Командир полка

Харкус перелистал странички записной книжки: кажется, он ничего не забыл, сказано уже все. Захлопнув книжку, он встал и сказал:

- А теперь за работу!

Первым поднялся Пельцер, зажав в правой руке свернутый трубочкой план перевода техники на зимнее обслуживание, который Харкус так и не подписал. Войдя в кабинет, подполковник на миг остановился, затем повернулся и вышел с недовольным лицом, не удостоив никого даже взглядом. Его твердые шаги по коридору были слышны недолго. Майор Герхард и капитан Треллер загремели кофейными чашечками, понесли их в комнату фрау Камски.

Гаупт стоял у противоположного края стола, как раз напротив Харкуса, спокойно глядя на свои планы и документы, лежащие в раскрытой черной папке, затем его взгляд скользнул по столу, после чего Гаупт отодвинул стул и пошел к двери. Вот так же, молча и не глядя в глаза командиру, он уже однажды уходил от него. Было это два дня назад, у подножия высотки, после стрельбы первого артдивизиона. Все движения Гаупта, с того самого момента, когда он собирал со стола свои бумаги и укладывал их в папку, и до неторопливых шагов к двери, как бы выражали его полное безразличие ко всему происходившему в этом кабинете, куда, казалось, он и входить больше никогда не собирался.

Харкус сел и, закрыв рабочую тетрадь, сунул ее в ящик стола.

В кабинет вошла секретарша вместе с Герхардом и Треллером.

- О! - воскликнула она еще с порога. - Накурили так, что хоть противогаз надевай! И как только вы можете работать в такой атмосфере?! - Она раскрыла окна, собрала оставшуюся грязную посуду и переполненную пепельницу. Заглянула в оба кофейника и сказала:

- Тут еще осталось немного кофе. - И по очереди посмотрела на Вебера, на капитана Кисельбаха, который стоял позади стула заместителя командира полка по политчасти, ожидая чего-то, а затем и на самого Харкуса. - Выливать жалко, а сама я такой крепкий кофе не пью.

- Налейте мне немного, - попросил ее Харкус.

Секретарь партбюро полка Кисельбах наклонился к Веберу и о чем-то спросил его. Вебер согласно кивнул и, сунув сигарету в пепельницу, затушил ее энергичным нажимом.

В ходе совещания Кисельбах, еще молодой офицер с внимательным взглядом голубых глаз и непокорными прядями волос на затылке, говорил очень мало, зато много писал в своей тетради. Подойдя теперь к Харкусу, он протянул майору руку. Кисельбах был первым, кто после окончания совещания протянул майору руку, чтобы попрощаться.

Харкус ответил на крепкое мужское рукопожатие.

- До свидания, товарищ Харкус, - сказал офицер и быстро вышел из кабинета.

Майор Герхард тем временем аккуратно скатывал в трубочку составленные им планы.

- Итак, - проговорил Герхард, отвешивая Харкусу поклон, - приятного аппетита.

Дверь начальнику штаба полка открыл Треллер, заметив, что обе руки у него заняты.

- А что сегодня на обед? - полюбопытствовал Вебер.

- Печенка, - ответил Треллер с порога. Капитан был бледен и от него немного пахло лекарствами. - Печенка с луком и жареным картофелем.

- А где же удалось достать печенку? - поинтересовался Курт.

- У Валенштока, в обмен на корм для свиней.

И он вышел из кабинета следом за Герхардом. Харкус выпил остывший кофе и подошел к окну. Он чувствовал: Курт хочет поговорить с ним о только что закончившемся совещании. Харкусу и самому хотелось об этом поговорить, потому что последние три часа он чувствовал себя не в своей тарелке.

- Послушай-ка, - начал первым Курт (услышав его голос, Харкус повернулся лицом к нему), - Ильзе спрашивала меня, почему мы поспорили.

- Откуда она это взяла?

- Ты уже трое суток здесь, а к нам еще не зашел.

- Ах, вот оно что!

- Так когда же ты к нам заявишься?

У Харкуса не было особого желания идти в гости, но, вспомнив Ильзе, живую и веселую супругу Курта, которая всегда принимала его, как брата, ответил:

- Добро, сегодня вечером зайду.

- Как обычно, ужинать будешь у нас.

- Хорошо, как обычно, - согласился майор.

Курт встал, какое-то мгновение в нерешительности постоял, взявшись обеими руками за спинку стула, затем повернулся и пошел к двери.

- Итак, до вечера, - проговорил он и вышел. Вскоре шаги Курта стихли в конце коридора. Майору казалось, что Курт вернется к нему в кабинет. Но Курт не вернулся. Майор услышал, как входная дверь захлопнулась за ним.

Майор смахнул со стола табачные крошки и подошел к пульту переговорного устройства. Достаточно было нажать клавишу на панели или же, сняв телефонную трубку, набрать номер Курта и позвать его к себе, чтобы поговорить с ним о результатах только что закончившегося совещания, прежде чем звонить полковнику Венцелю. Харкус понимал, что он должен поскорее позвонить Венцелю, чтобы кто-то другой не опередил его и с пристрастием не рассказал полковнику о совещании.

Харкус откинулся на спинку кресла и задумался.

«Совещание прошло успешно, - мысленно докладывал он полковнику. - Выполнение запланированных мероприятий идет полным ходом. Дополнительно в план боевой подготовки включены следующие мероприятия: за две недели, оставшиеся до конца учебного года, поднять по тревоге с целью проверки боевой готовности несколько батарей и штаб полка, с тем чтобы иметь более полное представление о боевой подготовке части и иметь возможность запланировать на новый учебный год комплекс необходимых мероприятий. Конечная цель: к десятой годовщине Национальной народной армии добиться высоких показателей в боевой и политической подготовке».

Майор встал и заходил по комнате от стола к двери, за которой фрау Камски что-то отстукивала на пишущей машинке.

При слове «успешно» майор невольно подумал о том, с каким видом Пельцер, Гаупт и даже Вебер покинули его кабинет. При словах «идет полным ходом» он вспомнил, что пообещал премию в сто марок каждому артиллеристу, кто до конца учебного года уложится во все нормативы и выполнит стрельбы на «отлично». А каждый артдивизион, который хотя бы на день раньше срока закончит перемещение боевой техники, получит премию триста марок. И хотя Харкус приказал работать даже в субботу, с переводом техники все еще не было закончено. Против работы в субботу возражали поголовно все, против поощрения премиями - Гаупт и Кисельбах.

В конце концов Харкус сказал, что это приказ, и на этом дискуссия закончилась. Особенно сильное возражение встретило его предложение в ближайшее время поднять по тревоге несколько артиллерийских батарей и штаб полка. Против этого предложения выступали все, даже капитан Треллер и майор Герхард, который, покраснев как рак, стоял, склонившись над своими многочисленными планами, разложенными по всему столу.

- Зачем все это?

- Если проверять, так что-нибудь одно!

- Одними проверками мы ничего не добьемся: конец будет плачевным, а начало нового учебного года - еще хуже.

- За две недели нам никак не удастся сделать то, что не было сделано в полку за целый год.

- Такими рывками мы только еще больше разрозним людей, но ничего не добьемся.

Каких только высказываний тут не было! Самые противоречивые, однако ни одно из них не казалось Харкусу убедительным и не поколебало его решений.

Мысленно Харкус уже отказался от того доклада, который он готовил для полковника Венцеля. Теперь уже хотелось доложить по-новому. Венцель такой человек, которого не удовлетворят общие фразы. Он, как обычно, снимет очки, положит их на стол и начнет расспрашивать, интересуясь мельчайшими деталями, которые в сочетании с другими вещами станут вдруг очень важными.

«Вы были единодушны, принимая решение? - спросит его полковник. - Достаточно ли твердо вы себя чувствуете, чтобы сделать все так, как задумали?»

Что Харкус ответит на это?

К единому мнению они так и не пришли, особенно в оценке первого артдивизиона. Гаупт, Пельцер и Вебер хотя и сдержаннее других, но все же выступили в защиту дивизиона, несмотря на аргументы Харкуса относительно того, что артиллеристы не уложились в нормативы. Ему возражали, говоря, что ни артдивизион, ни полк в целом не в состоянии за одно тренировочное занятие показать нужные результаты.