Страница 56 из 143
И все-таки надо строить, надо строить, надо строить!..[543]
Считаю, что этот вопрос будет в предстоящую зиму одним из важнейших в моей сфере. Вы мне скажете, с кем надо разговаривать, и я стану разговаривать.
Лухмановой я незадолго до Вашего письма написал. Противоречия не могло произойти с Вашим письмом к ней. Она принадлежит к числу тех отребьев крыловской эпохи театров, когда переводчики считали себя авторами[544]. Шут с ней!
Моя пьеса[545]…
Произошло много перемен.
Молчу до поры до времени.
Потапенко я уже два раза писал: в апреле и за неделю до отъезда из Москвы, когда послал ему свой деревенский адрес.
Читаю пьесы Мериме — французский писатель начала нынешнего [описка. — Ред.] века.
Получил письмо от Чехова[546]. Пишет, что при постройке театра надо сделать комнату, которая будет называться «авторская». Письмо бодрое и веселое. Неужели Ольге Леонардовне удастся оживить его?
Обнимаю Вас.
Вл. Немирович-Данченко
105. А. П. Чехову[547]
16 июня 1901 г. Усадьба Нескучное
Дорогой Антон Павлович!
Дело с театром, т. е. вопрос о постройке опять затормозился. С подрядчиком, предложившим строить, мы не сошлись {240} в условиях. Очень уж он хотел нажить. Мы могли бы скоро прогореть.
Тем не менее напряжение, с которым я взялся наконец за это дело, не пропало даром. Во-первых, теперь мы более готовы в смысле всяких соображений, планов и расчетов. А во-вторых, точно на зов, получили еще два предложения. Но обсуждать их сейчас некому. Алексеев уехал на Кавказ, а я, как ты знаешь, хочу написать пьесу[548].
Я совсем отвык писать. Скоро забирает лень. А кроме того, перо отучилось писать так, как требует мысль и образ. Трудно его разгорячить, так оно стало холодно и рассудочно.
С тех пор как я приехал в деревню, я выкурил уже 400 папирос, а у меня все еще нет ни одного законченного акта.
Как я тебе пошлю «хоть один» акт? Это очень неудобно. Отложим уж до августа!
Твое письмо от 6‑го июня я получил сегодня, 16‑го[549]. Десять дней! Посмотрел я на карте, где вы. Далеко! Ехать в Аксеново из Больше-Янисоля 5 суток с лишком. Значит, письма ходят дней 6 – 7 между станциями.
От Потапенко ничего не имею, но жду. Думаю, что он еще не написал пьесы, а пишет.
Боборыкин написал. На днях получу.
Что же нового в театре? Ничего, не известного вам.
Ваша женитьба наделала в Москве очень много шума. Мне рассказывали, что о ней говорили решительно во всех кругах. Даже Трепов спрашивал меня и закончил: «Дай ей бог всего хорошего». И таким трогательным тоном, хоть бы и не обер-полицмейстеру впору.
Вишневский смешил рассказами, как он ждал тебя к чаю как раз в то время, когда ты усаживался в вагон[550].
Три или четыре газеты (а может быть, и больше) выпустили ваши портреты. Сколько я мог прислушаться, вас провожали одобрения и хорошие пожелания
Разъехалась труппа, как всегда, дружно, с поцелуями. В последние дни кончали репетиции «Утки» и «Крамера»[551]. Отношения у меня с Алексеевым лучше, чем когда-нибудь, {241} и напомнили труппе времена возникновения театра. Это бывает всегда, когда я энергично беру все дело в руки. А весь май я так отдавался театру, как давно уж этого не было.
Какая у вас погода? Здесь очень жарко, но хорошо. Ночи очень хороши. Лунно, тепло, прохладно. Лунные ночи на юге — выше этого ничего не знаю.
До свидания. Обнимаю тебя и шлю привет Ольге Леонардовне. Жена обоим вам кланяется.
Твой Вл. Немирович-Данченко
106. П. П. Гнедичу[552]
Ноябрь 1901 г. Москва
Дорогой Петр Петрович!
Левкеева просит у меня разрешения на постановку «Дяди Вани»[553]. Ничего не имею против того, чтобы «Дядя Ваня» шел на Александринском театре. Мои товарищи по дирекции Художественного театра также не хотят препятствовать этому. Но как вы устроитесь с Театрально-Литературным комитетом? Левкеева, может быть, не знает, что Комитет потребовал переделок, на которые Чехов не согласен[554]. Поговори с Теляковским. Причем умоляю об одном — устроить так, чтоб не подвергать Чехова новым обидам. Предоставляю это твоему и Теляковского такту. Суть нашего исключительного права на драмы Чехова не столько в материальных интересах, сколько именно в защите его художественных интересов.
Затем, если ты с Теляковским устроите это дело, то, во-первых, постановка «Дяди Вани» на частных сценах (кроме, конечно, наших спектаклей) остается по-прежнему не разрешенной и, во-вторых, казенная дирекция будет платить Чехову обычные 10 % с валового сбора.
Сообщи мне, пожалуйста, о результатах всего этого.
Жму твою руку.
Вл. Немирович-Данченко
Письмо это сохрани как документ.
{242} 107. В. В. Лужскому[555]
Ноябрь – декабрь 1901 г. Москва
Милый Василий Васильевич!
Не навещаю Вас, потому что думаю, что Вы больше всего нуждаетесь в покое. А пишу это письмо, чтоб поддержать Вас со стороны дел театральных. Знаю Вашу беспредельную преданность театру и деловитость в отношении к нему, а потому уверен, что мысль о том, что теперь делается в театре, о том, как мы выпутываемся из обрушившегося на нас горя и забот, причиненных Вашей болезнью, — все это, конечно, может волновать Вас.
Трудно нам, конечно, очень, спектакли, конечно, пошатываются — слишком Вы ощутительная величина в театре[556], — но живем! И, бог пошлет, будем жить. Будем кряхтеть, скрипеть в ожидании Вашего выздоровления, — но, бог даст, дотянем. Этим не волнуйтесь. Относитесь к напавшей на Вас беде терпеливо и помните только, как крепко нужно Ваше здоровье, и Ваши силы, и Ваше бодрое, всегда жизнерадостное настроение всем нам.
Обнимаю Вас.
Ваш Вл. Немирович-Данченко
108. А. П. Чехову[557]
Середина (14?) декабря 1901 г. Москва
Милый Антон Павлович!
Ольга Леонардовна шепнула мне, что ты решительно принимаешься за комедию[558]. А я все это время собирался написать тебе: не забывай о нас! И чем скорее будет твоя пьеса, тем лучше. Больше времени будет для переговоров и устранения разных ошибок.
С своей стороны, мы — ты знаешь — всячески стараемся вознаградить тебя. Если спектакль иногда не совсем таков, какие у нас должны быть, то ничего с этим не поделаешь: {243} театр! Театр — то есть ежедневные спектакли. Без компромисса ничего не поделаешь. Если бы давать только высокохудожественные спектакли, то пришлось бы число их сократить вдвое и еще более находиться в зависимости от меценатства.
Что касается материальной стороны, то это дело для тебя стоит, кажется, совсем хорошо. Отвечаю за то, что за эту зиму с великим постом ты не получишь менее 7 тыс. из Художественного театра.
Репертуар ты получаешь и потому знаешь, когда идут твои пьесы. Сборы отличные. Редко спускаются до 900 с чем-нибудь. Твои пьесы делают на круг за 1 100 р. Играют всегда с удовольствием.
Словом… пиши пьесы! Пиши пьесы!
С театром дело, кажется, наладится. Вернее всего, снимем на 12 лет театр Омона (в Газетном) и перестроим его по нашим нуждам. Веду переговоры, осматриваю, провожу свободные часы с архитектором и пр.
Моя пьеса налаживается. Через неделю играем. Пришлю тебе телеграмму об успехе ее (или неуспехе)[559]. Постановка оказалась сложнее, чем думали, и репетиции сильно перебивались то болезнями, то «Штокманом», отнявшим целую неделю репетиций.
Жду от Горького пьесу. Черкни ему, пожалуйста, чтоб выслал как можно скорее. Сейчас же после моей приступим к ней. Пока набираем материал. Я сам пересмотрел три квартиры, из которых две — разжившихся маляров. Кроме того, поручил Баранову, Тихомирову и ученику режиссерского класса Савинову собирать внешний материал мещанской жизни[560].
Как твое здоровье и настроение? Ходят упорные слухи в среде врачей, что ты приедешь после праздников или к новому году. Очень я хотел устроить так, чтобы Ольга Леонардовна могла поехать к тебе на несколько дней. Ничего не могу сделать! Досадно мне самому до того, что совестно смотреть ей в глаза. А она, бедняжка, кажется, очень на это рассчитывала. Если ты приедешь, без всякого ущерба для здоровья, мне на душе будет легче.