Страница 99 из 186
И Енукидзе и Бубнов приветствуют возобновление «Горе от ума».
Вот бегло мои мысли. Обнимаю Вас и всем сердцем желаю сил и спокойствия.
Вл. Немирович-Данченко
499. Н. П. Россову[978]
19 сентября 1934 г. Ялта
19 сент. 34 г.
Ялта
Дорогой Николай Петрович!
Передо мною два Ваших письма, на которые я не ответил. Случилось это так. Первое письмо мне подали в день моего отъезда из Москвы за границу. Ответить я не успел. Захватил с собой, а за границей увидел, что в моей телефонной книжечке с адресами Вашего адреса нет. А Бокшанской, у которой имеется Ваш адрес, уже не было в Москве. Второе же письмо пришло в квартиру, когда я уже уехал из Москвы…
{424} Во втором Вы просите привезти Вам альбом исторических костюмов. Ясно, что я не мог уже исполнить эту просьбу.
В этом же Вы пишете, что я «побоялся уронить свое достоинство» и потому не пришел на Ваш спектакль. Николай Петрович! При всем моем уважении к Вам должен предупредить, что все подобного рода подозрения я буду оставлять без ответа. Никогда не думал, что мне могут приписывать такое мещанское поведение.
Первое письмо — по поводу заметки моей о героизме на сцене. По правде сказать, я уже немного забыл.
Ваше предположение, что редакция изменила мой текст, неверно. Строки все мои от слова до слова.
Все, что Вы пишете в письме об идеалистичности, о ярких индивидуальностях и пр. и пр., — все верно. И сразу становится все неверным, когда этими великолепными словами маскируется самая вздорная ложь на человеческое сердце, человеческую мысль, все человеческое существо. Когда музыкальность, ритмическая речь, пластика обращаются в бездушную форму представляльчества. Когда все облечено в дымку такого лживого пафоса, что не только замыслы актера, но и образы автора становятся необыкновенно далеки душе зрителя. А приближение к душе зрителя, к его восприятию, вовсе не умаляет размахов идеализма. Без него сценическое создание обрекается в лучшем случае на холодное любование, а не заражение.
Так же как под громкими словами «правда», «жизненность» мещанская идеология протаскивает на сцену грубую фотографию и дешевую сценическую сноровку, так под словами «поэзия», «идеалы», «всечеловеческое» маскируется красивая болтовня.
Об этом можно долго спорить. Я думал, что все уже переспорено. Оказывается, нет. Думаю, что из спора надо выделить какие-то объекты, около которых всякий спор смолкает…
Почему Вы думаете, что, если бы Вы начали писать, что Вам хочется, это не было бы напечатано? Думаю, что место найдется. В особенности написанное Вами, как актером — заражавшим своим пафосом, а не порхавшим в стратосфере.
Жму Вашу руку. Вл. Немирович-Данченко
{425} 500. К. С. Станиславскому[979]
20 сентября 1934 г. Ялта
20 сентября 1934 г.
Дорогой Константин Сергеевич!
В дополнение к моей телеграмме посылаю более подробную мотивировку.
Основным пунктом реорганизации является устранение Сахновского. И как следствие этого — автоматическое расширение прав Егорова. Я нахожу ошибкой и то и другое[980].
Я считаю Сахновского единственным среди людей театра человеком, который может объединить заведующих отдельными частями в художественном управлении нашего театра. Сам по себе культурный, образованный и театральный, он успел хорошо изучить Ваше искусство и мои приемы; он очень работоспособен; он единственный, который может заменять нас во всех ответственных выступлениях без риска, что наши литературные, художественные, общественные и специально-театральные идеи будут искажены или вульгаризированы. Я бы прибавил еще — он достаточно обстрелян, чтоб не повторять своих ошибок. Словом, я не вижу никаких — ни художественно-административных, ни личных, ни политических поводов для его устранения. Подчеркиваю «политических», потому что подозреваю в этом пункте неверно данную Вам информацию.
Что касается его малой популярности в труппе, то делать какие-нибудь выводы из этой крайне колеблющейся величины рискованно. Недовольство заведующими художественной частью — явление в современных театрах гораздо более глубокое, чем это кажется, и распространено оно по всем театрам, кроме тех, где управление находится в руках самих создателей.
Остаются конфликты между ним и Егоровым. Эти конфликты я хорошо знаю. Если вина за какие-нибудь из них и была на стороне Сахновского, то разве лишь вина в его излишней подозрительности к поведению Егорова. Большинство же конфликтов происходило по вине последнего: Николай Васильевич[981] часто держит себя в театре не как зам-директор, а как зам-Станиславский. Я это даже испытал на себе. Но ни этому, ни конфликтам между двумя зам-директорами я не придавал {426} решающего значения. От нашей мудрости зависело бы всегда, ценя обоих, улаживать их столкновения.
Вы резко становитесь на одну сторону. Тройка, призванная заменить Сахновского, каковы бы ни были достоинства каждого из ее членов, все равно должна возглавляться в бесконечном множестве повседневных вопросов. Вы не можете брать это на себя; стало быть, хотим мы этого или нет, а решать в конце концов будет единый теперь зам-директор Егоров.
Отдавая Николаю Васильевичу должное, решительно не вижу в нем качеств, дающих право на вмешательство в художественную область. При этом было бы большой ошибкой отрывать его от административно-хозяйственных дел. Там вовсе уж не так все замечательно. Кроме финансовой и бухгалтерской частей, остальные не на такой высоте, как этого хотелось бы. Разбухлость аппарата; типичная картина устарелого казенного учреждения, где из года в год создаются новые штаты для подпорки слабо работающих старых; медлительность; отсутствие инициативы и гибкости; у нас нет даже до сих пор дома отдыха… Притом же Н. В. всегда жалуется на то, что он перегружен, да он и действительно не крепок по здоровью… (А тут еще Вы собираетесь устранить Леонтьева!!)
Что касается остальных лиц, привлекаемых в реорганизации, то тут я ничего не могу сказать ни за, ни против. Мелькают мысли, жаль, что Кедров будет отнимать свое время от режиссуры и сцены… Можно ли надолго поверить в союз людей, которые вчера еще так резко отгораживались один от другого?..
К сожалению, и морально от Вашей реорганизации веет победой той группы, которая вела травлю против Сахновского…
Чего я боюсь в этой реорганизации? Не вспышек протестов. Нет. Труппе, я думаю, все это так надоело, что она примет равнодушно всякую позицию. За небольшими исключениями, которые будут довольны. Боюсь я, во-первых, ляпсусов, мелких, повседневных, боюсь конфузных публичных прорывов и боюсь многочисленных пристрастий и несправедливостей. Две крупных уже совершаются — устранение Сахновского и бьющее в глаза придирчивостью отношение к Леонтьеву. {427} Кстати, все пункты обвинения его я знаю и — после моих многочисленных опросов — почти все считаю опровергнутыми. Причем имел самое категорическое заявление прекраснейшего отношения к нему подавляющего большинства актеров.
Признаюсь, у меня на Ваше возвращение были другие расчеты[982]. Я берег установленную Вами структуру, чтобы потом совместно, спокойно, но стойко разглаживать острые враждебные столкновения. В моем понимании наша мудрость должна заключаться в умении заставить людей работать так, как надо для дела. Для нас ценны и те и другие, и у тех и у других имеются достоинства и недостатки. Решительных преимуществ за собой не имеют ни те, ни другие. «Не могут ужиться друг с другом» — непристойная для серьезных людей, любящих дело, отговорка.
Я считал нашей трудной и неэффектной обязанностью требовать такого отношения к делу, где каждый работник уважал бы труд другого и без чванства боролся бы со своими собственными недостатками. Ради дела.
В театральном, полуистерическом организме всегда найдутся группы, которые провоцируют нас на «перевороты». Чаще сами не понимая, что творят зло: «Вы должны проявить настоящую твердую власть» и т. п. разжигательные стимулы. Вы удачно пишете в письме, что от Вас ждали «чуда». Да, потому что переворот имеет цену, когда новое действительно лучше старого, а если этого нет, то приходится мечтать о чудесах.