Страница 23 из 28
Очевидно, умершему собирали все его личные вещи, причем в могиле они обычно целые, а в засыпке и у края ям — сломанные. Можно предположить, что последние бросали позже или приносили на поминки, и чтобы они непременно попали по назначению, их ломали, освобождая душу вещи. С обрядом трупоположения связаны остатки кострищ, в которых находили обожженные конские черепа, глиняные горшки, бронзовые котелки, браслеты, перстни, шумящие подвески. На умерших надевали нарядную одежду по сезону (на некоторых скелетах сохранились остатки меха). Летняя и верхняя одежда была распашная, типа длинного кафтана. Горловина ее и полы по низу украшались бубенчиками, крестовидными бляшками, бронзовыми бусами. Застегивался кафтан от шеи до колен на крупные металлические пуговицы, перетягивался кожаным поясом с пряжкой, спереди к нему крепились кисти из пронизок и подвесок. Набор украшений диктовался строгим каноном: пуговицы имели одинаковый рисунок, подвески с изображениями — один сюжет, если были браслеты, то обязательно одинаковые. У пояса также находят нож и колчан со стрелами.
Древнемансийские украшения (бронза, серебро):
1, 13 — подвески; 2, 9, 10 — пряжки; 3, 5,6 — поясные накладки; 4 — бляшка; 7 — навершие кресала; 8 — шумящая подвеска; 11–12 — пуговицы с петлей на обороте.
Мужские и женские украшения различались мало. Те и другие носили серьги, височные кольца, на груди — пронизки и подвески с изображениями зверей. Меховую одежду можно представить по маленьким глиняным фигуркам, найденным на городищах Жилье и Андреевское 4. Они представляли собой сидящего человека, одетого в парку. Всю фигурку покрывали наколы палочкой или отпечатки гребенчатого штампа, передающие орнамент. Ясно видно, что одежда имела капюшон, надевалась через голову, украшалась каймой по обшлагам рукавов и подолу. Изображены также меховая обувь и штаны.
Рассматривая археологические находки, отметим, что ассортимент предметов, использовавшихся в обиходе древних манси, довольно велик. Из орудий труда чаще всего встречаются железные топоры, тесла, мотыжки, ножи. Причем часть ножей имела литые бронзовые орнаментированные и с изображением зверей рукояти. Пользовались костяными рыбочистками, кочедыками, шильями, вязальными иглами. В рыболовстве употребляли гарпуны и железные крючки. Охотились с луком и набором железных и костяных стрел, разнообразных по форме и величине, а следовательно, и по убойной силе, они предназначались для определенных видов добычи. На медведя ходили с копьями, известно, что они имелись у манси еще в XIX веке. Огонь высекали кресалами, которые выменивали у новгородцев.
Очень популярны были металлические украшения, привозные и местные. Для древнемансийских мастеров характерны белые (оловянистые) сплавы бронзы, рельефный орнамент из жемчужин, шнуров, желобков, зигзагов и изображений животных. Самым излюбленным сюжетом была голова медведя, распластанная между лапами. Она встречается на пряжках, пуговицах, браслетах. Несомненно, изображалась одна из сцен медвежьего праздника, характерного для угров. Перстни, бусы, серьги в основном импортные, из славянских земель и Волжской Болгарии. Шумящие подвески и пронизи доставлялись из Прикамья. Местными изделиями были круглые серебряные или медные пластины с гравировкой и чеканкой. На них наносили изображения людей-богатырей в виде коня, бобра, лося, зайца, гуся, утки, лебедя.
Медведь, лось, заяц, лягушка известны нам как тотемные образы предков двух взаимобрачующихся половин — фратрий у угорских народов. Общепризнанно представление о медведе как зверином прародителе людей из фратрии Пор. Тотемный облик прародительницы фратрии Мось — зайчиха. Этот образ распространен у хантов и северных манси. А в образе гуся представляли сына прародительницы фратрии Мось Совыр-Ная, в человеческом облике его видели как всадника на белом коне. Отдельные подразделения внутри фратрий также вели свое происхождение от животных. Осознавая тесную связь с природой и ощущая себя как ее малую частицу, они могли объединять себя не только с большими и сильными, но и малыми, скромными зверьками, а то и с птицами или земноводными. Так, дочь могущественного бога Торума, бывшая прародительницей одного из подразделений фратрии Мось, представлялась в виде лягушки. Потомки ее носили название «нярас-махум» — «лягушкин народ». Другие дети и внуки Торума, между которыми была поделена территория расселения обских угров, также почитались в виде разных представителей животного мира. Гравировки на металлических дисках, хранящихся в Ханты-Мансийском музее, наглядно представляют это деление. На них изображены человеческие фигуры с зооморфными наголовьями. Среди них видны: женщина-растение, женщина-косуля, женщина-медведь, женщина-сова, мужчина-медведь, мужчина-филин.
Изображение животных на деталях костюма, видимо, являлось символом данной семейственно-родственной группы. А помещение их в могилу призвано было способствовать возрождению, т. е. возвращению в ту же группу. Ведь по представлениям обских угров человек обладал четырьмя душами, и четвертая как раз имела облик животного, птицы или растения — предка того коллектива, к которому относился умерший.
Средневековый сосуд (окрестности Тюмени).
В обиходе у них преобладала еще глиняная посуда, украшенная мелкозубчатым штампом и шнуром, использовалась плетеная и берестяная утварь, но постепенно они стали заменяться медными котелками.
Бляхи из Загородного сада.
Два таких котелка и медные гравированные бляхи были найдены в разрушенных курганах в Загородном саду г. Тюмени. Обстоятельства находки не вполне ясны. Поэтому трудно определить, что это было: святилище или кладбище? Если последнее, то курганный характер его необычен и может связываться с влиянием южных соседей, населения лесостепи. К сожалению, часть сквера теперь разрушена, а оставшаяся очень мала и весьма активно посещается горожанами, поэтому заложить раскоп, не помешав им, трудно. Так этот вопрос и останется нерешенным, пока не представится возможность провести работы в ходе благоустройства, если такое будет (ведь сквер сильно запущен), или не поможет весомая случайная находка.
Земля медведя и зайчихи
В прошлом манси широко расселялись по обе стороны Урала, занимая западные предгорья от верховьев Печоры на севере до реки Уфы на юге. На восточных склонах они проживали в лесной полосе от Сосьвы и Ляпина на севере до Пышмы на юге. О давнем проживании манси в лесном Зауралье говорят записки путешественников и местные географические названия, восходящие к мансийскому языку. Границей распространения древнемансийской топонимики служит на юге р. Пышма, которая одновременно является и южной границей распространения молчановских и юдинских памятников.
Центром этнической территории южных манси, видимо, была река Тура. Здесь помимо юдинских древностей открыты и более ранние памятники так называемого молчановского типа VII–IX веков до нашей эры.
Городища были устроены на мысах, дюнах и у края береговых террас, окружены валами и рвами. Для несения дозора на валах ставили сторожевые башни, центральный проезд защищали специальными предвратными укреплениями. Самая сильная фортификация наблюдается на Андрюшином городке, расположенном близ Второй переймы Андреевского озера. Подсыпка вала его производилась четыре раза, и сейчас в разрушенном виде он имеет высоту местами до 4 м. Раскопки, начатые основателем Тюменского краеведческого музея И. Я. Словцовым и продолженные выдающимся ученым-угроведом В. Н. Чернецовым, показали, что, хотя виден один ров» на самом деле их было два, дополнительный выкопан в 5 м от основного. С юго-западной стороны построен бастион. На площадке прослеживаются следы 36 жилищ — полуземлянок. Раскопками изучались также городища Жилье, Дуванское 1, поселения Придуванское, Дуванское 2а.