Партизанскими тропами

Как-то группу рабочих послали в Коростень на медицинский осмотр, и они задержались там по уважительной причине.

Узнав о задержке, командир привел оставшихся в роте людей на пустырь и гонял их до полного изнеможения. По возвращении группы рабочих из города он и им придумал наказание, заставляя без конца ложиться, вставать и совершать десятиминутные пробежки. Устав подавать команды, он поручил делать это рабочему Николе Летичу, а сам отошел в сторону и продолжал наслаждаться страданиями людей. Через час Радомир Брашван из Нови-Сада потерял сознание. Ротный приказал облить Радомира водой, и, когда тот пришел в себя, его снова поставили в строй. Это издевательство длилось с двух часов дня до самого вечера.

И так повторялось изо дня в день. Однажды Хекштоку донесли, будто партизаны собираются освободить мобилизованных рабочих. Тотчас же роту подняли по тревоге, а охранники приготовились к бою.

После этого случая режим стал еще строже.

ПЕРВЫЕ КОНТАКТЫ С ПАРТИЗАНАМИ

С помощью местного населения рабочие установили контакты с партизанами и стали готовиться к побегу. Правда, на это решалось лишь незначительное меньшинство. Многие продолжали колебаться. Необходимо было провести основательную разъяснительную работу для того, чтобы организовать побег к партизанам как можно большего числа людей, а в лучшем случае — всех. В тех условиях было трудно проводить широкую политическую пропаганду, и все же решившиеся на побег к партизанам рабочие пытались убедить колебавшихся в том, что обратной дороги домой нет и что судьба всех отправленных на Восточный фронт рабочих одинакова.

Однако некоторые в рабочих ротах еще верили поступавшим из дома сообщениям, будто бы «батальон направлен в СССР по недоразумению», будто бы владыка Ириней Джирич и депутат Милан Попович требует его возвращения на родину. Политически зрелые рабочие, а таких было большинство, не воспринимали подобные заверения всерьез. Они знали, кому служат владыка Ириней и Попович. Это особенно хорошо понимали, например, старый профсоюзный работник из Нови-Сада Душко Георгиевич, учитель из Шайкаша Момчило Крклюш, навсегда запомнивший новисадскую тюрьму, допросы и отношение хортистов к сербам в Бачке. Дальнейшие события подтверждали правоту тех рабочих, которые заявляли, что без борьбы нельзя надеяться на возвращение домой.

Однажды в июле 1943 года рабочих снова погрузили в вагоны. Никто толком не знал, куда их отправляют. Севернее города Коростень железнодорожные пути раздваивались. Одна магистраль шла на юг — в Венгрию, до которой было далеко, а вторая вела на северо-восток, на фронт, в неизвестность. Состав повернул на северо-восток. Всем сразу стало ясно, куда их направляют. А разве можно было ждать чего-нибудь другого? С присущим ему цинизмом ротный командир предсказал рабочим их дальнейшую судьбу: «Я привел на фронт четыре еврейские роты, и ни один человек не вернулся домой. То же самое ждет и вас».

Впереди к паровозу были прицеплены два старых вагона, которые должны были спасти состав в том случае, если колея оказалась бы заминированной.

Позже мы узнали, что партизаны собирались взорвать эшелон, но их своевременно предупредили о том, с каким «грузом» он шел.

Железная дорога вела на северо-восток. Из Украины через город Овруч эшелон попал в Белоруссию, в Полесье. Плодородная земля, равнинная местность. Вокруг прекрасные березовые леса. Большую площадь занимали болота. В этом районе действовало несколько партизанских отрядов.

Около города Мозырь состав пересек реку Припять. Недалеко от Калинковичей железнодорожные пути вновь расходились. Один путь вел на восток, в Гомель; второй — на север, в Могилев, а третий — на запад, в Пинск. Позже на этой территории вместе с белорусскими партизанами будут сражаться и югославы.

В ДЕРЕВНЕ АВРАМОВСКАЯ

От Калинковичей до Василевичей было не более 50 километров. Здесь эшелон с насильно мобилизованными рабочими свернул с основной магистрали и направился на юг, к районному центру Хойники, самому крупному населенному пункту между реками Припять и Днепр.

Возле деревни Аврамовская состав остановился на маленькой железнодорожной станции. Один из взводов 1-й роты остался на станции. Основная часть этой роты, насчитывавшей примерно 140 человек, разместилась в деревне Аврамовская, а остальные отправились пешком в Хойники.

До войны в Аврамовской находилась дирекция лесничества. Для рабочих лесничества и местного населения здесь был выстроен очень красивый деревянный клуб с большим зрительным залом, сценой и несколькими комнатами. Здесь могла разместиться целая рота. В комнатах поставили кровати для командного состава и охранников.

Неподалеку от клуба находились колхозные конюшни и сараи. Их переоборудовали под склады и разместили там возчиков. В здании железнодорожной станции расположилось венгерское воинское подразделение.

На территории этого района активно действовали партизаны, и поэтому начальнику местного гарнизона пришлось превращать станционные и некоторые другие постройки в опорные пункты. Построили также высокие сторожевые вышки.

Деревня оказалась целой, что было большой редкостью в этом районе Белоруссии. Насильно мобилизованные рабочие, поселившиеся в Аврамовской, сразу же привлекли к себе внимание оставшихся в этой деревне жителей.

Хортисты прекрасно понимали, к каким последствиям могут привести контакты между рабочими и местным населением, и запретили всякое общение с жителями. Жестокий и тупой командир роты заявил, что в случае невыполнения этого приказа виновным грозит военный трибунал. По венгерским военным законам за побег нескольких мобилизованных рабочих расстреливали каждого десятого из оставшихся. Естественно, эта мера применялась лишь к насильно мобилизованным рабочим. В самой венгерской армии такое наказание не предусматривалось.

Все это способствовало крушению иллюзий у отдельных рабочих относительно того, будто они выполняют здесь трудовую повинность. Каждый день их гнали на работу. По обеим сторонам железнодорожного полотна тянулся лес, служивший прекрасным укрытием для партизан. Угроза нападения вынуждала оккупантов вести постоянное наблюдение за полотном, оборудовать пулеметные гнезда. Для лучшего обзора деревья вдоль полотна местами вырубались до 100 метров в глубь леса.

Ротный не переставал ежедневно издеваться над людьми. Казалось, ему все нипочем, однако и в его поведении произошли заметные изменения. И хотя, наблюдая за рабочими, Хекшток, как и раньше, продолжал угрожать и осыпать их ругательствами, теперь он иногда вдруг стихал, замыкался в себе и ходил с печальным видом. Позже, когда была захвачена ротная документация, там обнаружили его неотправленное письмо жене. Он писал, что у него появилось предчувствие, будто они никогда больше не увидятся. Таким образом, даже он реально оценивал военную обстановку, положение венгерской армии в Белоруссии и на Украине и свое собственное.

Рабочие часто писали своим родным и знакомым, но ответа не получали. Все это не могло не оказывать определенного влияния на их настроение. В рабочих батальонах было много бывших крестьян. У всех постепенно созревало решение о необходимости как-то изменить свое положение, но не все осмеливались довериться друг другу. Некоторые, кроме того, боялись наказаний, которыми грозили фашисты за побег к партизанам, и склонялись к мысли подождать еще. Большинство же хотели поскорее перейти к партизанам.

Агитация в рабочих батальонах велась в основном в группах, образовавшихся по принципу землячества, близости взглядов и личных симпатий, возникших за время пребывания на принудительных работах.

Для установления контактов с партизанами рабочие начали осторожно вступать в разговоры с местным населением. Однако, опасаясь провокаций, крестьяне отрицали наличие у них каких-либо связей с партизанами. На ломаном сербско-русском языке мобилизованные рабочие говорили о своих симпатиях к народам Советского Союза, рассказывали о своей стране, о фашистском терроре в Бачке, Нови-Саде и других районах.