки. Было жарко. Тем летом действительно было очень жарко…
*
Поначалу Леру никто не воспринимал всерьез. Она как бы числилась на службе у Бодрова, но, в чем это выражалось, никто не знал. Она торчала в клубе с утра до вечера, ожидая каких-то удивительных поручений и сгорая от любопытства, но день за днем ничего не происходило, и внимания на нее никто не обращал. Правда, Костя, узнав о том, что босс принял ее на работу, удивленно вскинул бровь, и девушка с удовольствием отметила, что на него это произвело большое впечатление. Теперь она стала частью их дела, одной из них. Однако сознание причастности к чему-то тайному, важному и преступному вскоре рассеялось. Через месяц Лера сникла и пала духом. Она стала реже появляться в клубе, боясь встретиться с чьим-нибудь насмешливым взглядом. Ей казалось, что мужчины просто издеваются над ней, обходя вниманием, а за спиной и вовсе хохочут во главе с Бодровым: «Вот, мол, гангстерша!» Костя делал вид, что ничего странного не происходит. Он не заикался ни о Бодрове, ни о клубе, ни о собственной работе. Лера считала его молчание следствием разочарования в ней и страшно расстраивалась. В ней постоянно шла борьба ущемленной гордости с желанием напомнить о себе. Первое побеждало с завидной регулярностью, поэтому не только Бодрову, она даже Косте ни разу не заикнулась, что неплохо бы уже включить ее в кое-какие дела. В сущности, их жизнь ни в чем не изменилась. Костя по-прежнему то исчезал, то появлялся, она сидела дома и ждала. Спустя пять недель в ее квартире раздался телефонный звонок. Было хмурое февральское утро. Лера заглушила орущий телевизор и ответила.