Париж между ног

Раздосадованная на себя, свое нескладное оправдание и самое главное — на то, что обидела Мари своим враньем, я засобиралась рано спать. И вот же как? Без зазрения совести уснула как мертвая.

На другой день собираясь, мы отчего — то ругались. То я не довольна была своим видом и платьем, то тем, что она копошилась, не то надевала, и я ее в чем-то все обвиняла. Она все делала молча, но при этом каждый раз так загадочно на меня смотрела. Потом отворачивалась от меня и тяжело вздыхала.

Потом Игорю по телефону наговорила резкостей. Вообще себя не узнавала.

Со мной уже что-то происходило, а я все не понимала что это. Мало того, во мне словно чертенок зашевелился как в детстве, и можно сказать, что я впала в это самое настоящее детство. Так как опять руками во всю игралась в постели и все никак не могла с собой справиться, остановиться. Понимала, что так вести себя нельзя, но не могла себе отказать в этом и решила не сдерживаться.

Но при этом все, что ни делалось вокруг, все мне казалось, что делалось не так. Я поправляла, вмешивалась, но вместо того чтобы пройти мимо, придиралась. То к горничной, то к Мари. Понимала, но с собой ничего не могла поделать.

Потому приглашение Халиды вызвало во мне бурю восторгов и надежд. Надежд на что, спросите вы? А я и не знала! Просто для меня Халида — новое лицо, а от окружающих меня я уже устала, так мне тогда показалось. И даже в такси, которое мы заказали, я сама спровоцировала ее, отчего мы ехали и долго молчали.

Ну что я могу поделать? Рассуждала. Мне жалко Мари и вместе с тем я на нее злиться стала. А почему? Смотрю на нее и вижу, как она довольно скромно и тихо сидит рядом, и смотрит в окно. Ну что я к ней прицепилась, что? А мы довольно долго едем, потому что пока выбрались в пригороды, то много времени простояли в пробках. Наконец пошли парки, частные домики, промелькнул лес, и вскоре такси подвезло нас к красивым, чугунным и фигурным воротам какого-то старого парка.

Подошли. Никого, ворота закрыты. Мари обошла их.

— Нет никого, может вернемся?

— Как это вернемся? Зачем же мы сюда так долго ехали? Нет, давай подождем еще.

И мы, как два расфуфыренных пупсика, топчемся перед воротами, привлекая к себе внимание посторонних мужчин, что нам то светом фар подмигивают, то клаксоном подадут сигнал, мол, девочки идите к нам. Наконец вижу, как из глубины сада едет машинка для гольфа, а в ней сидит рядом с водителем Халида. Нас увидела и издалека приветливо машет рукой. Мне приятно и я, забывая о Мари, кричу ей.

— Привет Халида! Мы здесь сюда! Сюда!

О как мне приятны ее прикосновения, в которых снова улавливаю от нее чудесный и незабываемый аромат. О, как она хороша, и мне все в ней нравится: и то что она что-то говорит, даже то, что я не понимаю, но и это мне нравится тоже. Мари неохотно переводит, сторонится Халиды и все время осуждающе на меня смотрит, особенно на мои восторги по поводу перевода ее слов.

Она говорит, что мы сейчас во владениях такого-то ее друга, маркиза. У него вот эта собственность и бизнес успешный, а еще он меценат и любит все новое в искусстве. Потому у него часто выступают артисты, которых он приглашает и которых щедро одаряет. Вот и сегодня гостей немного. И потом говорит о том, что хозяин очень культурный и очень свободный ценитель искусства, потому у него можно увидеть такое, чего не увидишь нигде. Она говорит, а я с нее глаз не свожу. У меня перед глазами все время ее лицо. Я смотрю на нее так, что она, смущаясь, улыбается мне, а Мари замечает мои откровенные взгляды и все больше хмурится, в раздражении некрасиво отводит в сторону лицо.

Халида, как всегда элегантно одета. На ней легкий выходной серый костюмчик с жакетом в тусклую и еле заметную полоску и такая же в полоску юбка, темнее по тону, но довольно красивого диагонального кроя. В вырезе жакета красивая шелковая блузка, светло-фиолетовая, в тон ей из карманчика на груди выглядывает уголок красивого нежно-фиолетового платочка. Туфли того же фиолетового тона на невысоких каблуках. Во всем ее облике чувствуется заботливая рука, и от нее так и веет непреодолимым желанием. Особенно — от облаченных в темно-фиолетовые чулки ее великолепных и суховатых немного ножек манекенщицы. Она перехватывает мой взгляд, и как мне кажется, специально для меня садясь, еще выше подтягивает край юбки, еще больше обнажая свои аппетитные изящные ножки, которые на мгновенье волнительно расходятся в стороны при посадке, а следом соединяются и отклоняются в сторону от меня.

Мои наблюдения не остаются ей не замеченными. Она улыбается довольная. И не только она замечает мои взгляды, но и Мари, которая все мрачнеет с каждой новой улыбкой ко мне от Халиды.

Довольно красивый парк, а за ним в глубине старинное двухэтажное здание под высокой крышей перегораживает нам путь. Выходим, оглядываюсь, красиво вокруг и мне нравиться просто жуть!

Потом как всегда бывает: нам выделили на двоих апартаменты внизу на первом этаже, а потом попросили подняться на второй этаж.

В большом зале парадном и украшенном портретами, гобеленами, зеркалами нас представляют небольшому обществу из десяти человек. Хозяин-довольно симпатичный средних лет весельчак и красавец француз с небольшим брюшком, крупным носом и всей своей подвижной и живой фигурой-задает тон общения за столом.

Нас с Мари сажают рядом, а Халида садится рядом с хозяином, напротив, на пустующий стул. На столе уже видны следы от съеденных ранее блюд, стоят тарелки, приборы, очень изящные и красивые. Все шумно приветствуют тост хозяина за меня Мадам-руссо и Мари. Пьем очень вкусное вино, закусывая устрицами, причем я ем их впервые и во всем смотрю, как с ними справляются все они. Я ковыряюсь не очень умело, Мари чуточку подталкивает коленкой, мол, смотри как надо и ловко справляется с очередным моллюском. Я пробую, но не очень-то у меня получается, а тут следующий тост за искусство и прекрасных ценителей. Причем я слышу, как Мари, наклоняясь, переводит, но как мне кажется не все. Потому что она пару раз замолкает, комкает слова, особенно о том, что в искусстве все должно быть естественно, а женщина тем более и еще о чем-то в том же духе. Но я ее слушаю в полуха, так как все время стараюсь увидеть на противоположном конце стола Халиду, ее глаза, запоминаю ее плавные и ловкие жесты. Вот и сейчас, пока произносят очередной тост, я, поднимая бокал, смотрю на ее лицо, рассматриваю разрез ее глаз, очертания губ, отмечая про себя, что они мне с каждой минутой все больше нравятся. Особенно, когда она смеется, и в уголках ее рта расходятся тонкими линиями маленькие и симпатичные складочки, обнажая ровные и белые крепкие зубки. Ох! Как же я жду эту женщину, как я ее желаю! От напряжения, увлеченности созерцания ее запаздываю с бокалом в руке, чем невольно обращаю на себя внимание окружающих. Потому, чтобы выкрутится, говорю в адрес радушного хозяина комплемент о его гостеприимстве, теплом приеме. Все, слушая перевод Мари, кивают одобрительно, а потом снова пьют, но уже все вместе со мной. Потом я уже чувствую, как атмосфера настолько теплеет, что уже все вокруг начинают болтать громко и смеяться чьей-то шутке, реплике и уже за столом наступает такая минута, когда можно вставать и ходить. Я не успеваю проделать и шага, так как ко мне подходит Халида, опуская мне на плечо свою нежную и горячую руку. А потом громко, чтобы все слышали, объявляет, я только уловила, что мне успевает быстро перевести Мари. Что, мол, она предлагает выпить теперь за всех красивых женщин, особенно таких, которые так удивительно похожи на девочек, как в детстве, из-за своей красивой косы. Я выпиваю, а Халида наклоняясь, под крики одобрения окружающих целует меня в губы на глазах у всех. Этот откровенный поцелуй сбивает с толку, возбуждая во мне смелость, надежду. Я отчего-то краснею, прячу лицо, а потом, когда слышу громкие выкрики хозяина и его гостей по этому поводу, вижу обращенные ко мне их разгоряченные лица, вскакиваю и быстро иду к двери под одобрительные смех и выкрики в мой адрес, как я полагаю.