Страница 8 из 61
А по эту сторону, во Вьетнаме, по-прежнему моросил дождь. Среди солдат разнесся слух о том, что вот-вот должен подойти фронтовой ансамбль, и весь лес вокруг, казалось, заразился нетерпением ожидания. Наконец вдалеке показались устало идущие люди - около тридцати человек. Это и был фронтовой ансамбль. Добрую половину его составляли женщины. Солдаты уже издали разглядели покатые плечи, распущенные длинные или уложенные в прическу волосы, белые лица, маленькие барабаны, бубны и даны{8}.
Два связиста с собакой тоже каким-то образом очутились среди артистов. Долговязый худой боец с угольно-черными глазами шагал рядом с девушкой в военной форме. Ворот френча на девушке был расстегнут. Совсем юное лицо ее поражало мягкой красотой, длинные густые волосы были перехвачены заколкой, из-под закатанных форменных брюк виднелись округлые икры ног.
- Вы куда? Прямо или свернете у реки? - спросил девушку долговязый боец.
- Мы идем к дороге номер девять. Видимо, здесь свернем.
- Значит, нам по пути. А я вас давно знаю. Вас зовут Хиен…
- А что еще вы обо мне знаете? - засмеялась девушка, обнажая ровные, ослепительно белые зубы.
Их разговор прервали аплодисменты, раздавшиеся со всех сторон; послышалось громкое скандирование: «Просим выступить! Про-сим выступить!» Собака, воодушевленная общим шумом, принялась лаять. Ансамбль остановился. Посоветовавшись между собой, артисты тут же рассыпались по склону. Несколько девушек побежали к реке, неподалеку от которой расположился 1-й батальон 5-го полка, где находился Кинь. Молоденькие солдаты, застеснявшись девушек, растерялись и испуганно поглядывали друг на друга. Скованные робостью, они молча пялили на девушек глаза. Конечно, потом они будут их вспоминать и обсуждать, какая красавица, какая уродина, какая кому больше всех понравилась. А девушки, не обращая внимания на растерянность парней, подскочили к ним, крепко пожали их дрожащие руки и, глядя в смущенно зардевшиеся лица, защебетали высокими звонкими голосами:
- Здравствуйте, здравствуйте! Мы так рады с вами снова встретиться!
- Точно! Я вас, правда, до сих пор не видел, но раз вместе идем на фронт, значит, мы с вами уже знакомы! - Кхюэ стиснул тонкие пальцы одной из девушек. Он был единственным, кто оказался в состоянии открыть рот и что-то сказать. - Смотрю я на вас и думаю: вот, бедняжки, не сладко им приходится!
- Да вам же во много раз труднее, чем нам!
- Наш брат солдат ко всему привычен и всему обучен!
В стороне, под развесистым деревом, только что закончилась летучка и Кинь принимал гостя. Прямо перед ним на полиэтиленовой пленке, постеленной на земле, сидел подошедший вместе с ансамблем мужчина в очках. У него было спокойное, открытое лицо и чуть рассеянная улыбка. Это был известный поэт. Внимательно выслушав Киня, он поправил пальцем сползавшие очки и пообещал:
- Непременно выберу время побывать в вашем полку…
Кинь всегда шумно выражал свою радость. Вот и сейчас, стараясь интонацией передать все свое уважение к большому поэту, он громко сказал:
- Ловлю вас на слове, Тхай Ван, ловлю на слове! А может, прямо отсюда с нами пойдете? Создадим все условия!
- Не знаю, смогу ли, - улыбнулся Тхай Ван. - Я сейчас что-то медленно стал работать…
- Не будьте к себе слишком строги! Да любое ваше стихотворение солдата поднимет! Я до сих пор помню, какое вы тогда, в сорок восьмом, написали!
- Вам уже удалось наладить связь с группами, готовящими операцию?
- Пока нет. Сегодня ночью, самое позднее - завтра утром!
Киню хотелось предложить поэту стакан горячего крепкого чая, но Кхюэ что-то нигде не было видно. Поодаль, выбрав место поровнее, тесным кольцом расположились солдаты: выступление ансамбля уже начиналось. Все было просто - не было ни грима, ни концертных костюмов. Хиен вышла на середину круга и, застыв в простой, естественной позе, поднесла стиснутые кулачки к груди. Когда она запела, все вокруг притихли. Голос ее взмыл ввысь. Глаза певицы сверкали, маленькие кулачки порывисто сжимались, и песня звучала все решительнее и бесстрашнее, воодушевляя собравшихся вокруг бойцов. Те самые мальчишки, которые только что, оробев, боялись поднять на девушек глаза, теперь усеяли весь склон, забравшись на высокие камни, и сидели, крепко прижимая к груди винтовки и не спуская с певицы завороженных глаз. Песня затихла. Обняв друг друга за плечи, плотным кольцом стояли вокруг импровизированной сцены солдаты, устремив на артистов задумчивые теплые взгляды. Казалось, сейчас, после песни, эти люди стали им намного ближе и дороже. И каждый вдруг подумал о том, что эта хрупкая маленькая девушка, которая только что для них пела, прошагала столько же километров, сколько и все они, преодолела столько же перевалов и горных речек.
После песни был танец. Сзади напирали: всем хотелось увидеть. Проходившие мимо части задерживались, с дальней стоянки тоже прибежали солдаты. Потом вышел Тхай Ван и начал читать свои стихи. Все затолкались: каждому хотелось посмотреть на знаменитого поэта. Когда он кончил читать и, протирая очки носовым платком, отступил назад, чей-то звонкий голос выкрикнул:
- А где же наш поэт?
Сразу раздались крики: «Вот он, вот он!» Несколько десятков рук вытолкнули в круг Киня.
Кинь, не торопясь, с достоинством вышел на середину и, вскинув на плечо свой посох, как часовой винтовку, молча огляделся. Его лицо светилось спокойным мужеством, и стихи, которые он стал читать, прозвучали как призыв:
Солдат за солдатом шагает вперед,
Чыонгшон им победную песню поет.
Громко цикады трещат, провожая солдат,
Наши полки на марше - джунгли кричат…
В ответ громом обрушились аплодисменты 1-го батальона. Их подхватили все, кто густо заполнил лес. Кинь, зажав посох под мышкой, вернулся на место.
- Как стихи, слушать можно? - спросил он своих солдат.
- Очень хорошие, и читаете вы хорошо!
- Только больно старомодные! - прокомментировал чей-то голос из-за спин.
- Кто сказал «старомодные»? - с грозным видом обернулся Кинь и вдруг увидел такую знакомую длинную, худющую фигуру, стоявшую рядом с собакой в стороне от всех. Долговязый боец с угольно-черными глазами шагнул навстречу Киню и срывающимся голосом крикнул:
- Отец!
- Лы, сынок! Ты здесь?
Лицо замполита на мгновение застыло, будто пораженное ударом электрического тока. Кинь из последних сил старался сдержать охватившее его волнение, чувствуя устремленные на него со всех сторон взоры. Сын оказался здесь, с ним, на берегу реки Сепон! Кинь придирчиво оглядел долговязую фигуру в военной форме. Для него это так много значило.
- Твой артполк тоже идет этой дорогой? - спросил Кинь.
- Я выполнял задание - получал рацию, а сейчас догоняю своих.
Кинь, крепко взяв сына за руку чуть повыше локтя, подвел его к Тхай Вану. Лы как-то сразу утратил свой самоуверенный вид, мучительно покраснел и смешался: его самолюбие было задето тем, что отец повел его за руку, как школьника. Тхай Ван внимательно наблюдал сцену встречи отца и сына и невольно вспомнил многие произведения искусства, посвященные этой теме.
Кинь, показывая на сына, проговорил:
- Знакомьтесь, мой второй сын. Вот где встретились, на подступах к фронту! Тхай, дорогой, а ведь придется и вам стихи об этом сочинить! - Кинь повернулся к сыну и тихо сказал: - Расскажешь мне все, что делал в армии с самого первого дня. Какое личное обязательство принял? Характер не переменился? Все такой же упрямый?
* * *
Полк был на подступах к фронту, и Кинь закружился в суматохе дел и совещаний, к тому же руководство только что присоединившейся специальной группы обеспечения то и дело обращалось к замполиту. Времени для разговора с сыном совсем не было. В конце концов Киню удалось все же выкроить пару минут и расспросить обо всем Лы, а затем он познакомил его со своим ординарцем. Лы и Кхюэ обменялись рукопожатием, хотя это и считалось совершенно излишним: солдаты друг другу рук не пожимали, а при встрече здоровались кивком или уж крепко обнимали друг друга.