Париж между ног

Горячая рука вдруг соскальзывает с бедра и следом сжимает, обжигает грудь, стискивает, стягивает в сторону, вверх, вниз и если бы не бюстик, то бы и сорвала, скомкала бы мою грудь как лист, а мне только бы еще раз это почувствовать от нее! Я не слышу никакой музыки, хотя от нее грохот, я не вижу никого вокруг, хотя рядом все те же чьи-то горячие касания к моему телу от чьего-то третьего лица. Следом, в районе левой скулы смачное, горячее, мокрое, мягкое касание, потом оно сползает в сторону рта… Я сама, сама… Сознание вспышками… Но губы, ее губы…

Тело словно взрывается ей навстречу, словно оно растекается по ней. Оно, мое тело уже не мое, а ее, наше с ней, и ее, оно тоже со мной. От всего этого, от касаний, нажимов рукой на груди, положения втиснутой, вставленной ноги, и ее ищущих наслаждения губ я взрываюсь….Задыхаюсь… Наслаждаюсь… Словно проваливаюсь, хотя чувствую, что стою, прижатая, стиснутая ее ненасытным телом. Секунда, две, три… Рот тонет, губы до боли расплющены на наших губах, рот мой открывается, и я вся в ощущениях и касания ее языка. Секунду боремся, обжигаемся языками, обмениваясь влагой ртов, горячими выдохами, затем стискивая, сминая губы до боли касаемся, впиваемся…. Еще, еще… Удары зубами… Вот ее язык, теплый, упругий и настойчивый, заполняет мой рот, сметает безвольную преграду моего мягкого, ослабевающего от желания языка. Вот он коснулся неба, прошелся по деснам, смял, сокрушил во мне всякий разум. Я все, все, я готова отдаться! Я уже не могу, меня распирает желание. Волна ото рта, неба, языка входит вглубь меня, вливается, разливается по телу… Ну, же? Ну?….Секунды — вечность. Бегут, бегут… Одна, две, три… Ну же, где ты?…

Внезапно губы ее покидают, мою грудь прекращает тискать ее рука, пропадает, тело ее отлегает, следом музыка громко врывается, и мое сознание возвращается… Я растоптана, смятенна… Но, где, где же она? Куда, почему, открываю глаза и в полутьме различаю приближающийся силуэт.

— Бест! Бест! — Слышу, мне кричит Мари. — Бест! Идем скорее! Идем домой, ты слышишь?

— Ты что такое говоришь? Почему уходить? Зачем? Это мне? — Кричу ей, хотя за теми же вспышками ее всю не вижу, а только большой силуэт прямо передо мной.

— Тебе! Тебе! Бест! Бест!

Следом по телу, зацепила, ухватила своей рукой и потянула куда-то за собой. Я за ней как пьяная. Пытаюсь отыскать глазами ее, Халиду, бросаю взгляд в кромешную темноту с надеждой ее увидеть. И что? Что? Почему не вижу ее? Вижу другое. Что, что?

Рядом ударяет луч синего светового потока, в нем вижу, как слились две женские фигурки и прижались как это только что делали мы. Следом, успеваю выхватить и заметить, как они ласкают тела своими извивающимися и нетерпеливыми руками. Рядом сидит, обернувшись ко мне спиной кто-то, на ногах у другой и тоже ее целует. Да, что же это? Что? А где же она?

Мари тянет и тянет меня за собой, а у меня от увиденных сценок в голове словно вспышки нереальных видений. Вот они, трое, двое, обнялись, прижались, слились, стоят и целуются сразу все. Я хочу видеть все до конца, голову поворачиваю следом, от того, что Мари меня тянет за собой, они исчезают за чужими головами. И я, словно тряпичная кукла, волочусь за ней, понимая, что все для меня, все закончилось на сегодня…

А где? Где же она? Где?

Мимо проплывает танцпол. Среди всех этих подвижных тел не вижу ее. А вижу все время только их всех и все время почему-то их, одних женщин и только их. Таких веселых, радостных, потных, высоких и низких, но только женских.

Вырвались, выволоклись на воздух и тут же я припала к стене, согнулась пополам, меня замутило. Я подняла лицо, вижу Мари перед собой. Она стоит передо мной и внимательно за мной смотрит. Но глаз ее из-за темноты не вижу, только догадываюсь я, что она осуждает меня.

— Мари. — Говорю тихо. — Уведи отсюда, меня мутит от чего-то.

Теперь я увереннее шагаю за ней. Хотя я раздета, без плаща я и она, но мы молча, проходим мимо стоящих, нетерпеливо ожидающих разрешения для входа туда женских тел. Они с любопытством рассматривают меня, особенно мою косу. Наконец-то я вспомнила и о ней. Мы отходим все дальше и дальше, и хоть город, машины шумят, но мой слух отходит от какофоний звуков, и наконец-то, я Мари говорю.

— А где мы были? Объясни мне, что это значит все эти танцующие девочки? Кто они?

Мари быстро идет рядом, тянет молча меня за собой. Я иду, соображаю.

— А ну постой! Стой, говорю! Мы что же были в клубе для лес….

— Тише, тише! Ну, что ты кричишь? Кругом же люди! И так им хватает зрелищ, а тут еще ты со своим прозрением, правда довольно поздним! Но хорошо хоть прозрела, наконец, и ты!

— А ты?

— А что я? Я же тебе говорила, хотела сказать, рассказать…

— Ничего ты не хотела! Не ври мне! Я же тебя просила все мне сказать. Ведь просила, просила? Эх ты, а еще подруга называешься.

— А я тебе хотела сказать, но ты сразу меня перебила и ей свидание сразу же стала назначать! Ты что же ее полюбила? Ну, скажи мне? Это правда? Ты с ней танцевала, я видела, а потом куда вы делись? Куда Холида пропала? Нет, ты скажи! Скажи мне правду! Хотела с ней? Зачем ты с ней? Ты ее хотела? Так?

— Ну что ты запричитала, так да не так? Какое твое дело? Ладно, идем уже домой. А который теперь час? — Ворчу недовольная.

Недовольная еще от того, что она меня оторвала, отволокла, оттянула от нее. Недовольная на себя, что я зачем-то ушла, безвольно позволила ей увести себя, потянулась следом за Мари, недовольная, что не долюбила, не доцеловала ее, которую так хотела! Особенно недовольная на себя, потому что впервые поняла, что я только сейчас, поздно, на чужбине ощутила себя женщиной сполна под ее ласками и поцелуями.

Сюрприз Халиды

Звонок Халиды не на шутку встревожил Мари. И она, сбиваясь и путаясь впервые в словах, рассказала мне, чего хочет опять от нас Халида. Нас приглашают на открытие сезона музыки шансона в доме маркиза, фамилию, имя которого не запомнила. Но так как вечеринка носит конфиденциальный характер, то она просит не распространяться

И я стала успокаивать Мари, даже посмеиваться над ее опасениями насчет нашей следующей встречи с Халидой.

Про себя я, конечно же мечтала, встретиться и снова восстановить те ощущения близости, которые уже наметились между мной и Халидой. Даже больше скажу, мне не терпелось увидеть ее, и я все никак не могла представить себе, как стану с ней разговаривать, общаться после того, что было в клубе.

Мне не хотелось для подобного общения задействовать Мари и посвящать ее во все тонкости моего общения. Более того я стала подумывать о том, чтобы на время выскользнуть вообще из-под ее опеки и тогда уже вместе с Халидой… Но опять возникал вопрос моего общения, места, времени. В этих раздумьях меня и застала Мари.

Она как-то странно, снова таким долгим взглядом провожает меня, сопровождает, как бы расспрашивает, стараясь вызвать мою реакцию на это неотрывное слежение за мной.

Я перестала обращать внимание на нее, и прозвучавшие слова стали для меня откровением.

— Халида хочет тебя соблазнить, потому готовит тебе сюрприз. Думаю, что она знает, что я ей могу помешать. — Я к ней обернулась, от неожиданности ее слов смущаюсь. Она продолжает гвоздить меня словами.

— Но ты меня не поддерживаешь, а, наоборот, холодно отталкиваешь от себя и подыгрываешь Халиде. Скажи, у тебя что-то с ней произошло вчера на танцах, в клубе? Вы только танцевали и все? Не было между вами такого, что меня волнует, и за что я переживаю? Ответь мне! Ну, не молчи?

А я словно прибитая ее словами, отчего-то смутилась и растерялась. Вместо твердого ответа стала ей что-то мямлить насчет того, что с ней я только танцевала два-три танца, а потом рассталась. Соврала, что Халида ушла в туалетную комнату, а мне стало нехорошо там, на танцполе, и я отошла к краю. По-видимому, врать у меня не получилось так складно, хотя я старалась, потому что Мари еще раз так внимательно посмотрела на меня, а затем довольно холодно распрощалась и вышла.