Страница 25 из 48
Тем временем Мартин возвратился и провел врача к роженице другим ходом.
Все что мог сделать врач, — это дать заключение о причине смерти жены. Преждевременные роды со смертельным исходом для роженицы вызваны ударом в живот.
Получив плату за вызов, врач ушел, а Мартин Вадсен с дочерью на руках склонился над постелью жены. Она словно бы уснула после тяжелого непосильного труда.
Перед глазами норвежца встали картины из их жизни.
После женитьбы Мартин Вадсен получил небольшой участок земли, часть которого была завалена камнями, а часть покрыта болотными кочками. Сколько труда было вложено, сколько пота было пролито, чтобы клочок суровой земли стал плодородным, чтобы построить дом и обзавестись скотом! Одному богу ведомо!
Зажили они с супругой довольно-таки сносно, не жаловались на судьбу, надеялись, что придет время и у них появится наследник.
Но вот весной 1940 года в их страну ворвались враги. Они прожорливой саранчой объедают крестьян, бесчинствуют, угрожают, бросают людей в концлагери.
На земле Мартина Вадсена и его односельчан немцы устроили военный аэродром, лошадей и коров забрали. Мартин и его жена стали работать в подсобном хозяйстве немецкой военной части.
Так нежданно-негаданно потомок гордых викингов, свободный норвежский крестьянин превратился в немецкого раба.
За годы оккупации Мартин Вадсен ссутулился, походка его стала настороженной, голова втянулась в плечи. Ему еще не было и тридцати лет, а выглядел он пожилым человеком.
И вот новое испытание.
В среду жена еле-еле прибрела домой и, не раздеваясь, легла в постель. Чем-то она не угодила немецкому солдату — надсмотрщику над рабочими подсобного хозяйства — и он в злобе ударил ее кованым сапогом в живот. Наутро она уже не могла встать. А в пятницу оставила новорожденную сиротой.
— Дьяволы в человеческой коже, — скрежеща зубами, простонал Мартин. — Запомните, придет время, рассчитаюсь за все.
В раздумьях о своей судьбе Мартин забыл о человеке, которого оставил в соседней комнате и который нуждался в его помощи. Норвежец встрепенулся, встал. Оставив дочку на попечение старой соседки, а Комлева вновь уложив в постель, пошел за надежным человеком.
3
Приближался рассвет. На горизонте появилась густая синева, первый предвестник скорой зари. В этот ранний час в комнату вошел мужчина лет пятидесяти, высокого роста, широкоплечий, длиннолицый. На нем поношенное коричневое пальто, фетровая шляпа, полуботинки. При входе неизвестного рука Комлева невольно потянулась под подушку, нащупала пистолет.
— Многие лета, — поздоровался незнакомец по-русски и представился: — Эдгард Хансен. Как ваша нога?
Приподнявшись на локте, Никита спросил:
— Вы врач?
— Я инженер, но это неважно, — осматривая рану, ответил незнакомец и покачал головой. Обращаясь к хозяину, он что-то произнес, и тот, кивнув головой, вышел.
Эдгард Хансен придвинул плетеный стул к койке, поудобнее уселся на нем и коротко рассказал о себе.
— Я работаю инженером на заводе в Киркенесе, я живу недалеко отсюда, в своем доме. Мой дом стоит на берегу озера, окнами смотрит на Россию. Каждый день я вижу русскую землю и вспоминаю Мурманск, в котором когда-то жил и работал. В молодости я был рыбаком, много лет плавал с русскими в Баренцевом и Норвежском морях, ловил рыбу. Русские — хорошие парни. Эдгард Хансен сделал паузу и ею не замедлил воспользоваться Никита Комлев.
— Участники экспедиций Руаля Амундсена, мои соотечественники Александр Кучин и Геннадий Олонкин очень хорошо отзывались о норвежцах, с которыми им довелось многое пережить. А теперь я сам вижу, что за люди норвежцы.
— Спасибо комплимент. Как у дедушки Крылов: кукушка хвалит петуха, а он кукушка, — ответил Эдгард Хансен. — Но это между прочим.
Вернулся Мартин с какой-то жидкостью в бутылке и с бинтом. Промыв рану, Эдгард сделал перевязку. Боль в ноге сразу стала утихать.
— Ну как, идти, наверное, не сможете? — снова обратился он к Комлеву.
— А что?
— Видите ли, — немного смущаясь, начал Хансен. — Могут зайти сюда наци с проверкой и тогда... Петля ему будет, — кивнул он в сторону Мартина.
— Да-да, мне все понятно, — перебил Комлев. — Я уйду, конечно. Передайте хозяину большое спасибо за помощь.
Свесившись с койки, он стал доставать сапоги.
— Куда вы, куда? — тревожно спросил Эдгард.
— Вы не беспокойтесь, на улице еще темно. И если даже встретят меня немцы, они не узнают, что я вышел отсюда.
— Погодите, вы меня не поняли! Я хотел перевести вас к себе, пока еще темно. У меня будет безопаснее. Видите ли, наци в нашем приходе спалили церковь, но справлять религиозные обряды не запрещают. Верующие теперь собираются в моем доме, поэтому посторонний человек не вызовет подозрения у полицаев.
Молча и удивленно наблюдал Вадсен за этой сценой. Но вот он быстро-быстро заговорил с Эдгардом, а потом знаками стал показывать Комлеву, чтобы тот лежал спокойно.
— Мартин говорит, что вы останетесь у него. Он сказал, что по вашему означает, как это... за много бед один раз отвечают, Но я все же считаю, что на время похорон и крестин вам надо уйти.
...Для Комлева началась кочевая жизнь. Несколько дней он жил в мезонине у Эдгарда Хансена, потом в шалаше у Оскара Мунсена, у того самого озера, на противоположном берегу которого виднелись русские сопки. Здесь его навещал только Мунсен, рыбак и охотник. Коренастый, с огрубевшим широким лицом, чистым открытым взглядом, в кожаной куртке, широкополой шляпе моряка, в больших сапогах он словно был высечен из гранита. Комлев уверился в том, что именно этот человек поможет ему выбраться на родину.
Как-то при беседе, еще в мезонине инженера, Оскар Мунсен сказал:
— Монге так русик флювер 11.
— Кого и за что вы благодарите? — поинтересовался Комлев.
Эдгард Хансен перевел вопрос. Отвечая на него, Оскар Мунсен рассказал, как они однажды охотились за пушным зверем, заплыли в русские воды к острову Колгуеву. Разыгрался шторм, норвежцы попали в тяжелое положение, и гибель казалась неизбежной.
— Русс флювер Михей, — тут Оскар наморщил лоб, что-то вспоминая.
— Михеев Иван Васильевич, — подсказал Комлев.
— Да, Васильевич Михеев Иван, — оживился Оскар. А Эдгард Хансен закончил рассказ за своего друга:
— Русский летчик Михеев Иван Васильевич обнаружил норвежских охотников, а подошедшие по его сообщению корабли подняли их на борт.
...Когда суета и хлопоты в доме Мартина Вадсена утихли, Комлев опять перебрался к нему.
4
Здоровье Комлева восстанавливалось быстро, и он все чаще и чаще подумывал о возвращении на родину. Эту мысль он однажды высказал своим друзьям.
— О, путь далекий и трудный. Для этого нужно еще полечиться, — ответил Оскар.
— Хорошо. Я умею ждать, — не без горечи согласился Комлев.
Проводив друзей, Комлев думал о чудесных людях, норвежцах, которых так мало знал раньше.
Последней из комнаты вышла Ранди Танг с уснувшим на руках маленьким сыном Туриком.
Знакомство Комлева с ними произошло в мезонине дома Эдгарда Хансена и его жены фру Лотты Хансен — сухощавой, с больными ногами и больным сердцем дамы.
В его каморку вошла маленькая хрупкая женщина. Коротко подстриженные волосы и немного вздернутый нос придавали ее лицу выражение озорства, но красивые глаза смотрели грустно.
Улыбаясь, она прямо направилась к Комлеву и выложила из старенькой кошелки пачку немецких сигарет, коробку спичек и небольшой бумажный сверток. Сидевший на ее руках трехлетний бутуз потянулся было к нему, но мать довольно строго прикрикнула. Укоризненно посмотрев на нее, Комлев развернул пакет, в котором оказались бутерброды, и дал один ребенку. Потом поманил мальчика к себе. Тот охотно перебрался на колени к незнакомому дяде.
11
Большое спасибо русскому летчику.