Страница 101 из 119
Там, вдали, бой принимал все более затяжной характер, но мы пока никого не видели. Наконец из-за кустов появился один из наших разведчиков, который бежал в нашу сторону и кричал:
— Там идут цепью немцы! Скорее отходите в лес!
— А где остальные разведчики? — спросили мы его.
— Все погибли, а я вот ранен.
И правда, из окровавленной левой руки у него сильно била кровь. Оказалось, что когда наши разведчики шли в сторону ближайшей деревни, то не заметили, что в одиночных окопчиках, тщательно замаскированных в кустарниках, сидели немцы. Они подпустили наших разведчиков почти вплотную к себе и открыли по ним огонь. А потом по команде поднялись из окопов и пошли сплошной цепью, чтобы прочесать этот лес, где находилась наша бригада.
Оказывается, мы опоздали, еще вчера здесь не было немцев, и мы могли бы свободно пройти и выйти из этого кольца, а теперь здесь уже была хорошо организована немцами блокада партизан.
Бригада, не имея боеприпасов, была вынуждена, не вступая в бой с гитлеровцами, поспешно снять свою оборону с опушки леса. Начался быстрый отход отрядов в глубину леса. Но теперь уже и справа также были слышны автоматные очереди фашистских солдат. Пули свистели и сзади нас, и справа. Среди партизан появились первые раненые. Была ранена в руку Валя Зелюткова. Саша Голиков, поддерживая ее под руку, шел рядом с ней. Боясь полного окружения бригады, идущие впереди нашей колонны партизаны свернули влево, углубившись в сильно заболоченный лес, который был затоплен весенней паводковой водой. Немцы нас все больше прижимали к этому болоту. Пришлось распрячь коней и бросить свои повозки. Партизаны, местами по грудь в холодной болотной и паводковой воде, шли цепочкой, растянувшись километра на два в этом болоте. Местами, где весенняя вода бурно текла по канавам, приходилось строить переправы из подручных материалов и проходить эти глубокие места по ним. Немцы в болото за нами не пошли и перестали стрелять.
Так мы шли часа четыре, все время петляя по этим затопленным паводковой водой местам, изыскивая такие, где еще можно было пройти по болоту. Если утром было солнце, то сейчас появилась на небе сплошная низкая облачность, и, того и гляди, мог пойти дождь. Но такая погода для нас была спасением, так как был нелетный день и вражеская авиация бездействовала. Если бы был солнечный день, то нам пришлось бы туго. Гитлеровским летчикам с самолетов было бы легко нас обнаружить среди этой водной глади, и тогда мы были бы хорошей мишенью для самолетов противника.
Двигаясь в этой цепочке партизан, я плохо соображал, куда же мы идем. Но все шли, и я шел вместе с Николаем Агапоненко и Шурой. За нами следом шли и остальные бойцы отряда. Все трое мы были невысокого роста, поэтому нередко почти захлебывались в этой глубокой воде. Рядом с Николаем шла его верховая лошадь. Джульбарс не пошел в болото, а остался в лесу. Теперь он, наверное, нашел себе новых хозяев — немецких солдат. В руках, подняв их вверх, я нес свой автомат и полевую сумку с документами отряда и с трофейной картой.
Совершенно окоченевшие от холодной воды, страшно уставшие и голодные, мы наконец выбрались из болота на опушку сухого хвойного леса. Заплечный вещевой мешок, в котором был наш НЗ, промок. Сухари превратились в какое-то месиво, а подмокшая колбаса не могла больше храниться. Пришлось разрешить партизанам использовать его. К вечеру выглянуло солнце и потеплело, мы все были рады этому теплу. Костров больше не разжигали, так как боялись неожиданного налета фашистской авиации.
На другой день штаб бригады выслал разведчиков, чтобы разыскать другие бригады и связаться с ними. Просохшие за ночь, мы лежали на моей плащ-палатке и делились впечатлениями прошедшего дня.
— Вот мы и окончательно попали в эту западню. Чего я очень боялся, то теперь уже случилось, — сокрушенно заметил Агапоненко.
— Подожди, Николай, не отчаивайся. Мы пока еще живы, поэтому что-нибудь придумаем, — пытался я утешить своего командира. — Надо провести тщательную разведку во все стороны блокады. Может быть, за рекой нет немцев.
— А ты знаешь, Володя, сейчас Березина разлилась на десятки километров, и форсировать ее будет просто невозможно, даже если и нет на той стороне реки немцев.
— Да, ты, пожалуй, прав, через реку будет перебраться очень трудно. Я вспоминаю, как мы в детстве строили из бревен плоты и катались на них по разливу полой воды реки Клязьмы, отталкиваясь длинными шестами. Она разливается по заливным лугам на многие километры.
— Ну, там у вас заливные луга, а здесь болото, — возразил Николай.
— Но я все же не верю тому, что везде немцы окружили нас. Здесь столько болот и лесов, что где-то, возможно, и нет их.
К вечеру вернулись разведчики. Они сообщили, что все бригады нашей зоны, в том числе заслоновцы и леоновцы, расположились километрах в десяти восточное нас. Немцы пока их не тревожат, остановились на большаке Лепель — Борисов и дальше не идут. Через наших разведчиков Леонов вызвал к себе комиссара бригады Игнатовича и начальника штаба Руколя. Мы с большим нетерпением ждали их.
Только к вечеру другого дня вернулись Игнатович и Руколь. Собрав всех командиров и комиссаров отрядов, Игнатович доложил нам сложившуюся обстановку. Оказалось, что заблокировано немцами очень много бригад не только нашей зоны, но и других партизанских зон. Тяжелые бои идут в Ушачском районе, где у партизан имелась мощная, заранее подготовленная линия обороны. Немцы наседают со всех сторон с танками, самоходными орудиями, а с воздуха ведет бой против партизан немецкая авиация. На западной стороне реки Березины тоже идут бои местных партизан с наступающими с запада немцами. Обстановка для всех нас была чрезвычайно тяжелая, почти катастрофическая. Немцы поставили перед собой цель уничтожить целую армию партизан в наших зонах. Продовольствие у нас кончилось. Голодные, мы можем продержаться неделю, от силы две. Леонов B. C., командир нашей партизанской зоны, послал несколько радиограмм в Штаб партизанского движения о нашем тяжелом положении, а оттуда передают: «Держитесь, пока есть возможность», и больше ничего.
— На совещании командиров бригад было принято решение, — сообщил нам дальше Игнатович, — провести всеми бригадами массированный штурм немецкой блокады в одном из районов большака Лепель — Борисов. Завтра к исходу дня мы должны скрытно подойти к большаку, а ночью штурмом прорвать линию блокады и вырваться из кольца окружения. Поэтому приказываю подготовить всех партизан к походу в сторону большака и к бою.
Уходя с этого совещания, Агапоненко шепнул мне:
— Ну, вот и навоевались. А теперь будем штурмовать, когда все это можно было сделать раньше, пока у немцев не было еще создано оборонительных рубежей. А сейчас что такое штурм? Это потеря огромного числа партизан. И еще вопрос, удастся ли нам прорвать тщательно продуманную линию обороны с дотами и таким вооружением, каким сейчас располагают немцы? В общем, гиблое это дело, идем на верную смерть.
Я понимал правильность рассуждения нашего командира и все же лелеял надежду, что нам удастся прорвать линию этой блокады.
Утром 8 июня 1944 года наша бригада двинулась в сторону большака Лепель — Борисов. Обоза теперь у нас не было, так как мы оставили все повозки в лесу еще тогда, когда уходили от немцев в это болото. Поэтому все отряды бригады шли, неся на себе только оружие. Боеприпасы у нас были только те, что находились у каждого партизана в сумке. У меня была половина диска патронов к автомату и пять патронов в нагане. Всего этого боеприпаса мне хватило бы на несколько минут ожесточенного боя. До большака было километров 20. Часа через два мы соединились с другими бригадами нашей зоны. Колонна партизан с обозами и местными жителями, которые также из леса двинулись вслед за нами, растянулась километров на 8–10 по единственной дороге, которая проходила по заболоченному лесу. Я посмотрел в конец колонны нашего отряда. Увидел лица хорошо знакомых мне партизан. Многие из них от недоедания и сильной усталости как-то почернели и сильно осунулись. Вот идет командир взвода и отличный пулеметчик Егор Евсеев, которого партизаны дружелюбно прозвали за высокий и могучий рост Егором «Малюткой». А вот идет всегда веселый и жизнерадостный Петр Захаров — бывший беспризорник. Когда-то в детские годы он был воришкой-«карманником», а теперь самый лучший партизан отряда и командир взвода. Родился Петр и жил в Москве, а потому партизаны так и прозвали его Петька «Москвич». А вон там, в хвосте нашего отряда, идут неразлучные друзья Владимир Егоров, наш командир хозвзвода, и его друг Франц Питч, немец-коммунист, стойкий антифашист.